Маскарад в лунном свете - Майклз Кейси - Страница 17

Вильям Ренфру, граф Лейлхем отвернулся от окна и небрежно кивнул, приветствуя сэра Ральфа Хервуда.

— Может, и так, Ральф, — тихо ответил он, садясь на диванчик с изогнутой спинкой, стоявший в середине комнаты, — спина выпрямлена, ноги твердо упираются в пол, — но, во-первых, я, в отличие от Милтона, не закрываю глаза на реальную действительность, а во-вторых, наша, как ты ее назвал, империя возникнет в результате планирования и решительных действий, а не в результате воззваний к Богу или Дьяволу.

Он улыбнулся, давая сэру Ральфу понять, чтобы тот сел рядом.

— Ну а как дела у тебя этим прекрасным утром? Наверное, полон хороших новостей о нашем грядущем успехе?

— Не совсем так, Вильям. Американец бесполезен. — Сэр Ральф откинулся на подушки, положив ногу на ногу.

Его лицо с правильными, но лишенными индивидуальности чертами, приняло выражение, которое при внимательном рассмотрении можно было бы назвать хмурым. Вообще-то лицо сэра Ральфа было настолько невыразительным, что, глядя на него, невозможно было определить, умен этот человек или нет, испытывает ли он в данный момент страх, удивление или какое-то совсем другое чувство.

Сэр Ральф, давно пришел к выводу Вильям, был подобен чистому листу бумаги, на котором можно было писать все что угодно, гадая о том, что же спрятано внутри. Если, конечно, кому-то хотелось копаться в таких глубинах, но большинство подобного желания не проявляло. В этот эгоистичный век проще было предположить, что сэр Ральф был просто покладистым человеком, верил в то же, во что верили и вы, чувствовал так же, как и вы, хотел того же, чего и вы. Никому, за исключением Вильяма, не пришло бы в голову заподозрить сэра Ральфа в том, что у него есть хоть какое-то честолюбие.

В этом он был и похож и непохож на него самого, размышлял Вильям, ожидая, когда сэр Ральф выскажется более подробно. Вильям отдавал себе отчет, каким он кажется окружающим, какое впечатление производят его смуглое красивое лицо, появившаяся в последние год-два на висках седина, аристократические черты, образцовый экипаж и безукоризненные манеры. Но как бы долго и внимательно вы ни вглядывались в его красивое лицо, вы все равно не поняли бы, что он за человек на самом деле. Даже Ральф Хервуд, друг детства, не знал этого.

Сэр Ральф как нельзя лучше подходил для роли его помощника, являясь идеальным доверенным лицом, а при необходимости и превосходным дублером. Он был способным конспиратором, умел командовать людьми и внешне производил впечатление лидера их маленькой группы, но, как и любой другой, он не был незаменимым. Он сам этого не знал, зато знал Вильям.

Любого можно заменить и от любого можно избавиться.

От любого, за исключением женщины, предназначенной ему в супруги. За исключением Маргариты.

Вильям сложил длинные пальцы пирамидкой и посмотрел поверх них на сэра Ральфа. Судя по всему, Ральф сказал все, что собирался, относительно Томаса Донована.

— В чем дело, Ральф? Ты, что, сегодня утром только выносишь вердикты и ничего больше? Может, ты устал и не можешь пояснить свои слова без подталкивания с моей стороны? Ну что ж, я поставлю перед тобой прямой вопрос: почему американец бесполезен?

— Потому что он невежественный осел, — ответил сэр Ральф, пожимая плечами. — Не представляю, почему Мэдисон прислал его, если только не предположить, что американский президент играет с нами, вовсе не желая ввязываться в то, что в некоторых кругах может быть расценено как сомнительные тайные операции. Я имею в виду переправку в Америку оружия и денег, предназначенных на военные цели, что, безусловно, ослабит наши войска. И это в то время, когда мы находимся в состоянии войны с Францией. Да, думаю, даже Бонапарт не счел бы это забавным. Вспомни, что случилось с Бенедиктом Арнольдом, Вильям. Он заслужил всеобщее презрение, когда попытался передать Уэст-пойнт Клинтону. Не далее чем на прошлой неделе Стинки рассказал мне, как он и несколько его приятелей устроили как-то несколько лет назад выпивку и, нагрузившись как следует, отправились помочиться на могилу Арнольда.

Лейлхем аккуратно поправил лацканы визитки.

— Не будь вульгарным, Ральф, — проговорил он со вздохом. — Будь конкретным. Что именно в поведении этого американца привело тебя к мысли, что он, как ты выразился, невежественный осел?

Сэр Ральф встал и начал расхаживать по персидскому ковру, лежавшему перед диваном.

— Перри говорит, что невежество — это недуг, который поражает ирландцев еще во чреве матери. И хотя Донован, безусловно, еще не успел оторваться от своих ирландских корней, ответ, думаю, не так прост. — Он остановился и проницательно посмотрел на графа. — Видишь ли, я не считаю, что Донован глуп. Напротив, я нахожу его весьма толковым. Но он подходит к делу так, словно это игра, своего рода забавная проказа, и это показывает его невежество. Понимаешь, Вильям?

— Я понимаю, что этот самый Донован осознает то, чего не понимаешь ты. Ему нечего терять, Ральф. Как только мы приведем наш план в действие, как только мы закончим наше дело с ним, наш американо-ирландский заговорщик вернется к себе в Филадельфию и будет там в полной безопасности, в случае если наш заговор раскроют. А мы одним только своим обращением к Мэдисону показали, что Англии грозит опасность изнутри. Американцы ничего не проиграют, как бы все ни обернулось.

Граф медленно поднялся, подошел к шератонскому зеркалу, висевшему над комодом, и уставился на свое отражение.

— Я бы предпочел, чтобы они не осознавали нашей уязвимости. Это осложняет все дело.

— Да, — согласился сэр Ральф своим обычным ровным тоном, так что граф не знал, испуган он или торжествует. — И еще тот факт, что наш коварный мистер Донован высокомерно заявил о своем намерении соблазнить Маргариту Бальфур до конца нынешней недели. Ловкий сукин сын. Я из достоверных источников знаю, что за время своего пребывания здесь он вскружил голову не одной дебютантке нынешнего сезона, так что это не пустое хвастовство. Вильям? Вильям, ты меня слышишь?

Вильям Ренфру не ответил. Он не двигался. Он не дышал. Он не желал никак реагировать. Он просто смотрел на свое отражение в зеркале и видел, что, несмотря на выработанную с годами привычку не выдавать своих чувств, его левое нижнее веко задергалось в нервном тике.

— Доброе утро, дедушка. Что-то ты рано встал сегодня. И выглядишь как новенький шиллинг в этом новом жилете.

Маргарита поцеловала сэра Гилберта Селкирка в лысину и, повернувшись к буфету, принялась накладывать себе на тарелку еду из стоявших на нем серебряных блюд. Положив щедрую порцию омлета и двойную порцию бекона, она, зажав в зубах тост, уселась напротив сэра Гилберта и улыбнулась ему, не выпуская изо рта все еще теплого хлеба.

— Я вижу, ты надела костюм для верховой езды, — заметил сэр Гилберт рокочущим густым, будто идущим из самой глубины его довольно объемистого живота голосом. — Придется мне попросить Финча, — он улыбнулся дворецкому, который бесшумно вошел в этот момент, чтобы налить Маргарите дымящегося кофе, — передать на конюшню, что, возможно, понадобится моя лебедка, чтобы подсадить тебя в седло. Ты положила себе столько, что хватило бы целому батальону на неделю.

— Хорошо, сэр, — сказал Финч, отходя от стола, — я прослежу, чтобы ваше распоряжение было выполнено немедленно.

— Попробуй только, Финч, — вмешалась Маргарита, вынимая изо рта тост, — и я расскажу Мейзи, какими влюбленными глазами ты смотрел на новую горничную, убирающую наверху, когда она наклонилась, чтобы поднять ведро.

— Мисс Маргарита! Мейзи замучает меня нравоучениями и, чего доброго, заставит слушать проповедь из этой ее книги, которую она таскает в кармане. Вы этого не сделаете.

Комнату огласил раскатистый смех сэра Гилберта, от которого угрожающе задрожала посуда.

— Черт возьми, Финч, не осложняй своего положения и не проси ее чего-то не делать. Конечно же, она это сделает. Этот ребенок жить не может без каверз.

Финч быстро ретировался под хихиканье Маргариты, которая затем повернулась к деду. Этим утром сэр Гилберт выглядел очень хорошо.