Стража (СИ) - Радин Сергей - Страница 65

Вадим не спешил.

— Игрушка…

Он вспомнил линейку на своём столе. Да, высота Кубка сантиметров тридцать. Вадим покачал чашу и обнаружил, что она легко свинчивается с ножки. Кроме того, не считая резьбы, делящей предмет на две части, Кубок полностью разукрашен тончайшим узором. И этой маленькой изящной безделушки из какого-нибудь музея боится Шептун? Может, попробовать ещё поискать? Но Ниро стоял на лестнице, почти у двери. Значит, Кубок тот самый?..

Чашу Вадим засунул в карман, ножку перетянул ремнём у основания и пристегнул к ножнам набедренного меча… Ну, всё… Можно идти. Нет. Как быть с теми, кто за дверью?

Но пёс спокойно сидел и ждал. Ни насторожённости, ни усиленного внимания к происходящему за пределами подземелья — ни одного признака, что за дверью кто-то поджидает. Так что же — ушли? Или Вадим неправильно понял, кто дёргает дверь?

— И думать не хочу.

Пальцы всё-таки разок дрогнули, когда отодвигал засов.

Кусты слева, кусты справа, впереди потрескавшиеся каменные плиты и нахальные пучки трав между ними. Луч фонарика дёргано, нервно выхватывал из тьмы подробности тропы, и вроде, ничего опасного не предвиделось.

Прямо перед глазами тянулась кленовая ветка. Что-то не то с листьями. Вадим старался и сосредоточить взгляд на кленовом листке, и держать под контролем прилегающую к часовне территорию. Вскоре сообразил, что гонится за двумя зайцами, и положился на Ниро, на его наблюдательность и насторожённость. Вот теперь можно заняться и листом.

Несообразность — в положении листа. Он вытянулся на длинной ножке горизонтально земле, точно рвался лететь с ветром. Ветра-то нет. Более того, Вадим нерешительно отогнул лист на предполагаемое место, и тот послушно оцепенел, хотя должен хаотично закачаться вместе с веткой.

И — тишина. Когда он бежал через город к кладбищу, тоже было тихо. Ветер, шелестящий листвой и травой, словно уснул где-то. Однако Вадим постоянно чувствовал в воздухе движение, пусть и слишком ленивое, чтобы считать его ветром. Вадим вспомнил, как отгибал ветви, прячась в кустах, как бежал по кладбищенской тропке, — и везде его сопровождали шорохи… Он провёл ладонью по кленовым листьям, удивлённо отмечая неожиданную твёрдость. И — снова тишина. Он опять не услышал ни звука.

Потом он шёл по тропе и пытался расслышать шаги свои и Ниро. Тщетно. Коленями и бедром он то и дело раздвигал травы и кусты — в мёртвой тишине.

Вот теперь в нём начала расти паника. Если он сначала удивлялся себе, не удивлённому при виде различных "ужастиков" в течение двух дней, то сейчас изменение единственной характеристики окружающего мира — отсутствия звуков — вызвало в нём почему-то знакомую тошноту. Сглатывая слюну и вдыхая ртом короткие порции воздуха, больше похожие на подавляемые зевки, Вадим убеждал себя, что происходящее нормально, что нормальный человек так и должен реагировать на ненормальность ранее привычного мира — физической тошнотой.

Он выбежал к огромной клумбе, длинной полосой тянущейся от обелиска с вереницей скамеек по сторонам. Если сейчас пройти мимо скамейки, он потом долго себе не простит. Минутка отдыха. Всего лишь минутка. Виновато и сердито косясь на Ниро, Вадим присел на скамейку, вытянул ноги.

Пёс, пробежавший было дальше, вернулся.

— Я только на минуточку… — начал Вадим и осёкся: Ниро рухнул набок и положил голову на лапы. "Бедняга! Хозяин думает исключительно о себе, драгоценном, но ни разу о псине, которая тоже не железная и нуждается в отдыхе".

Пенопластовое шуршание и постукивание возобновилось, едва он встал. Но Вадим уже знал, что происходит. Знание как будто вложили в голову, как раньше, время от времени, он понимал, что обладает знаниями и навыками, совсем не принадлежащими ему… Рвётся ткань пространства между мирами, и в мир Вадима прорываются твари, наподобие чудовищ возле универмага или шестиногов. Вот что значат шорохи.

А ещё остановилось время. Нет, не полностью. Скорее, оно замедлило течение, когда вплотную сблизились два мира. Или оно среагировало. Когда Вадим взял Кубок и тем самым остановил процесс сближения на определённой точке?.. Нет, ветка не шевелилась до того, как он нашёл Кубок.

Что бы там ни было, а твари до сих пор рвутся в город.

И это главное, что должен помнить Вадим.

Поэтому он предпочёл идти по проезжей части, нежели по пешеходной дорожке около домов. Пусть лучше задиристые пришельцы тысячу раз подумают, прежде чем осмелятся напасть на одинокого путника, хорошо видного на пустынной дороге, чем спровоцировать азартную атаку всем скопом на неосторожного, нечаянно забредшего в чёрные тени.

Короткий отрезок дороги к перекрёстку, а затем к мосту заканчивался. Уже виден дом за перекрёстком, сверху белый в лунном свете и чёрный от кустов внизу. Знать, что идёшь мимо тварей… А начало спуска к мосту… Твари будут прятаться с обеих сторон дороги.

Левая рука дёрнулась наверх, выполняя ещё не до конца осознанное желание Вадима. Но когда наспинный меч оказался в обеих руках, когда ладоням стало тесно и больно сжимать рукоять — она всё-таки предназначена для одной руки — и когда струйка горячего пота попала в глаз, Вадим понял, что счастливо улыбается, нежно прижимая к себе оружие.

Самоанализ надоел. Если поверхностно, думал Вадим, то здесь всё ясно: с мечом он всё же чувствует себя в безопасности. Пресловутое прикосновение к коже холодного металла? Ладно тебе, холодного. Меч тёплый, будто его с солнцепёка взяли.

— Ну, взял и взял, — тихо сказал Вадим, и Ниро оглянулся. — Назовём это инстинктом бойца. Может, там, впереди, драка предстоит. Но, честное слово, насколько приятно держать в руках эту железку.

Он плашмя прижал лезвие меча к горячей щеке и зашагал быстрее.

Вот перекрёсток, вот спуск к мосту.

Шаг энергичный, бодрый. Вот только дыхание подводит. Почему-то Вадим стал дышать, то и дело сбиваясь с придуманного ритма — привык дыхание соразмерять с шагами. Что-то внутри зашевелилось и зашептало тревожно, но пока невнятно.

Когда Вадим спустился к самому мосту, тот же инстинкт уже вопил, раскачиваясь набатным колоколом: "Сей-час! Сей-час!"

42.

Ноги неслись, подчиняясь недавнему приказу, послушно, как послушно тикают часы, заведённые только что. Приказа остановится не было, потому что идеально отлаженная система, называемая Вадимом, дала сбой. Обычным языком выражаясь, Вадим пребывал в шоке.

На мосту, прямо перед человеком, из ничего вылуплялись шестиноги. Холодный свет полной луны в их случае давал обратный световой эффект: вместо ожидаемого появления металлического оттенка на голой коже, тела лоснились цветом пережаренного мяса. Сейчас Вадим смог их хорошенько рассмотреть. Обтянутые той же пережаренной кожей, головы шестиногов напоминали обычную лампочку цоколем вниз, отчего их "лица" казались и страшной, и жеманной маской.

Стояли они на всех шести конечностях и, внюхиваясь в воздух от Вадима, тянули к нему "лампочки" с едва намеченным носом.

А Вадим никак не мог остановиться. Вроде бы, и Ниро отставал на полшага, словно ненавязчиво предлагал хозяину притормозить; вроде бы, и неуклонно густеющая толпа шестиногов должна если не напугать, то заставить решить, есть ли смысл идти дальше.

Но Вадим сейчас упорно варьировал лишь одну мысль: кровь из глазниц перестала сочиться, но это не значит, что на Зверя есть надежда в предстоящем бою. А бой будет. В чём — в чём, а в его неизбежности сомнений нет. И в бою он сможет положиться только на руки, а в целом — исключительно на себя самого.

И чем дальше он спускался к мосту, тем быстрее шёл. И не потому, что хотелось быстрее ввязаться в драку, а там — будь, что будет. На уровне солнечного сплетения рёбра горели, будто в кожу втиснули раскалённый камень. От того камня по всему телу шли странные волны, из-за которых хотелось содрать одежду и сбросить кроссовки, потому как одежда и обувь словно мгновенно пропитались сжигающим плоть ядом.