Стража (СИ) - Радин Сергей - Страница 61

Вопль повторился, высокий, странно знакомый. Только злобы в нём не ощущалось. Видимо, мысль о злобе стала первым впечатлением от крика. Скорее, недовольство. Нет, слабовато — решил Вадим. Не недовольство. Что-то другое. Раздражение? Уже близко…

Ниро влез в кусты и залёг. Вадим встал рядом на колени.

Всматриваться, что именно происходит, пришлось долго, поскольку увиденное сначала здорово ошеломило.

Два дома соприкасались краями торцов, образуя угол, ярко освещённый луной.

То, что Вадим принял было за людей, людьми не являлось. Длинное, голое тело, чуть дыбом, как у борзой собаки, поддерживалось шестью мускулистыми конечностями — не то мутированными лапами, не то недоразвитыми руками. Горбатый позвоночник заканчивался хвостом-обрубком, с кончика которого свисали клочья шерсти. Голов Вадим не разглядел: все трое стояли к нему задом.

Нелюди забавлялись. Позиция классическая: двое следили, чтобы игрушка не сбежала, — третий играл. Жертва шестиногов не считала себя ни жертвой, ни игрушкой. Она знала себя воином, и неплохо это доказывала. Доказывал. Он. Огромный, и не только из-за лохматой шерсти, чёрный кот с жёлтыми глазами разъярённо рычал на шестинога, изредка издавая — не злобный, не недовольный, понимал теперь Вадим, — боевой клич.

Шестиног играл с котом почти в человеческую игру. Он быстро выкидывал вперёд конечность, стараясь шлёпнуть по пушистой лапе, и немедленно её отдёргивал. Кот, в свою очередь, пытался достать голую нахальную лапу, почему и стоял на трёх своих, держа наготове четвёртую. Пока лучше получалось у шестинога. На глазах у Вадима и Ниро он несколько раз хлёстко ударил по кошачьей лапе — видимо, небольно, но обидно. Кот шипел, глухо рычал и подпрыгивал, когда, пятясь, неожиданно для себя упирался задом в стену дома. А шестиноги, в том числе и игрок, приплясывали на месте и время от времени испускали странные звуки, похожие на жутковатую смесь из плача и хихиканья. Внезапно игрок-шестиног с тонким визгом шарахнулся назад, тряся "рукой". Кажется, кот всё-таки достал его. И достал основательно. Вадим представил себе кошачью лапу с распяленными крючковатыми когтями и поёжился. Хорошее оружие.

Шестиноги больше не плясали. Игрок облизывал поцарапанную конечность, сам при этом почти по-кошачьи кивая узкой, стиснутой с боков, как у рыбы, головой.

Кот выжидательно следил за ним от стены. Он, наверное, понимал, что шестиноги пребывали теперь в отнюдь не благодушном настроении, потому как припал к земле, прижав уши, и лишь жёлтые глазища призрачно полыхали в лунном свете.

Шестиног перед котом замер, держа конечность на весу. Затем поднялась конечность парная. Тварь легко держалась на упоре остальных четырёх лап и сильно напоминала бы таракана, если бы не гибкость — немыслимая, почти бескостная пластичность всего тела. Тварь чуть повернулась сначала в одну сторону, затем в другую, неожиданно нежно что-то лепеча. Остальные откликнулись тем же умильным лопотанием. Вадим было обрадовался, что кот зря злится и боится и что твари оказались не твари, а тварюшки, но игривый шестиног внезапно резко выпрямился в позвоночнике на уровне второй пары конечностей. Будто бронированная гусеница, у которой каждый сегмент брюха закован в отдельный доспех. Передние конечности шестинога поднялись в жесте, каким фокусник предупреждает о явлении хорошо замаскированного чуда.

Вадим невольно ожидал прищёлкивания пальцев, хотя с такого расстояния трудно рассмотреть, есть ли у тварей пальцы.

"Щелчок фокусника" услышал даже он.

Удивление давно стало привычным чувством — составной частью напряжённого состояния Вадима. Настолько привычным, что он определял его уже впоследствии и лишь при условии, что удивление достаточно сильное.

Сейчас — оказалось.

"Фокусник" держал в каждой конечности пять тонких сверкающих лезвий. Когда лезвия на правой "руке" веерообразно, одно за другим, опустились, а затем снова поднялись, играя белыми лунными бликами, Вадим с удивлением, близким к неверию, подумал: "Вот и пальцы?"

Едва он всё-таки сообразил, что лезвия не пальцы, а когти ("Выдвижные?! — недоверчиво орало сознание. — Они что — мутанты?!" И кто-то мягко возражал: "А если это мутация для нас? В мире же Шептуна, наоборот, естественное состояние?"), едва сердце его сжалось — уже от сочувствия к котяре, как двое других шестиногов тоже блеснули вылетевшим из пальцев оружием, и вся шайка, визжа, налетела на жертву…

"Да они его в капусту порубят!"

Вадим рванулся навстречу короткому рычанию и… повалился лицом в ветки — споткнулся, зацепился за что-то. Этим что-то оказался Ниро. Он крепко держал хозяина за штанину.

Падая на колени — успел-таки выставить одну руку перед собой — и с треском ломая ветви, Вадим буквально горел в огне обиды. Он, несущий страшные силы, не может позволить себе такую мелочь — помочь бедняге, попавшему в безвыходное положение. Он старался отгонять от себя жуткие картины того, что сейчас происходит в углу, на стыке двух домов, — не мог. Окровавленные ошметья, влажные клочья упорно стояли перед глазами. Сгоряча он хотел попытаться выдрать штанину из зубов Ниро. "И ты, Брут! Тоже решил, что надо прикрыть кран, не растрачиваясь на всякую мелочь, вроде отдельно взятой жизни!" Ниро в ответ дёрнул настолько неожиданно и настолько сильно, что Вадиму пришлось заняться уже собственным положением, ибо свалился он так неудачно и неловко, что долгое время не то чтобы встать на ноги — опоры для рук не мог найти.

Выкарабкаться из положения полулёжа-полусидя на боку удалось с большим трудом. Вадим потерял бы гораздо больше времени, если бы его не подстёгивала жалость к коту и самоедское желание обязательно взглянуть, что там с бедолагой котом.

Ниро умудрился встать так, что оказался на пути Вадима. Злясь на новое препятствие, Вадим всё-таки отогнул пару веток и замер, созерцая новую неожиданность.

Картинка изменилась с точностью до наоборот. Кота не было. Было что-то огромное, бесформенное. Размером, если судить по боковым окнам домов, выше третьего этажа. А перед ним припали к земле твари — животами стлались по асфальту так низко, что шесть коленок торчали даже над головами. Вадим растерянно пытался высмотреть, блестят ли их передние конечности когтями-лезвиями, но вместо этого продолжал просто разглядывать шестиногов, повторяя про себя одну и ту же фразу: "Пауки… Как они похожи на пауков… И на людей…"

Чёрное, бесформенное шевельнулось. Да ещё как шевельнулось! Из громоздкой плотной массы стремительно вылетел чёрный сгусток и ударил ближайшего шестинога.

Вадим услышал короткий "вяк" — оборванный визг твари, и поспешно присел в кусте, через который перекинули шестинога: свист потревоженного воздуха, резкий треск задетых ветвей — шестиног с хлюпаньем распластался на дороге и, дёрнувшись разок, застыл.

Остальные даже не вздрогнули. Чёрное чудовище, видимо, загипнотизировало их чем-то. Тварей Вадим не пожалел, но о коте пригорюнился… Явившийся монстр, наверное, и не заметил, как раздавил лохматого бойца.

Чёрная масса шевельнулась — пока не убийственно, пока только сформировалась: от основного сгущения медленно проросло вверх что-то круглое с двумя наростами по бокам. Блеснули два странных круглых глаза: один полыхал глубоким жёлтым огнём — второй был безумен, потому что по еле проглядываемому жёлтому пространству ползли и расплывались кровавые слизистые потёки. И смотрело чудовище вторым глазом так, что мороз продирал Вадима по сердцу, хотя и мелькнула разок мысль: не со злости прищуривает монстр глаз — от боли. Но мысль странная, а кроваво-огненные глаза чудовища внушали настоящий ужас; и Вадим каменел среди ветвей, удерживая за ошейник Ниро, впервые легкомысленно тянущего посмотреть на опасность поближе.

Второго шестинога монстр просто прихлопнул. Легко! Вновь мелькнул сгусток, на поверку оказавшийся устрашающих размеров лапой, и шлёпнул по твари.