Стража (СИ) - Радин Сергей - Страница 52

Всеслав шагнул в сторону, испытывая чувство вины — и правда, разболтался, расхвалился… Заглушил переживания и сосредоточился на деле. Слегка на расстоянии от боевиков. Эти двое закрывали ему обзор и направленное действие.

Как в ситуации на кухонном столе, так и на перекрёстке более-менее уверенно на ногах держалась одна фигура. Остальные — кто сидел, кто лежал, скорчившись.

Материализуясь, стоящий одновременно будто ещё больше преисполнялся уверенности — и начал поднимать на ноги товарищей по несчастью. Те, постояв с секунду-другую, медленно падали — чаще на колени, медленно и с заметным подскоком, как подпрыгивают на земле старательно надутые воздушные шары, недостаточно тяжёлые, чтобы, упав, замереть неподвижно.

Зато застыл Всеслав. То, что для Вадима было мучительным дежа вю, для него стало воскресшей страницей прошлого.

К семерым шёл Андрей. Пошёл мягко, враскачку — как с детства привыкший ездить на лошадях; не современный молодой человек — стройный продукт цивилизации на данном этапе развития, а — полудикий кочевник, кривоногий и сгорбленный.

Каждое его движение — для Всеслава переворачиваемая страница.

… Вот он, не доходя до первых двух костров, оборачивается взглянуть на Чёрного Кира… Они втроём: Скиф Всеслав, отец Дионисий и Вадим (на нём шлем с мелкими частыми отверстиями для глаз на закрытом забрале) — въезжают во двор племянника местного князя. Их цель — узнать, почему именно с этой стороны больше всего появляется тварей из мира Шептуна. Навстречу вываливается из терема Чёрный Кир со свитой из пьяных, возбуждённых дружинников. За его левым плечом мелькает узкоглазое лицо Сеида (трансформация имени Сеид в дворовую кличку, понимает Всеслав, произошла под влиянием "Белого солнца пустыни"). Слегка удивлённый присутствием степного жителя, Всеслав пристально следит за кочевником, предполагая в нём лазутчика, пока отец Дионисий с укором не обращается к Чёрному Киру: негоже русскому человеку на манер древних латинян держать при себе раба. И только тут Всеслав замечает на шее кочевника деревянную колодку.

… Вот Андрей отворачивается, идёт между кострами. Его ладонь приподнимается словно бы коснуться огня, приласкать его. Большой лоскут пламени откликается — качнувшись, ответной лаской обводит бликами протянутые к нему пальцы… Перед самым выездом "посольства" Чёрный Кир устраивает им развлечение. В огороженном углу двора спускают с цепи двух медведей, туда же вталкивают человека. Дружинникам Чёрного Кира и медовухи пить не надо. Травля зверем человека — что может быть более опьяняющим?! Тогда "посольство" ещё не столкнулось с хаосом жутким полчищ Шептуна-Деструктора. Но что человек может сотворить ад на земле — в ту ночь им продемонстрировали в мельчайших подробностях: безумные маски вместо лиц, не крик — сумасшедший, раздирающий барабанные перепонки визг; разъярённый рёв голодных медведей — и жалкая человеческая фигурка в свете костров и факелов… И перепрыгивающий через тын Вадим с двумя мечами наголо. И снисходительный голос Чёрного Кира (на фоне бушующего ада его уравновешенность продирала холодом по спине): "Неужели ваш мальчишка думал, что я хочу лишиться лучшего моего раба?"

В глазах Всеслава Кирилл был достоин прозвища Чёрный: крепкий молодец лет тридцати с лишним, он ходил в чёрном, имел любовно ухоженную чёрную бороду (неуловимо походя на портретного Емельяна Пугачёва, — сейчас думал Всеслав. Вот только внешность Кирова разбойничья не имела той весёлой пугачёвской бесшабашности — "Или пан, или пропал!" — а была сродни чёрной гнили болотной, в коей умирает всё зелёное, живое). Но главное — Кирилл таил от всех, а может, даже и от себя, чернейшую душу… Но — внезапный его прыжок в самую гущу зверино-человеческой драки отогнать второго зверя… И единственный удар мечом, пока Вадим вытаскивал оглушённого, но живого Сеида из-под первого убитого медведя. И псих Сеид, совершенно замороченный своим страшным хозяином, целует ему ноги, едва очнувшись…

… Андрей превращается в чёрный, размытый силуэт, в тень, колеблемую горячим воздухом. Идёт он медленно, наверное страшась неоформленных фигур, которые всё ещё просвечивают…

Ушибленная в драке с подмёнышами рука Всеслава, вроде уже успокоенная, вновь заныла. Боль нудная, хоть и несильная. Всеслав прижал руку к животу, смутно надеясь, что боль пропадёт сама по себе. Не пропадала. Всё правильно. Следующих воспоминаний он не хотел. Но именно они самые яркие.

…Последний вечер полной луны. Точнее, последние два вечера. Два события из двух разных веков начали накладываться друг на друга, как накладывался облик первого Чёрного Кира, молодого ещё мужичка-разбойничка в богатом наряде, на облик второго — хищного крепкого старика, одетого с аскетичностью совершенного фанатика. В обоих случаях современному Всеславу Чёрный Кир напоминал бикфордов шнур, который на определённом отрезке пути разветвлён и подведён ко множеству ящиков с зарядами — к каждому из своей команды. Сеид как-то не вписывался в эту схему, но кто уцелеет среди взрывов?..

Последний вечер полной луны… Последнее посольство. Последняя надежда переубедить…

У ворот никого.

Как назвать это помещение в тереме? Старое название и не вспомнишь, быльём поросло. Горница не горница. Палата не палата. Но посольство находит Чёрного Кира и его приспешников именно здесь.

Мёртвая тишина. Мёртвые глаза живых мёртвых.

На этот раз в посольстве вместо отца Дионисия был Август Тимоти Шайнберг. Он сразу понял, что произошло, и возблагодарил Господа за данную Им любовь к серебряным украшениям. Вадим находился под защитой Зверя — его боялись. Август объяснил в двух словах Всеславу — через Вадима (уже знали его способность "видеть" и "слышать") — что такое "мёртвые живые". Надежда всё уладить миром угасла. Не было смысла даже начинать переговоры…

Волхв обезопасился от красноглазых тварей парой заклинаний, и несостоявшиеся послы собрались уходить. Ни один из хозяев терема даже не взглянул в их сторону. Защищённое посольство неинтересно им.

И вдруг Вадимов волк, огрызающийся — пугая, крадучись пошёл по центру палаты. Кровавые глаза следили за его ходом, однако их обладатели не двигались: стояла полная луна, но полночное светило ещё не являлось их взглядам. Волк остановился у низкой дверцы. Такие вели в коридоры или в небольшие помещения служб терема. Вынужденное по милости волка остановиться, посольство занялось взломом. Дубовая дверца не поддавалась, но вскоре за нею послышался приглушённый голос. И голос этот, слабый, измученный, выкрикивал явно не приглашение войти. Когда стало ясно, что дверь не прорубить и что увещевания на несчастного не действуют, подал голос волк. Он зарычал и вдруг зашёлся в неумелом собачьем лае, при звуках которого добровольный смертник замолк. Нормальному собачьему лаю он поверил. Дверь неуверенно открылась, и за нею обнаружился Сеид, израненный уже не только медведями, но и нелюдями, пытавшимися добраться до него. Взгляд на комнату, в которой он прятался, подтвердил догадку, что пленник обрёк себя на смерть. Вот только сознательно, или это получилось нечаянно: убегая от ужаса превращения в красноглазую тварь, он вбежал в помещение без окон и с единственной дверью — дверью-границей между смертью и миром кошмаров?..

Сеид наотрез отказался уходить от хозяина. Вадим, "слушавший" и "видевший" его речь, перевёл так: однажды кочевники напали на русскую деревню; по "счастливой" случайности там оказался Чёрный Кир с дружиной; результат столкновения — сожжённая деревушка (дружинники чёрного Кира в боевом безумии убивали всех подряд) и верный раб-игрушка Сеид, благодарный за пощаду в земном аду.

Фанатичность кочевника (ненормальная, поскольку руку к ней приложил Чёрный Кир) и нехватка времени — вот два условия, которые не позволили посольству убедить живого человека покинуть терем Чёрного Кира.

Охранительный ритуал Скиф Всеслав провёл в сумасшедшем темпе, но тщательно. А маг и алхимик Август собственноручно надел на шею Сеида одну из серебряных цепей.