Стража (СИ) - Радин Сергей - Страница 17

Кто-то несильно потолкал его в плечо.

— Зеркальце! Зеркальце!

Шёпот старушки-чтицы сжал живот Вадима в горячую лепёшку.

Круглое девчачье зеркальце дрожало перед его глазами, стиснутое напряжёнными пальцами. Парень осторожно взял кругляш, и старушка опять отпрянула к подоконнику.

— И что дальше?

"Он должен увидеть себя в зеркале", — проинструктировали его.

Обернулся Ниро, будто услышав убийственный совет. Пёс крепко стоял на ногах, слегка расставленных для упора. Он недовольно морщил нос и подёргивал одной лапой. Значит, ушибся не так сильно.

Что "кузнечик" нападёт в следующее мгновение, Вадим угадал инстинктивно. Наверное, его инстинкты уловили намёк на действие со стороны чудовища. Только сам он резко поднялся на коленях, насколько позволяла тяжесть вцепившегося в него мертвеца, и вскинул руку с зеркальцем. Вскинул победно — и почти сразу запаниковал: "Зеркальце совсем крошечное! А вдруг не поймаю "кузнечика" в фокус?!"

Сработал принцип, который Вадим уловил раньше: одна змеиная голова едва не клюнула зеркальце и — застыла; а к ней потянулись две остальные. Узкие сплющенные морды ничего выразить не могли, но картинку парень машинально оценил: "Самолюбование монстров".

Оказалось, не самолюбование. В частокол "кузнечика" утянулась одна змея, за ней юркнули другие. Тихонько затопали жёсткие конечности. Затрещал дверной косяк — и снова гигантский ребёнок-идиот принялся играть в подъезде строительной сваей: "Грох! Грох!" Каким образом "кузнечик" издавал содрогающий здание шум, Вадим представить не мог, хотя очень старался. Ему почему-то нужно было это понять; однако, напрягая воображение, уверился только в одном: грохот, несомненно, производит именно "кузнечик".

Ниро не пошёл за чудовищем. Он сел рядом со старушкой-чтицей. Та немедленно схватилась за его холку и тихонько осела на пол, придушенно припоминая, кажется, молитвы вперемешку с невнятными возгласами. Прислушавшись и вникнув в её причитания, Вадим уловил: женщина кому-то в воздух рассказывает, что за чудовище присутствовало здесь, в комнате, и как она его боялась. Вскоре речь её начала прерываться слезами, и Вадим неизвестно почему успокоился, что с маленькой чтицей всё будет в порядке, что она выплачет весь увиденный ею ужас и весь испытанный ею страх.

Мёртвая рука стала ещё тяжелее, зато пальцы обмякли. Глухой стук о пол — и парень освободился от хватки покойника.

— Мне что — всё время спрашивать, что делать дальше?

Никто не ответил. Голос заткнулся окончательно.

Зато женщина восприняла вопрос Вадима как сигнал к действию. Шмыгая носом и вздыхая, она принялась собирать выпавшие из гроба тряпки. Потом Вадим помог ей положить на место покойника, а гроб водрузить на табуреты.

Пока чтица заново обряжала мёртвое тело, Вадим вышел из комнаты и через прихожую, стараясь не наступать на жирные от крови лохмотья, заглянул на кухню.

Сначала показалось, что здесь пусто. Стол, газовая плита, старый шкаф в один ряд, напротив — холодильник, ещё стол, пара стульев — и всё это тихое, мирное: холодильник трясётся и тарахтит, дремотно гудит подкрученный газ на плите.

Неужели "кузнечик" сожрал обоих стариков?

Между холодильником и вторым столом оказалось достаточно места, чтобы там мог спрятаться человек. Если старушка-чтица пережила явление чудовища, то женщина, видимо готовившая поминальный стол, плохо перенесла зрелище смерти своего помощника — старика, вместе с которым заглядывала в комнату посмотреть на Вадима. Она сидела, зажав уши ладонями, и легонько покачивалась из стороны в сторону, словно она кого-то или что-то осуждала. Ничего не придумывалось, как вывести её из этого состояния. Вадим беспомощно стоял перед нею, бездумно смотрел на её глаза, видевшие что-то своё и не здесь. И всё же одна мысль проскочила, ошпарила до испарины по всему телу: "При передаче можно потерять половину информации. Будешь жить три дня в мире кошмаров". Что-то было в этих фразах, вырванных из торопливой речи Голоса. Что-то, о чём Вадим знал. Или слышал… Вадим смотрел на женщину, которая маятником раскачивалась перед ним, и не видел её… Кусочек какой-то передачи по телеящику. Ну же, память!.. Вот оно! Митька смотрит боевик, а во время рекламы гоняет по всем каналам. И — обрывок интервью: некий ясновидящий утверждает, что считывает информацию именно с запястья любого человека… А что сделал покойник? Он потребовал взять его за запястье. Значит, передавал информацию? Передал ли? А вдруг Вадимова память снова заартачилась и отказалась её принять? И если приняла, как ею воспользоваться?

Широким машинальным жестом Вадим отёр пот со лба и с минуту смотрел на свою ладонь — будто из воды вытащил, аж льёт.

Сзади подёргали за рукав. Видимо, у чтицы была такая привычка обращать на себя внимание.

— Ты иди, милок, — высоким тонким голосом заговорила она, — я уж тут сама.

Она втиснулась между ним и женщиной в ступоре, оттеснив таким образом Вадима.

"Настоятельная необходимость", — думал Вадим, выходя из кухни и заглядывая в комнату позвать Ниро.

"Настоятельная необходимость", — твердил он, сбегая по ступенькам к подъездной двери и пропуская Ниро вперёд.

Они очутились в маленьком закутке, между двумя дверьми. Вадим решил, что здесь можно поговорить с Голосом и не выглядеть при этом дураком, вслух вопрошающим пустоту. Именно в разговоре с Голосом и была настоятельная необходимость.

— Передача информации состоялась?

Он затаил дыхание в ожидании.

Постукивание, разнозвучное гудение водопровода, эхо голосов — вся эта обычная для пустого подъезда музыка обрела законченность фонового гула. Отсутствовал солист, нужный Вадиму.

— Так что? Всё было зря?

Ниро серьёзно и сочувственно смотрел снизу вверх

— Зря боялся "кузнечика"? Зря руку жал покойнику?

Он даже поднял руку свою, будто показывая её невидимому собеседнику.

И вновь замер — нет, скорее, окаменел. На его собственном запястье были три линии, которые (он знал из справочника по хиромантии — очередное увлечение Виктории), предсказывали сроки жизни. Все три линии сейчас кровоточили, причём давно, поскольку смазанные, уже подсохшие пятна были темнее дорожек, оставляемых сочащейся кровью. Разница в цвете была видна даже в подъездном полумраке.

Чуть только Вадим слегка вышел из остолбенения, беспорядочная толпа мыслей стартовала почти одновременно, толкаясь и обрывая друг друга. Парень успел ухватить одну и придать ей звуковую форму:

— Но он же сказал, что меня не тронут до…

…до двенадцати. До двенадцати ты найдёшь оружие, и Зверь, сидящий в Страже, заснёт, потому что человек в тебе успокоится и обретёт уверенность. Шептун терпелив и ждёт этого часа — со Зверем никому не справиться. В том числе и тебе самому. Итак, Зверь в тебе не спит, пока ты не найдёшь оружие, но справиться с Шептуном может только человек…

— … человек со спящим Зверем внутри, — закончил Вадим.

Это был не Голос. Голос говорил в уши, как по телефону или как из наушников.

А последнюю информацию Вадим получил не то чтобы из воздуха, а… словно подумал или вспомнил о ней.

— Человек со спящим Зверем внутри, — повторил Вадим и хотел улыбнуться, настолько мистически и поэтически красивой была фраза. Но на кратчайшее мгновение — быстрее взмаха руки — память взорвалась холодным яростным огнём. Взорвалась огнём исступления и бешенства, немотивированными, на уровне сорванных тормозов — человеческих представлений о свободе среди себе подобных. Свобода только для тебя!..

Лбом и ладонями упираться в холодную крашеную стену, в позе обыскиваемого — смешнее не придумаешь. Глупее — тоже. Но легче — стало. Значит, потому что, вернулся к норме.

"Сегодня ещё на консультацию по зарубежке". Мокрым лбом Вадим отлепился от стены. Да, вот это нормальная человеческая жизнь. Её надёжная часть. Обязательность — идти куда-то в определённое время. Тогда почему же, заслоняя каменную громаду университетского корпуса, старательно представляемую Вадимом, медленно раскачивается перед глазами мёртвая голова со сморщенным от боли лицом? Почему, едва опустить взгляд, в плетении сумрачного света и теней чудятся разбросанные по полу тряпки, влажные, тяжёлые от крови, как те, что остались лежать в квартире наверху?..