Лёхин с Шишиком на плече (СИ) - Радин Сергей - Страница 15

Шишик выкатил на Лехина глаза: чего, мол, во мне интересного нашел? Затем мельком зыркнул на потолок и снова уставился в спину бабульки в ряду напротив — та дремала, вцепившись в сумку на коленях, сумку громаднейшую и, видно, тяжеленную.

Почему "помпошка" частенько поглядывает на потолок? Задавшись вопросом, Лехин поднял глаза. И вздрогнул так, что чуть не разбудил соседа.

Под потолком троллейбуса ползло нечто. Оно было бесконечно длинное и толстое — не равномерно, а как объевшаяся змея. Надо бы его хорошенько рассмотреть, однако пока Лехин с трудом улавливал даже общие очертания существа.

Опомнившись, Лехин сделал два вывода: Шишик спокойно отнесся к неизвестному субъекту, не вдарился в истерику, а раз так — все в порядке, возможно, "змеища" из той же оперы, что и "помпошка", разве что форма другая; второй вывод касался самого Лехина: начал тренироваться — не останавливайся на самом легком, работай дальше.

Лехин вздохнул и "копнул" дальше, глубже. Взгляд втянуло внутрь "змеищи" столь легко, что напомнило давно забытое ощущение: снежная горка, плотная от следов зимней обуви и лыж, и он, Лехин, совсем пацан, съезжает на салазках — мягкий ход, ветер в лицо!

Съехал. Выяснил, что для такого крутого парня, как нынешний Лехин, ничего опасного здесь нет. И вовсе не змеища. Колбаса. И не ползет, а колышется. Ведь внутри, в пространстве светлее троллейбусного, плавает мелкая, но в огромном количестве рыбешка. Надо бы, конечно, как-нибудь ее по-другому назвать, но мышление Лехина смущенно отступило перед неведомой ему областью, предпочитая оперировать стандартными понятиями. А смутилось мышление — или в данном случае сознание? Разум? — перед следующим фактом: обнаруженная рыбешка мирно плавала внутри колбасы, но временами вылетала за ее пределы и там устраивала лихие гонки и погони с такими лихими виражами и выкрутасами, что у Лехина в глазах зарябило… Уставившись на кудряшки сидящей перед ним девчушки, он с минуту раздумывал, стоит ли заглядывать еще глубже. "Воздух, невидимый для человека, буквально кишит всякой тварью" — вспомнились слова Дормидонта Силыча. Проблема разрешилась сама собой. "Тебе это нужно? — послал себе запрос Лехин. — Нет. Мало ли на что наткнешься. Может, в следующий раз оно будет не такое мирное, как эта колбаса".

Но не удержался. Взглянул на девичьи кудряшки уже привычно глубоким взглядом — и усмехнулся: рыбешки водили вокруг волос сидящей сумасшедший хоровод. Нырки, виражи, повороты-развороты — в общем, Лехин поспешно закрыл мигом отяжелевшие глаза, хотя и успел приметить, что головка девушки выглядит симпатично.

Закрыл и не увидел, что после его мысленного признания количество рыбешек над головой пассажирки увеличилось вдвое.

-

Псы почти потеряли прозрачность, и гулять теперь с ними можно было лишь темной ночью. С весны возникли трудности — в августе стало легче.

Сейчас звери неторопливо шагали рядом. Точнее сказать — плыли, ибо шли они ровно, чуть раскачиваясь. Проводник, посматривая на них, размыто (так он ощущал) размышлял, что очертаниями звери похожи на волков. Но не тех, поджарых и собранных в мышечный узел, каких он видел на фото или на телеэкране. Эти — окарикатуренные, пародия. Нечто, равнодушно вытянутое кривым зеркалом, мимо которого они прошли.

"Не хочу думать", — решил человек и шагнул во тьму — в тень высотного жилого дома. Он подозревал, что псам нравится луна. Время от времени они задирали к ней морды или оглядывались на нее. Его же привлекала темнота. Он застывал в ней — и через минуту тело исчезало, а он превращался в… сгусток чувственного восприятия: чужие эмоции, почти растворенные в воздухе или подобные облакам, тянущим с горизонта, давали ему пьянящее наслаждение. Сначала он учился их различать — теперь понимал тончайшие оттенки. Из недавнего прошлого новая способность напоминала о талантах ценителей вин…

Взгляд равнодушно скользнул по вывеске. "Бар". Торец дома. Три ступени, по бокам перила, сверху железо под наивное деревенское крылечко. Для Проводника просто еще один дом. С пристроем. Все… Он бы так и прошел мимо, если бы (псы остановились раньше) не споткнулся о тело. Споткнулся, замахал руками, чтоб не упасть. Удержался. Перешагнул было через лежащего и пошел дальше, но невольно заинтересовался. Хотя лежащий явно жив, эмоций у него не было. Спит? Но даже во сне человек что-то чувствует. Проводник вернулся и присел на корточки. Бывший он, из прошлого, сказал издалека: "Морда в крови, карманы пустые, валяется у бара. Наверное, свои же стукнули, на выпивон не хватило… То есть — без сознания". Найдя объяснение, Проводник пожал плечами, поднялся и зашагал вперед. Всего лишь без сознания. Поэтому эмоций нет.

Две морды осторожно потянулись к лицу лежащего. Нос пса повыше вдохнул тяжелый сладковатый запах крови. Второй зверь фыркнул и потрусил догонять Проводника.

Первый проследил, как за углом скрылась сначала человеческая фигура, затем промелькнула низкая, вытянутая. Выждав мгновения — затих суховатый в летней ночи шаг человека, — зверь прикусил руку лежащего и медленно, стараясь не дергать, потащил его за крылечко бара, в самый темный угол дворика при магазине с баром.

Спустя минуты пес уже спешил за остальными, В белом свете луны острая морда влажно блестела, а тусклые прежде глаза сияли.

-

В пустоту Лехин шагнул словно в хорошо изолированную комнату.

По спине аж мороз продрал, настолько отчетливо он прочувствовал, как вокруг пусто… Потом уху стало тепло. Так. Шишик до пустоты сидел на плече и раскачивался туда-сюда, и у Лехина почему-то сложилось впечатление, что "помпошка" поет и мотается в такт песне. А тут примолк и привалился к уху человека.

— Ишь, какие мы с тобой чувствительные, — прошептал Лехин.

Шишик неохотно зашевелился, и Лехин не впервые за сегодня поклялся спросить у домовых, как научиться понимать "помпошку". Сильно раздражало ощущение, а вдруг вот-вот поймет, что отвечает Шишик. "Игра на намеках, — подумал про "помпошку" Лехин. — Интересно, конечно, но уж очень сложно соображать, что значит тот иной или намек. И долго. А если понадобится понять его немедленно, а я не успею? Чур, не надо такого!"

Внешне пустота тоже достаточно заметно заявляла о себе: прохожих на улице почти не видно, в домах света маловато. Между тем за невидимой границей "пустота — обычный город" дома переливались теплыми огнями.

— Не хочу, — тихо сказал Лехин, — не хочу идти туда…

Шишик завозился, словно удобнее пристраиваясь. Лехин вздохнул и пообещал себе: "Досчитаю до тридцати шести — и пойду. Раз…"

— Шишик, куда ж ты с ним, окаянный, лезешь?! Отчаянная твоя головушка! Спускайся с человека да иди к нам! У нас здесь Шишиков полно, оставайся, коли хочешь, а туда-то соваться нечего. Там и человеку опасно, а уж Шишику!..

Пока внезапный болтун уговаривал Шишика, Лехин с трудом, но разглядел его. Пришлось поднапрячь глаза, изощряясь в еще непривычной практике видеть недоступное обычному зрению.

Грязное. Лохматое. Одетое капустой во множество одежек и все без застежек, потому как все одежки драные, а застежки, то бишь пуговицы, либо вовсе отсутствовали, либо печально обвисли на остатках ниток. Вместо глаз посверкивает что-то мелкое-мелкое — крысиное, определил Лехин. Рта не видать — шамкает бородища, будто жует сама себя. Зато голос! Вдрызг и напрочь прокуренный! Вдрызг и напрочь пьянущий! Классическое "меццо-пропито", по выражению Федьки Кривого.

Цепкая лапка ухватилась за ухо Лехина. Итак, Шишик не желал поддаваться уговорам обладателя "меццо-пропито". A тот долго и не выдержал тональности уговоров, перейдя к ругательствам, — весь исплевался. Даже не обратил внимания, что человек застыл столбом. А Лехину уже было интересно: надо же, ругается грубо и грязно, но без словечка мата! Наконец, стоять надоело, и он бесцеремонно прервал ругателя: