Призрак Белой Дамы - Майклз Барбара - Страница 41

Я представляла Клэра в раскаянии, больным, озлобленным, ищущим самооправдания. Действительность поразила меня: он встретил меня с улыбкой и заговорил о прекрасной погоде:

— Кажется, нас ждет золотая осень, небольшое затишье перед грядущими дождем и снегом. Вам следует воспользоваться им, пока оно продолжается. Конечно, я не настаиваю, но мне бы хотелось, чтобы вы покатались на Султане для ее и вашего блага. В сопровождении конюха и мистера Джонатана, я надеюсь, вам будет не страшно?

Я взглянула на Джонатана, уже сидевшего за столом, но он глядел в сторону. Клэр был сама любезность: он то ли не помнил случившегося, то ли решил притвориться непомнящим.

— Я должен извиниться перед вами. Уезжаю на несколько дней в Эдинбург, надеясь получить сведения, чтобы уладить наше дело, Скотт. Я знаю, вы рветесь в Лондон, и благодарен вам за ваше терпение.

Он спешно покинул нас под предлогом необходимости подготовиться к предстоящей поездке.

Наш разговор с Джонатаном был на редкость сумбурен. Его, как и меня, несказанно удивило невероятное поведение Клэра, но нам трудно было говорить об этом из-за присутствия слуг. Вскоре вернулся Клэр, одетый по-дорожному. Я сразу же догадалась, что что-то вывело его из себя, и почти успокоилась, увидев обычное хмурое высокомерное выражение его лица.

— Кажется, эта деревенщина конюх Том шляется где-то поблизости, — начал он. — Вы помните, леди Клэр, я запретил вам видеться и разговаривать с ним?

Это я слышала впервые. Клэр приказал мне не посещать дом конюха, но не запрещал мне видеться с ним. Клэр не дал мне времени на возражение, даже если бы я сочла целесообразным что-либо ответить ему.

— Я приказал Уильямсу выпороть его, если он здесь снова появится. Я не желаю, чтобы вы тайком виделись с ним, где бы то ни было, слышите меня?

Я взглянула на горничную Мартину, застывшую в испуге с блюдом горячих булочек в руке.

— Но я никогда…

— Избавьте меня от вашей лжи, — прервал меня Клэр. — Полагаю, вы выполните мои распоряжения и мне не потребуется запереть вас в вашей комнате. Скотт, требую от вас проследить за выполнением моих распоряжений и поставить меня в известность, если они будут нарушаться.

С вежливым поклоном он вышел из комнаты. Мартина, поставив блюдо с булочками, ретировалась, и Джонатан, дождавшись ее ухода, взглянул на меня.

— Нет, — сказала я, как бы прерывая его. — Не здесь. Давайте поедем на прогулку. Мне следует выполнять распоряжения…

Я примчалась на конюшню, опередив Джонатана, кое-как набросив на себя костюм для верховой езды. Даже мысль о Султане не испугала меня. Мне хотелось буйствовать, скакать во весь опор и бить палкой куда попало. Мое возбуждение удивило меня самое: откуда во мне такая злость после непрерывных рыданий и страха? Ответ не замедлил ждать: это он вызвал во мне эту злость.

Клэр выделил лошадь для Джонатана, и по моему распоряжению Уильямс оседлал ее и Султану. Он собирался оседлать третью лошадь.

— В этом нет необходимости, — сказала я Уильямсу, увидев Джонатана.

— Извините, миледи, — ответил Уильямс, отводя глаза. — Но его милость распорядился…

— Чтобы вы сопровождали нас?

— Не я, миледи. — Уильямс потупился.

Из одного из стойл на двор, сутулясь, вышел мужчина. Одни только размеры его могли испугать кого угодно. Это был рослый, массивный детина с руками, свисавшими до колен, с огромным искривленным носом. Мое пребывание в Лондоне было недолгим, но я узнала этот типаж. Мужчина был явно не из деревенских.

Он дотронулся до своей шапки в знак приветствия, сопровождая этот жест наглой ухмылкой, вызвавшей недовольный взгляд Джонатана и напомнившей мне о необходимости быть осторожной.

— Хорошо, — сказала я, обращаясь к Уильямсу. — Но прикажите этому парню держаться поодаль. Мне он не нравится.

Мы выехали с конюшенного двора, и только на дороге к болоту я сочла возможным начать разговор:

— Зачем он приставил ко мне этого негодяя? Кто такой этот мошенник?

— Очень точное описание, — сказал Джонатан с улыбкой. — У меня есть некоторое представление о старом добром английском искусстве борьбы, и мне думается, я видел этого парня на ринге.

— Хорошо, — сказала я, погасив свой гнев. — Он не послужит помехой. Мы не можем больше молчать, мистер Скотт. Дело зашло слишком далеко, и никакие извинения или попытки умолчать более не уместны. И причиной тому наше бездействие. Извините, что вам пришлось быть всему свидетелем.

— Вы же сказали, никаких извинений. — Джонатан выдавил усмешку. — Леди Клэр…

— Прошу вас, не называйте меня так. Хотела бы, чтобыэто имя никогда не было моим!

— Когда-то, возможно, я мог бы называть вас Люси, тогда, когда я мог и говорил вам то, что теперь уже не могу сказать вам.

— Что же изменилось, — сказала я протестующе, — кроме официального имени и пустой юридической формальности?

— Эта фикция управляет нашей жизнью, — тихо ответил Джонатан. — Но если я не могу подчиниться зову…чувства в разговоре с вами, мой долг позволяет, более того, требует, чтобы я воспользовался преимуществами знания этой юридической формальности. Знаете ли вы, какие возможности представляют вам законы этой просвещенной науки против действий, свидетелем которых я стал невольно?

Я покачала головой. Скрытое чувство, ощущавшееся в его сухих формальных словах, потрясло меня, и я восхитилась его самоконтролем. Мне надо, по крайней мере, попытаться контролировать собственные эмоции и не усложнять его задачу.

— Закон не оставляет вам никаких возможностей, — сказал Джонатан. В его голосе появились официальные нотки, и я догадалась, что он цитирует статью закона: — «В браке муж и жена представляют одно лицо перед законом, то есть само существование или легальное существование женщины приостанавливается в течение брака или, по крайней мере, включается и объединяется с существованием супруга». Это Блэкстоун — основа английского права. Перед законом вы не существуете. Ваше имущество и вы сами находитесь под опекой мужа. Если у вас есть дети, он определяет пути их жизни, и вы не можете вмешаться в судьбу ваших детей. Если, подвергаясь избиениям или другим воздействиям, вы уйдете от мужа, он может заставить вас вернуться к нему. В случае вашего отказа он может поместить вас в тюрьму. Если он не хочет вашего возвращения, он может развестись с вами; вы же не имеете таких прав, несмотря на веские причины. В случае развода он остается попечителем ваших детей и может отказать вам в возможности их видеть. У него остается ваше состояние, даже ваша одежда по закону не принадлежит вам.

Он замолчал, молчала и я, но от шока, который не имел ничего общего с удивлением. Все, что Джонатан рассказал мне, не было для меня новостью; если я не воспринимала эти сведения сознательно, то они составляли часть моего размышления настолько долго, что я считала их само собой разумеющимися. Нет, состояние шока возникло не от незнания, а от их четкого и бесстрастного изложения Джонатаном. Так бревно, часами тлеющее в очаге, вдруг неожиданно вспыхивает ярким пламенем.

— Это несправедливо, — сказала я, — и неправильно.

— Да, и эти законы будут изменены, но, вероятно, не при нашей жизни. Наверняка не сейчас, чтобы помочь вам в сложившихся обстоятельствах.

Джонатан взглянул через плечо на неуклюжую фигуру незнакомца.

— Я все это рассказал вам не для того, чтобы возбудить в вас гнев или завербовать в «тайную армию» феминисток, каких называет моя мать, — сказал он с кривой улыбкой. — Я рассказываю вам это только из чувства ответственности. Мистер Бим — единственный ваш защитник из мужчин, а я его представитель. Он, несомненно, будучи здесь, дал бы вам свои рекомендации, поэтому я поступаю точно так же.

— Думаю, его советы отличались бы от ваших, — сказала я, улыбаясь в ответ.

— Да, но он бы протестовал против действий лорда Клэра, а я, по ряду причин, не могу так поступить. В действительности положение не так мрачно, как я вам его обрисовал, но смягчается оно не по закону, а под воздействием общественного мнения и личных качеств.