Порванный шелк - Майклз Барбара - Страница 2

— Так что ты и в самом деле делаешь мне одолжение, — убеждала она Карен. — Пустой дом — это все равно, что персональное приглашение для грабителей. Я только надеюсь... — Небольшая складка меж бровей стала глубже, и она замолчала.

— На что ты надеешься?

— Что ты не собираешься оставаться одна.

— Почему бы и нет? Это как раз то, что мне нужно.

Рут продолжала смотреть с сомнением.

— Я в этом не так уверена. Безусловно, тебе необходимо какое-то время побыть одной: время подумать, построить планы на будущее и, — добавила с легкой улыбкой, — покричать, поплакать, попинать мебель (за неимением под ногой ничего лучшего), выплеснуть весь свой гнев.

— Но я совершенно не сержусь.

— В таком случае ты просто должна рассердиться! — Рут слегка повысила голос, да и румянец на щеках стал заметнее, а это свидетельствовало о высшей степени раздражения.

— Но почему? — рассудительно спросила Карен. — Разве злость способна разрешить какие-нибудь проблемы? Я не виню Джека; было бы нечестно с его стороны притворяться, изображая чувства, которые он больше не испытывал по отношению ко мне и... Да посмотри ты на меня! За последние несколько лет я так опустилась.

Рут сжала губы; но на этот раз не смогла промолчать, и слова, которые она пыталась сдержать, выплеснулись наружу:

— Я и не собираюсь критиковать Джека, но, ради Бога, прекрати винить во всем себя! Ничего плохого нет в том, чтобы сердиться. По крайней мере, это более конструктивно, чем смирение и жалость к себе.

Карен была настолько удивлена столь нехарактерным для Рут поведением, что даже забыла обидеться на нее, в то время как та, сразу оценив ситуацию, тут же раскаялась в том, что сказала:

— Дорогая, прости меня. Я не должна была говорить, этого.

— Не волнуйся за меня, Рут. Со мной все будет в порядке. У нас у всех разные способы справляться с эмоциональными проблемами.

— Н-да. Ну ладно, я не буду читать тебе лекцию. Я собиралась только сказать, что хотя одиночество служит нужной и благородной цели, но ты здесь будешь находиться в одиночестве слишком продолжительное время. Тебе необходим кто-нибудь, с кем бы ты могла поговорить. Может быть, мне стоит отказаться от этой поездки?

— Даже не думай об этом.

— Но мне бы хотелось...

— Мне нужен кто-то, с кем я могла бы поговорить? Ты забыла Джули. Проблема будет в другом: как сделать так, чтобы она не говорила. Ты ведь знаешь, какая она болтушка.

— Джули не поддерживает разговор, она просто произносит монолог, и это уже дело собеседника слушать его и молчать или не слушать и пытаться вставить слово. Но я рада, что ты встретилась хоть с одним старым другом, который еще не успел уехать из города. Очень мило с ее стороны предложить тебе работу. Тебе необходимо чем-нибудь занять свои мысли.

В этот момент их разговор прервал Пат, который закричал сверху:

— Куда это я подевал свои чертовы туфли?

Рут рысью кинулась на поиски пропавших объектов. Этот заведенный у них порядок повторялся по нескольку раз в день, и, похоже, обоим он доставлял истинное удовольствие.

Сейчас, когда они уехали, дом казался пустым и неприкаянным — особенно без Патрика, который, просто проходя по комнате, заставлял все небольшие предметы дребезжать и позвякивать. В отличие от всех ее предыдущих визитов, в этот раз Карен впервые очутилась одна в доме.

Карен подошла к двери гостиной. Это была очень славная комната, привлекательность которой создавалась не в ущерб комфорту. Удобные мягкие диваны, стоящие перед камином, приглашали непринужденно присесть и расслабиться. Книжные шкафы, расположенные у французских окон, представляли собой не изящно подобранные и расставленные по цвету тома, а пеструю коллекцию книг, явно читаемых и перечитываемых. Единственное, что здесь изменилось, это цветовая гамма драпировки, ранее соответствовавшая синему цвету веджвудского фарфора и гармонировавшая с изразцами на камине. Сейчас же цвет сменился на нежно-розовый, подушки тоже приобрели оттенки розового и сиреневого.

Карен вошла в комнату и остановилась у окна. Гостиная по длине повторяла размер дома. Окна выходили в сад; сквозь полупрозрачные занавески открывался безмятежный вид нежно-зеленой листвы и ярких цветов, освещенных лучами солнца и смягченных прохладой бархатно-серых теней. Невозможно было поверить, что этот сказочно-прекрасный сад находился в самом сердце огромного города. Птицы, взмахивая крыльями, порхали с ветки на ветку, любимые розы Рут были в полном цвету. Высокие стены, частично из кирпича и частью из дерева, полностью скрывали заднюю часть двора, куда можно было пройти только через дом или по узенькой тропинке вдоль стены с северной стороны.

Тишина стояла необыкновенная. Когда атласные портьеры слегка сместились с прежнего места, Карен вздрогнула, а затем рассмеялась. Только что заработал кондиционер; вентиляционная решетка находилась прямо у ее локтя, и поток прохладного воздуха ударялся о ткань.

Она никак не могла понять, отчего Рут так не хотелось оставлять ее одну в доме. Для Карен это было привычное состояние. Джек всегда отсутствовал, бывая на конференциях и симпозиумах и на так называемых «собраниях». Их дом был прозаичным, современной планировки зданием, ничем не отличавшимся от своих соседей, а кроме того, Карен вовсе не была нервной.

Не был ли причиной беспокойства Рут сам дом — очень старый, имевший полуторавековую историю? Человеку, эмоционально подвижному, да еще переживающему не лучшие времена своей жизни, ночью может показаться Бог весть что, если где-нибудь скрипнет створка шкафа или ветром колыхнет драпировку в комнате.

Если это было причиной нежелания оставлять ее одну, то это было совершенно безосновательно.

Карен с любовью оглядела комнату. Ее охватило чувство тихой радости и покоя. Сам дом как бы приглашал ее остаться. Такое чувство возникает, лишь когда возвращаешься домой.

Она вышла из гостиной и прошла по холлу на кухню. Это была единственная часть дома, в которую Рут привнесла изменения после того, как здесь поселилась, унаследовав дом у своих старых бездетных родственников. Все бытовые приборы и застекленные шкафы были абсолютно новые, но коричневая напольная плитка и угловой буфет, в котором Рут держала свою коллекцию заварочных чайников, придавали кухне уютный деревенский вид.

Карен заварила себе кофе — четвертую чашку за это утро — и села. Она сидела без движения довольно долго, стараясь ни о чем не думать и ничего не чувствовать, позволяя тишине и покою пронизать всю ее плоть. Каждый мускул ее тела отдавался тупой болью после недель напряжения и притворства, когда изо дня в день приходилось демонстрировать свое спокойствие и силу, которыми она не обладала.

Она прекрасно понимала, кого имела в виду Рут, говоря, что ей необходим кто-нибудь, с кем она могла бы пообщаться. Рут подразумевала не Джули и не себя. Она имела в виду то, что деликатно называла «профессиональной помощью», — психолога. Карен уже как-то попробовала, что это такое. Женщина была довольно привлекательной, но толку от нее кг было никакого. Она не отвечала на вопросы, она их задавала: «Почему вы вышли за него замуж?»; «Вы говорите, что вы позволили себе быть неряшливой и непривлекательной, — почему?»

Почему, почему... Если бы Карен знала ответы, ей не нужна была бы помощь психолога. Одного раза было достаточно. Она отказалась от второй попытки.

Наконец-то одна. Она почти дремала, подперев голову рукой, когда зазвонил телефон, и, вздрогнув, она разлила холодный кофе по столу.

Как она и ожидала, это была Джули. Ее голос с металлическим оттенком невозможно было спутать, так же, как и манеру говорить. Она никогда не здоровалась и не представлялась, а сразу переходила к делу с уверенностью человека, которому просто некогда терять время.

— Они уже уехали? — требовательно спросила она.

— Да, совсем недавно. Почему...

— Ты собираешься появиться в магазине?

— Вообще-то я не планировала. Ты сказала, что я могу...