Князь Тьмы - Майклз Барбара - Страница 8

Тимми не мог говорить. Он слышал, что сказала ему Тифани, суетился, шамкал и сюсюкал, отчего Питеру стало ясно, что парень не глухонемой. Питер обратил внимание на его загорелые и мускулистые руки. Когда он оседлал для Тифани маленькую серую в яблоках кобылу и повернулся, чтобы подсадить девушку в седло, инстинкт толкнул Питера вперед.

— Давай я тебе помогу, Тифани.

Тимми отшатнулся при его приближении. Это было очень кстати, ибо вонь от него шла невыносимая. Даже не видя его лица, Питер ясно ощутил, как сзади его обдало жаркой ненавистью.

Они выехали со двора. Тифани помахала рукой конюху, затем обернулась с лукавой улыбкой:

— Добро пожаловать в клуб!

— Ага, спасибо. Только конюх у вас больно странный.

— Мы к нему привыкли.

— Нет, Тифани, я серьезно. У него что-то не в порядке. Я не имею в виду его интеллект. Большинство слабоумных ласковы, как ягнята, но этот... Либо ты ошибочно принимаешь его слабоумие, — продолжал он, будто разговор не прерывался, — за импотенцию.

Согнувшись от смеха, Тифани упала головой на шею Звездочки, и ее яркие локоны смешались с серебряной гривой.

— Один — ноль в твою пользу, — сказала она, отсмеявшись, поднимая на него сияющие глаза. — Тебя невозможно сбить с толку.

Питер смотрел, как бьется маленькая венка в ямочке у основания ее шеи. Потом его взгляд скользнул на стройные бедра, туго обтянутые джинсами.

— А ты попробуй.

Она и не думала смущаться, краснеть или хихикать под его взглядом. Она тоже беззастенчиво его рассматривала.

— Ты очень худой, — наконец изрекла красотка, — но это хорошо. Я люблю худых мужчин. Мне нравятся твои плечи. И рот — когда ты его не сжимаешь, как сейчас.

Питер невольно усмехнулся. Ему припомнилось, что говорил Сэм насчет женских слабостей. Старый черт редко ошибался.

— Вот так-то лучше, — улыбнулась Тифани. — У тебя красивые руки. И нет волос.

— Нет волос? — не понял Питер.

— На руках. У мужчин часто волосатые пальцы. — Она поежилась. — А грудь? Прямо не люди, а медведи.

Ворот его рубашки был расстегнут. Она протянула руку и провела пальцем по коже у него на груди.

— Ну, я же тебе не жеребец. — За напускной веселостью Питер пытался скрыть вдруг уколовшую сердце обиду.

Она рассмеялась:

— Ладно, поехали кататься. Больше никаких нравоучений, договорились?

— Буду нем как рыба.

Они говорили о лошадях, о песнях и вообще о жизни. Ни Тимми, ни Кэтрин Мор в разговоре не упоминались, и, хотя Питера так и подмывало спросить, инстинкт удерживал его от этого опрометчивого шага. Этот день был посвящен Тифани, и любой намек на посторонние интересы мог испортить им все удовольствие.

Солнце съехало на запад и покраснело. Тифани посмотрела туда, потом на часы. Ее сияющее лицо омрачилось легкой тенью.

— Пора возвращаться, — вздохнула девушка, — я обещала быть дома к пяти.

— Родители ждут? — небрежно поинтересовался Питер.

— Мои родители умерли.

— Извини.

— Уже давно. Я живу с двоюродной сестрой. Кэтрин Мор. — Она испытующе, как Питеру показалось, взглянула на него. Волосы упали ей на глаза. — Мартин говорил, ты ее знаешь.

— Мне всего лишь знакомо имя. — Питер без всякой необходимости взялся объезжать гору камней в стороне. — Я читал ее книгу.

— Она чудесный человек. — Тифани задумчиво уставилась в горизонт. — Вообще-то мы не родственники. Она племянница моего покойного отчима.

— Людовика XIV? Звучит как генеалогическое упражнение по французской истории.

— Я хотела сказать, что у нее по отношению ко мне нет никаких обязательств. Но она взяла меня к себе после смерти Стивена. Он все оставил ей. То есть он не оставил завещания, и Кэт оказалась единственной наследницей. — Тифани говорила слегка запинаясь. Несведущий человек из ее объяснений ничего бы не понял, и Питер продолжал прикидываться простачком:

— То есть Стивен — твой отчим? В таком случае у нее были перед тобой обязательства. Если не юридические, то моральные. Ну, если не у нее, так у него.

— Вот именно, — горячо поддержала Тифани. — У него! Но она-то мне ничего не должна!

— Значит, ты у нее живешь. И как оплачиваешь свое проживание? Стираешь ей чулки? — Увидев лицо Тифани, Питер понял, что перестарался, и добавил уже мягче: — Или трешь паркет, пока она ходит туда-сюда и бормочет: «Свет мой зеркальце, скажи»?

Он ожидал, что сейчас последует буря в защиту Кэтрин, но Тифани только фыркнула.

— Как ты догадался? А сам-то? Только шапочки с пером не хватает. Приходи под мой балкон петь серенады.

— Нет, только не я. Насколько я помню эту сказку, принца бросили в подземелье.

— Ну, посидишь немного в подвале, что с того?

— Нет уж, сырость вредна для легких.

— Совсем больной, бедняжка. Господи! Уже поздно!

Когда они прискакали в конюшню, Тимми нигде не было видно. Зато вернулся Вольц. Черный шофер мыл во дворе его машину. В майке без рукавов он выглядел еще громаднее. Когда Джексон поднял голову, Питер улыбнулся и приветственно помахал рукой. Тот едва заметно поклонился.

— Где Тимми, Хилари? — спросила Тифани, спрыгивая на землю.

— Он... он занят... Разрешите, я возьму вашу лошадь, мисс Тифани.

Она бросила ему поводья. Питер спешился и стал расстегивать подпругу.

— Позвольте мне, сэр.

Питер выпрямился и посмотрел прямо ему в лицо. Черное, как африканская ночь, оно поражало гранитной монументальностью Как это Вольцу удавалось свысока относиться к этой статуе? Питер никогда не стеснялся своего небольшого роста, но сейчас чувствовал себя просто червяком.

— Спасибо, — тихо сказал он.

Вдруг в одном из пустых стойл что-то зашевелилось. Прежде чем Тимми успел нырнуть обратно, Питер заметил рыжую копну волос и из-под нее — злобный, пристальный взгляд. Джексон тоже заметил. Одной рукой он сделал какой-то молниеносный жест, потом с виноватым видом обернулся к Питеру, и тот впервые увидел трещину улыбки в гранитной глыбе его лица.

— Покажете мне потом, как вы делаете, чтобы его не было, ладно? — улыбнулся Питер.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к машине. Впрочем, ответа, скорее всего, и не последовало. Тифани ждала его, и он с извинениями полез за руль.

— Передай от меня привет Злой Мачехе, — улыбнулся Питер, остановив машину перед их домом.

Рано или поздно, если их знакомство продолжится (а Питер намеревался его продолжать), им придется пригласить его в гости. Очевидно, Тифани тоже так думала и решила не тянуть с приглашением.

— Идем, ты сам ее поприветствуешь. Нет, правда, она хочет с тобой познакомиться. Я рассказала, как ты пел вчера. К сожалению, я неточно запомнила слова.

«Будто я их запомнил», — подумал Питер. Он немного волновался, но сохранял веселый вид, следуя за Тифани в дом.

Вечернее солнце било в широкие окна, занимающие всю дальнюю стену. Блестела светло-коричневая кожа кресел, всеми оттенками красного горел большой персидский ковер на полу. Кэтрин Мор, в бледно-голубых джинсах и белой рубашке, сидела на диване, подогнув под себя ноги. На коленях у нее свернулся огромный черный кот.

Тифани представила их друг другу, но без своего обычного очарования, будто нехотя. Кэтрин сразу предложила ей заняться коктейлями, и она ушла. Питер слегка оробел под пристальным взглядом женщины и отчаянно искал тему для беседы, которая не касалась бы народной музыки. Он успел запамятовать сочиненные вчера вирши и боялся, как бы она не попросила его спеть.

— У вас очень красивый дом, — ляпнул он первое, что пришло на ум, — особенно эта комната.

— Она оформлена в мужском вкусе, — ответила Кэтрин улыбкой, какая и должна быть у Злой Мачехи: крепкие белые зубы и прочее. — Ее обставлял мой дядя. Он вложил сюда много денег.

Питер теперь понимал, почему на людях она всегда появляется в темных очках. На лице Кэтрин не было ни морщинки, но глаза — они выдавали не возраст, конечно, ведь ей не исполнилось и тридцати, а кое-что похуже. Чем бы это ни было, оно точило ее изнутри. Потому и черные круги вокруг глаз, и странный неподвижный взгляд. Питер видел такой взгляд у людей, которые секунду спустя с визгом кидались на тюремную решетку.