И скоро день - Майклз Барбара - Страница 12

Меня пригласили на ленч с графиней; это было официальное приглашение, написанное мелким, аккуратным почерком на небольшом листочке бумаги с золотым тиснением, который Эмилия принесла мне на серебряном подносе. Вероятно, мне следовало выбрать что-нибудь более подходящее случаю, но я не стала этого делать. Я надела тот самый костюм, который был на мне вчера, когда я появилась здесь. Он был тщательно вычищен и выглажен, мое нижнее белье было также аккуратно выстирано и накрахмалено. Даже обувь мою почистили, — надо сказать, она весьма нуждалась в этой процедуре. Сорочка, в которой я провела ночь, судя по всему, действительно принадлежала графине. Она практически подходила мне по размеру, только была несколько длиннее: мне приходилось поддерживать шелковый подол, когда я передвигалась по комнате, чтобы не наступить на него и не запутаться. Мне никогда еще не приходилось видеть такой одежды, кроме как в витринах самых дорогих магазинов Нью-Йорка или Бостона. Судя по тому, что рассказал мне Барт, Морандини были бедны, как церковные мыши, однако я начала всерьез задумываться над значением слова «бедны». Учитывая, какое количество земель принадлежит этому семейству, сколько слуг обслуживают дом подобного размера... Все происходящее казалось мне каким-то сном, я совершенно запуталась в своих предположениях.

После того как я наконец оделась, мне пришлось ждать служанку, которая проводила бы меня к графине, но никто так и не пришел за мной, хотя я прождала достаточно долго. Все это время я тщательно изучала комнату, в которой мне пришлось провести ночь. Это было почти так же интересно, как и посещение небольшого музея. Кровать представляла собой шедевр по части фурнитуры, каждый дюйм ее поверхности был покрыт сложнейшими узорами. Несмотря на всю эту красоту, она показалась мне не слишком удобной. Матрас был тонким и жестким, кроме того, от него исходил какой-то затхлый запах. Над кроватью нависал темно-зеленый балдахин, ощущение было такое, как будто лежишь в пещере, вход в которую загораживают густые зеленые заросли. Похоже, что в этой пещере давным-давно кто-то умер, оставив после себя призрачные ароматы тления. Должно быть, эта комната служила спальней, в которой провели свои последние дни многие поколения семейства Морандини. Впрочем, я вполне могла и ошибаться в своих предположениях. Виллы и дворцы не были обычным ареалом моего обитания: из того, что мне было известно, я могла, например, заключить, что эта комната специально отведена для одиноких гостей женского пола — овдовевших тетушек или дочерей, которые еще не успели выйти замуж.

Комната казалась скудно обставленной, но, может быть, такое впечатление создавалось потому, что она была просто огромной. Массивные деревянные панели навевали романтические мысли о спрятанных за ними покойниках — здесь вполне могли разместиться полдюжины неугодных хозяину жен. Череда стульев, намертво скрепленных между собой, имела такую форму подушек для сиденья и спинок, что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову облокотиться на них и расслабиться — настолько жесткими они выглядели. Здесь же стояло одинокое кресло, обитое ситцем весьма причудливой расцветки. Один или два персидских ковра. Несколько столиков. Секретер с мозаикой из слоновой кости на столешнице. Книжная полочка, прикрепленная к этому секретеру, была действительно заставлена книгами, однако ее стеклянные дверцы были заперты на замок.

Можно было по-прежнему убить время разглядывая мебель, а можно попробовать открыть стеклянные дверцы. Конечно, невежливо рыться в шкафах и буфетах в чужом доме. Моя мама внушила мне эту прописную истину еще в раннем детстве после того, как она взяла меня с собой в гости к тете Мэри и случайно обнаружила, что я исследовала содержимое платяного шкафа хозяйки. «Ты можешь смотреть, но ничего нельзя трогать без разрешения...» К моему великому сожалению, не могу сказать, что я была блестящей ученицей. Мой юный пытливый ум был до такой степени набит разного рода афоризмами и поучениями, которыми меня в избытке снабжали учителя, что в нем уже не осталось места для всего остального.

Наконец я открыла входную дверь и осторожно выглянула из спальни. Коридор был абсолютно пуст. Вчера я не обратила особого внимания на окружающую обстановку, когда мне помогали подняться по ступеням. В памяти сохранились только закрытые двери и кое-что из мебели. Но я ничего не вспомнила о лестнице. Поэтому я решила пойти поискать ее самостоятельно, на свой страх и риск.

Едва начав путешествие, я поняла, что успела заблудиться. Вообще-то я обычно неплохо ориентируюсь, но в данном случае у меня было оправдание. Этот дом просто огромен. Одна дверь выглядела так, будто вела на лестницу, которую я и искала, однако я не могла позволить себе забираться слишком далеко, так как не была уверена в том, что выбрала правильное направление. Эта часть дома показалась мне более старой, чем та, которую я уже видела ранее: потолок здесь был пониже, окна были закрыты ставнями. Стояла мертвая тишина. Я уже было решила вернуться в спальню, как вдруг услышала звук, от которого волосы на голове встали дыбом, а по спине побежали противные мурашки. Я услышала чей-то смех.

Совершенно бессознательно я двинулась вперед. Дверь распахнулась и тут же захлопнулась, мгновение спустя в коридоре появилась Эмилия. В руках она несла поднос, накрытый белоснежной салфеткой. Когда она увидела меня, руки ее задрожали, на подносе зазвенели серебряные приборы и китайский фарфор. Немного погодя она взяла себя в руки и почти бегом направилась в мою сторону.

Эмилия немного говорила по-английски. Видимо, ей не часто приходилось пользоваться этими знаниями до сегодняшнего дня, однако она смогла подобрать нужные слова, чтобы выразить свою мысль.

— Уходить обратно — отсюда! Идти — теперь — быстро — быстро!

Она надвигалась на меня, не переставая выплевывать мне в лицо эти команды, словно стараясь отпихнуть подальше от этого места. Я могла бы остаться там, а могла бы последовать за ней, однако все это показалось мне затруднительным, тем более что никакой причины находиться здесь у меня не было и не могло быть. Поэтому я подчинилась ее натиску. Должно быть, мне просто послышался этот смех. Может быть, причудливое эхо в этих бесконечных коридорах сыграло со мной неприятную шутку...

Эмилия закрыла за мной дверь. Затем указала направление, в котором мне следовало идти. Она держалась позади меня, подталкивая меня подносом, когда я останавливалась, не зная, куда повернуть.

Так мы с ней дошли до того коридора, в котором находилась моя комната. Пройдя мимо нее, мы оказались в ярко освещенном холле, из которого вниз вела лестница. Да, с самого начала я выбрала неправильный путь.

Вот тут-то Эмилия решила, что может оставить меня, так как мы с ней удалились на достаточное расстояние от запрещенных для меня помещений. Она знаками объяснила, что мне следует спуститься вниз. Все вокруг казалось мне смутно знакомым. Я уже пересекала вчера это огромное пространство, вымощенное белым мрамором. Должно быть, двери напротив нижних ступеней лестницы, по которой я спускалась, были парадным входом в дом. К ним вплотную прилегали широкие окна. В огромном вестибюле были ниши с фигурками нимф, наготу которых благопристойно прикрывали драпировки. Эффект от их присутствия был скорее патетический, нежели эротический. Они выглядели совершенно бесстрастными и холодными. Температура воздуха в этом внушительном помещении приближалась к арктической, ледяной холод исходил от стен и каменного пола.

Затем я обратила внимание еще на одну деталь, которую, видимо, не заметила вчера, проходя здесь в сопровождении кухарки. Между лестницей и входными дверьми пол был выложен мозаикой. Единственное цветное пятно на весь вестибюль, которое просто не могло не привлечь к себе внимание, выделяясь своей яркостью на ледяном белоснежном мраморе. По своему невежеству я сначала решила, что мозаика набрана из мраморных плиток, разноцветных от природы или специально тонированных, однако, приглядевшись повнимательней, я заметила, что это поделочные камни. Насыщенная кроваво-красная яшма, зеленый, как лето, малахит, желтый агат — все это образовывало искусно выложенный букет роз прямо под вашими ногами. Каждый лепесток и листик были собраны отдельно, можно было даже заметить игру теней на цветах — эффект достигался благодаря разнообразию оттенков от светло-красного до темно-вишневого. Букет выглядел более чем натурально. Барт любил дарить мне красные розы... Должно быть, они что-то значили для него помимо обычной символики, которую приписывает им язык цветов, — сильные чувства, страсть, пылкую любовь.