Золотой мираж - Майкл Джудит - Страница 21

— Ну хорошо, малышка, — сказала она, — давай поговорим о том, что мы собираемся делать.

— Я хочу просто быть с Бриксом, — заявила Эмма. — Что в этом ужасного?

Клер покачала головой:

— Никто и не говорил, что это ужасно. Все, что я сказала — это что я хочу, чтобы ты позавтракала с нами. И еще я сказала, чтобы ты не проводила с ним все свое время?

— Но почему? — потребовала Эмма.

— Потому что ты с нами, — сказала Ханна решительно, но сердитый вздох Клер показал, что не ее время вступать, и она умолкла.

— Все слишком быстро, и все за одну неделю и в одном месте, — пояснила Клер, — когда вокруг так незнакомо. Это не… реально. — Она увидела, как официант бросает на них нетерпеливые взгляды, ожидая, когда можно будет очистить стол для ленча. — Часто мы сходимся с людьми только потому, что оказываемся отрезаны от обычной жизни и знаем, что это ненадолго. Все как бы преувеличивается и убыстряется; мы видим в людях что-то необыкновенное, особенное, что-то, чего в них возможно и нет, и наши собственные чувства, которым требуются месяцы, чтобы развиться, вдруг кажутся такими чудесными и ужасно важными, даже когда они совсем не такие.

— Откуда ты знаешь? — крикнула Эмма. — Ты никогда не была в круизах, ты ничего об этом не знаешь.

— Но я знаю, как это происходит… — начала Клер.

— Во всяком случае, — заявила Эмма, повышая голос снова, — у нас теперь незнакомая жизнь! Все изменилось, все теперь новое. Мы занимаемся тем, чего никогда раньше не делали, и ты думаешь, что все нормально, когда ты сама делаешь что-то новое, но как только я захочу этого, быть с кем-то новым, ты говоришь — «нельзя». Почему нельзя? Ты ведь с кое-кем новым, если тебе можно, то и мне тоже!

— Я не говорила, что тебе нельзя с ним видеться, — сказала Клер. — Я говорила, что не стоит так торопиться. Я и себе то же самое говорю: слишком легко увлечься чем-то, что кажется особенным, а на самом деле — ничего не значит. Эмма, пожалуйста, давай смотреть на все, что мы можем, такой чудесный мир вокруг, и делить эту радость с новыми друзьями, но и друг с другом тоже. Я прошу только быть немного сдержанней.

— Сдержанность для стариков, — сказала Эмма холодно.

— Ого, — сказала Ханна, — звучит как эпитафия. Она поглядела, как Эмма краснеет.

— Мне кажется, тебе стоит извиниться. Эмма бросила сердитый взгляд на потолок:

— Я извиняюсь. Я извиняюсь за то, что сказала, но, знаете, это уж слишком.

— Хорошо, и я помню, — сказала Ханна. Эмма поглядела на нее удивленно. — Ну, конечно, я прошла через все это, когда была в твоем возрасте, или ты думаешь, что ты единственная? Или что в этом есть нечто новое? Я сражалась со своей матерью все время, за все; я думаю, я и с дочерью бы своей стала сражаться, если бы она была жива.

Голова Эммы резко поднялась:

— Если бы она была жива? Так у тебя была дочь, которая умерла?

— Я тебе расскажу об этом когда-нибудь, но не сегодня, — сказала Ханна и встала. — Пойдемте на палубу: твоя мать права, для этого-то мы здесь.

Клер уставилась на нее:

— Ты никогда не говорила о том, что у тебя был ребенок. Ты же говорила, что не была замужем? Или все-таки была?

— Нет, этого не случилось — того, что почти разорвало мне сердце. Мы поговорим об этом в другой раз, когда я буду готова. Я извиняюсь, что встряла с этим сейчас.

Нет, нечего извиняться, подумала Клер. Ты упомянула это умышленно, чтобы отвлечь Эмму, и удержать нас от ссоры. Какая же ты умница. Интересно, сколько еще разных бомб у тебя в запасе, готовых разорваться в любое время, когда тебе покажется, что это нужно.

— Я надеюсь, что ты нам расскажешь, — сказала она Ханне. — Нам бы хотелось все о тебе знать.

— Не знаю, как насчет всего, — сказала Ханна просто. — Ну, а теперь еще одна вещь. Что насчет ужина? Клер немного подумала, но потом все же решилась. Если Ханне нравится хранить таинственность, то им придется к этому привыкнуть.

— Эмма, — сказала она, — ты планировала поужинать с Бриксом?

— И позавтракать, и ленч, и ужин, — проворчала Эмма.

— Ну что ж, я согласна: это не слишком много. Ужин — это хорошо. Квентин и я тоже ужинаем вместе; Ханна, ты к нам присоединишься?

— Нет, нет, моя дорогая, какая это будет помеха для тебя, и совсем не радость для меня. Нет, у меня тоже договоренность с Форрестом. Он изумительный молодой человек, профессор в колледже и знаток всех моих любимых поэтов; такое удивительное открытие. Всех! Мы подыщем для себя спокойный уголок. Ну, а теперь пойдем на палубу?

— Профессор колледжа, — сказала Клер, улыбаясь. — Может мне стоит и тебе посоветовать чуть успокоиться.

— Успокоиться? А, ты имеешь в виду роман. Нет, ничего похожего. Он хочет основать где-нибудь центр поэзии и мне охота про это услышать; звучит интересно. Ну, наконец, давайте посмотрим виды.

— Я могу идти теперь? — спросила Эмма, как ребенок, которого оставили в школе после уроков.

— Да, — сказала Клер. Она не сможет сражаться с Эммой все путешествие, и поэтому она только проводила ее взглядом и сказала себе, что как-нибудь все устроится.

Корабль молча скользил вдоль берега, протискиваясь в толпе островков, поросших кедром, елью и болиголовом, тишина нарушалась только криками пассажиров, оповещавших, что они увидели касатку, дельфина или лосося, прыгающего по водопаду, или долгое пике орла. Внезапно и без объяснений Эмма вернулась и провела весь день с Клер и Ханной, улыбаясь дельфинам и обсуждая тайны леса. Тяжелые облака закрыли солнце, и все натянули на себя свитера и пиджаки. Кто-то разглядел среди деревьев промелькнувшие пары восхитительных оленьих рогов; и на корабле установилась тишина, когда вышел на прогалину лось, а затем защелкали сотни камер. Равнодушные ко всему этому официанты разносили напитки и закуски, убирали пустые стаканы и возвращались с другими. День проскользнул так же легко, как и корабль через пролив, прекрасный день неисчислимых чудес.

И затем, уже вечером, Квентин постучался в дверь Клер. Он зашел и бросил взгляд на ее распущенные волосы, на жемчужные серьги и белый шелковый костюм, воротничок и манжеты которого были расшиты крошечными жемчужинами.

— Очень мило, — сказал он и подал ей руку.

— Я хочу, чтобы вы познакомились с некоторыми из моих друзей, — сказал он, когда они оказались у круглого стола с шестью обшитыми стульями. — Они будут здесь через несколько минут. Хорошо провели день?

— Да, — Клер скрыла свое разочарование; она предвкушала спокойный ужин. — Я вас не видела, вы не были на палубе? Все было так красиво.

— Мы были на палубе ниже, у моих друзей там каюта-люкс. И Брикса я придержал с собой; я думаю, недолгая разлука будет полезна для молодых людей.

Клер промолчала, подумав, всегда ли он берет дела других людей в свои собственные руки. Вот почему Эмма возвратилась, вспомнила она: не нашла Брикса или увидела его под надзором отца.

— Мы даже немного поработали, — продолжал Квентин. — Один из моих друзей адвокат «Эйгер Лэбс», и мы должны были разобрать кое-какие бумаги. А вот и они. — Он встал и похлопал по спине низкого, коренастого мужчину с русыми волосами, стриженными «ежиком», а затем нагнулся поцеловать в щеку маленькую рыжеволосую женщину рядом с мужчиной. — Лоррэн и Оззи Термен — Клер Годдар.

Пока они пожимали друг другу руки, Лоррэн подняла голову и поджала губы:

— Я вас знаю. То есть нет, я видела вашу фотографию. Где же? И читала о вас. Много. А, лотерея! Вы выиграли лотерею! Квентин, Бога ради, почему ты нам не сказал? Она же знаменитость. Что ж, поздравляю, это большая удача. Я надеюсь, вы со своими деньгами теперь как на балу, и скупаете весь мир. А для чего еще деньги, если не покупать все, что вас увлекло, я говорю это всегда. Может, мы сядем? Неплохо бы выпить. Клер, садитесь рядом, чтобы мы могли познакомиться получше.

— А где Ина и Зек? — спросил Квентин.

— Опаздывают, как всегда, — сказала Лоррэн строго. — Они там сражаются; а ты знаешь, что когда они вопят друг на друга, то ничего другого не помнят. По мне, так это отлично; я совершенно не выношу, когда пары обмениваются колкостями и огрызаются друг на друга перед остальными: что они думают, мы должны делать, ставить на них и подбадривать, заключать пари: кто победит или просто изображать, будто ничего не происходит? По крайней мере, с их стороны очень мило, что они занимаются этим за закрытыми дверями и не будут здесь раньше, чем остынут. Что такое брак, если нельзя иногда выпустить пар, вот что я всегда говорю. Мартини, — сказала она официанту. — Очень сухой, и со смесью. Та роскошная девушка — ваша дочь, да? — спросила она у Клер. — Мы видели вас в обеденной комнате прошлым вечером. Какая она радость для вас должно быть. У меня с Оззи четыре сына, и я ожидаю внучку; наверное, будет забавно свыкнуться с тем, что, я бабушка. И здорово, что снова будет кто-то, кому: я нужна. Я люблю быть нужной. А как вы? Вы из Коннектикута, я знаю об этом из газет, а что еще?