Серебряный Вихор - Майерс Джон Майерс - Страница 21

Вскоре мне стало ясно, что незнакомец просто-напросто моет голову. Вот он распрямился, вытаскивая из ведра и выкручивая светлые волосы. Потом извлек их на полфута, на фут, а конца все еще не было. Я обратил внимание на его костюм: где я видел точно такой же? Солнце совсем поднялось, но туман еще не рассеялся.

Именно так одевался Николен, да и судя по фигуре — конечно же, это он, собственной персоной! Но у Николена были черные волосы, а эти, золотистые, вполне могли принадлежать…

— Розалетта! — воскликнул я, вскакивая на ноги. Вскрикнув, Розалетта тоже вскочила, откинув волосы с лица. Она хотела уже бежать, но узнала меня.

— Ах, это ты, Серебряный Вихор! Я позабыла твое второе имя.

— Зато я помню оба твои, — сообщил я ей. Она рассмеялась, протянув ко мне руки.

— Я так переживала, когда убедилась, что ты обо мне тревожишься. Но там, во время ночной пирушки, в компании разбойников, у меня душа в пятки ушла.

Она искренне радовалась нашей встрече. Это было приятно мне более, чем я ожидал.

— Я не виню тебя, — сказал я ей, — холостяцкое сборище — не самое подходящее место для юной девицы, предпочитающей быть осмотрительной. Ты уже встретилась со своим женихом?

— Да. — Розалетта рассмеялась счастливым смехом. — Мы с ним видимся каждый день, и он, как и ты, не узнал меня.

— Это очень смешно?

— Очень! Мы с ним целыми часами толкуем обо мне и о том, как он без памяти в меня влюблен. Это так интересно! Я покрасила лицо и волосы темной краской, и целую неделю потратила на то, чтобы вернуть себе прежний вид. Я не хочу, чтобы он узнал меня, пока снова не стану на себя похожей.

— Смотри не перестарайся, — предупредил я ее, — ты и теперь хороша дальше некуда.

Розалетта в восхищении послала мне воздушный поцелуй.

— Серебряный Вихор! Ты просто прелесть.

Я попытался вспомнить, слышал ли хоть раз в жизни от какой-нибудь девушки подобные слова, и не мог. Впрочем, вряд ли я сам подавал кому-то из них повод для этого.

— Но с сегодняшнего вечера, — прощебетала Розалетта, — Окандо уже не придется обо мне тосковать. Вот только что я прополоскала волосы последний раз.

— И что потом? Свадебные колокола?

— Завтра! — Она снова с восторгом протянула мне руки. — Правда, замечательно?

Мне так не казалось. Но не потому, что я был влюблен в Розалетту или имел на нее виды. Для меня она была словно ветка жимолости, которой я любовался, вовсе не желая сорвать. И все же я бы предпочел неопределенность.

— А чем твой суженый будет заниматься теперь, когда покинул дом?

— Папа говорит, что…

— Твой отец тоже здесь?

— Он в лесу с тех пор, как потерял герцогство. Но вскоре он его вернет, я думаю. — Пожав плечами, Розалетта просияла. — Если же нет, мы просто будем жить здесь, вот и все.

Я не стал с ней спорить.

— А где ты теперь живешь? Снова соорудила себе шалаш из веток и цветов?

— Я купила пастушью хижину.

Она посмотрелась в заводь и улыбнулась сама себе.

— Пойду сейчас туда, пусть волосы подсохнут. Ты не побудешь со мной? Я так люблю с тобой беседовать о том, о сем.

Опорожнив ведро, я взял его за ручку.

— Например, об Окандо?

Розалетта засмеялась.

— Можно и о чем-нибудь другом, хотя навряд ли у нас останется на это время.

Ее новая хижина выглядела довольно привлекательно, но я смотрел мимо. За рядом деревьев расстилался просторный луг.

— Мы и в самом деле на краю Броселианского леса?

— Да, отсюда уже начинаются поля, — подтвердила Розалетта. Она села на траву, спиной к солнцу, и распустила волосы. Я не замедлил растянуться рядом с ней.

— Там живут люди?

— Да, пастухи. И землепашцы, конечно.

— А есть ли города?

— Конечно, есть.

— Какие же именно? И далеко ли до них?

— Никогда не интересовалась, — положила Розалетта конец моим расспросам. — Серебряный Вихор, ведь ты не уйдешь? Мне бы так не хотелось теперь остаться одной.

Итак, наконец-то я выбрался из леса и теперь уже не буду блуждать наобум.

— Я не расстанусь с тобой до прихода Окандо, — заверил я девушку, — но за это рассчитываю получить ужин.

Ах, какое угощение она мне приготовила! Потом я слонялся вокруг домика, ожидая, пока Розалетта вымоется и переоденется. Ночью ее ожидали ласки — пока еще сдержанные… Она и ее ненаглядный будут нежно ворковать, а я буду ворочаться на голой земле, под открытым небом, терзаемый одиночеством.

— Ну, как я выгляжу? — спросила Розалетта, появляясь в дверях. Смотреть на нее было такое удовольствие, что я ненадолго позабыл о собственных огорчениях. Платье сидело как нельзя более удачно, не открывая и не подчеркивая излишне достоинств хозяйки. На нем не было узоров, но все украшения превосходил локон Розалетты, ожерельем обивший открытую шею.

— Душенька, — простонал я, — уберись с моих глаз, или ты разобьешь мне сердце.

— Мне бы хотелось это сделать, чтобы проверить, какое впечатление я произведу на Окандо.

— Что-то он не спешит! — Мне хватило низости подпустить ей эту шпильку.

Скорчив гримасу, Розалетта показала мне язык.

— А он сюда и не явится! Николен пообещал Окандо, что вернет ему Розалетту при помощи колдовства. Но для этого Окандо должен прийти вечером к колодцу желаний. И он поверил, поверил — ведь он влюблен в меня по уши!

Розалетта закружилась, точно балерина, и сделала пируэт.

— Ради меня Окандо готов на все… Ах, как он глуп и восхитителен!

И Розалетта упорхнула на свидание. А я остался наедине с собакой, которая рычала в конуре. Девушка растаяла в сумеречном лесу. Я угрюмо повернулся и зашагал в противоположную сторону.

Наутро мне предстояло пересечь поля, однако заночевать следовало в лесу. Я быстро нашел подходящее место, но укладываться было еще рано. С сожалением вспоминая о сигарах доктора Тенсаса, я сел, прислонившись спиной к стволу, и стал дожидаться, когда меня одолеет дремота.

Взошла луна, и мне стало казаться, будто в чаще кто-то шевелится. Мало-помалу я убедился, что не ошибаюсь. Из зарослей — весь в лунных пятнах и оттого похожий на картинку-загадку — появился лев.

Вовсе не радуясь разрешению загадки, я замер на месте. Ветер дул в мою сторону, и я знал, что если не буду двигаться, лев мною не заинтересуется. Но опасность все же существовала. Лев медленно ступил на поляну. Лунный свет озарил его с головы до пят. Живот льва круглился; зверь неспешно переставлял свои тяжелые лапы. Страх мой уменьшился: это был толстый, ленивый царь зверей, совершавший прогулку после сытного ужина.

Однако зверь не забывал об осторожности. Проходя мимо меня, он замер, подняв переднюю лапу. Это была классическая львиная поза. Но он недолго оставался недвижим: какое-то существо тихонько подкралось к залитому луной сановитому львиному тылу. Существо это принадлежало, скорее всего, человеческой породе. Насмешник так умело подражал львиной царственной походке, что я невольно усмехнулся. Лев мягко вильнул хвостом. Незнакомец, оттянув хвост в сторону правой рукой, левую резко выбросил вперед. Я не видел, что он держал в руке. Впрочем, тот, кто в детстве забавлялся втыканием булавок в известного рода выпуклости, заполняющие ячейки гамака, без труда узнал бы это движение. Но ни один из любителей подремать в гамаке не оправдал бы ожиданий проказника в столь полной мере, как этот лев. Он и завыл, и зафыркал, и зарычал. При этом он прыгал, вертелся волчком и бил лапами по воздуху. Его мучитель оказался достаточно проворен, чтобы успеть при жизни насладиться исходом шутки. Не успел лев обернуться, как он уже растянулся за островком папоротников рядом со мной: я мог бы даже пнуть его ногой, если бы захотел. Но у меня не было ни малейшего намерения рисковать, пока зверь все еще бесновался. Он колотил лапами по воздуху, словно пытаясь достать врага, которому бы мог отомстить сполна. Разок-другой он, подпрыгнув, крутанулся, желая убедиться, что позади него никого нет. Наконец, устав воевать с собственной тенью, он издал оглушительный рев и скрылся в зарослях.