Хранитель понятий - Майданный Семен - Страница 18

В древнем холодильнике «Днепр» Палец нашел образцы выпускаемой продукции и банку сгущенки, а вот водки не нашел. В шкафу хозяин фабрики обнаружил пыльное переходящее красное знамя, а вот водки не нашел. Брезгливо вынул стяг и бросил под ноги – потом уборщица вынесет в красный уголок. Так же брезгливо снял со стены политический портрет из прежней эпохи, за которым не оказалось сейфа, и кинул к знамени.

– Слушай, Козыречек, – заскреб ногтями край стола Харчо, – все красиво, дорогой. Я все понимаю. Ты честно отрабатывал бабки, да? Пацаны твои не дурь по углам шабрили, а все при деле шарились, да? Ты вовремя доложился, да? Я одно не понимаю: если вы до последнего метра списали, куда туда-сюда ходил Шрам, то какого хера ты мне суешь не один маршрут этого шакала, а целых три?! Да?!!

Недовольство Харчо'Козырек принял гораздо ближе к сердцу, чем ворчание Пальца. И рожа Козырька сразу стала блестеть от пота.

– Дак ведь в Эрмитаже три этажа, а еще подвалы секретные. Мы же Шрама по вертикали не пеленговали. Откуда мы знаем, по какому этажу он шарился? Что отследили, то я и докладываю.

– Выходит, это еще не все? – кивнул в сторону лабиринтов Палец. – Он мог еще и по подвалам путать следы? А это просто – просочиться в подвалы? А менты?

– Там обыкновенная вохра марширует, – цыкнул зубом Харчо. – Придумай самую дешевую клюкву для визита, тебе выпишут разовый пропуск, и ковыляй потихонечку.

Палец придвинул листы к себе:

– О'кей. Пока обойдемся этим. Это что за жирная клякса?

– В этом углу он проторчал два часа. Это или выставка свадебных прикидов позапрошлого века, или зал Веласкеса, или зал с картинками Ренуара, – доложился Козырек, который когда-то был очень культурным человеком и инженером в закрытом ящике. На кривую дорожку он ступил так: запал на коллекционирование автомобильных мулек; по ночам шастал с отверткой и сковыривал с «мерсов», «реношек» и «крайс-леровичей» фирменные нашлепки; однажды подкрался к «лендроверу» Харчо…

– И че, нормальный человек может на Пикассо два часа шары выкатывать? – оскалил зубы в улыбке Палец.

– Значит, он погреб в подвал, – оскалил зубы и Харчо. Его хищные глазки были желты, как яичный желток на сковородке.

Харчо угадал. Шрам в тот исторический момент в натуре спустился в подвал. Рядом со Шрамом, то и дело забегая вперед Шрама, семенил сморщенный, будто вишня в шоколаде, местный активист преклонного возраста Иван Кириллович Ледогостер.

– Хочу вас предупредить, – глухо строил Сергей добровольца. – О нашей встрече вы должны молчать до поры до времени. К сожалению, ваша услуга Родине останется неизвестной широким массам. В натуре. – Красная «корка», которую при знакомстве Сергей предъявил Ивану Кирилловичу, была служебным пропуском в СИЗО «Углы».

– Я все понимаю, – разливался соловьем доброхот. – Осторожно, здесь низкий потолок. Я это делаю не ради славы, а из чувства долга. Осторожно, здесь стенка пачкается.

Они шли по подвалам. Каждые десять метров дистанции отмечались подвешенным на стене огнетушителем. Вдоль щербатых стен рассыхались старинные, набитые скарбом сундуки. На сундуках громоздились коробки, и из прорех выпирала пузатая зеленая медь: кальяны, кубки, пиалы… Иногда чуть ли не загораживала путь развернутая изнанками к зрителям груда холстов. И вместо мадонн с младенцами кисти фламандских авторитетов Шрам лицезрел только инвентарные номера.

– Хочу вас предупредить, – не придумав новых финтов в лечении канцелярской крысы, гнул прежнюю линию Сергей, – что малейшая утечка информации спугнет злоумышленников. Они всегда держат клювы по ветру. Но Родина вас не забудет конкретно.

– Осторожно, здесь крутые ступеньки. Я все понимаю. С радостью готов помочь пресечь разбазаривание Родины. А хотите, я вам подлинную «Девочку на шаре» Пикассо покажу?

– Это такая… – Шрам показал руками, как он приблизительно представляет себе девочку на шару.

– В экспозиции – копия, – не усек пробуксовки сурового гостя фрукт. – Настоящий Пикассо в запасниках.

– Потом. Дело превыше всего. – Шрам удержался второй раз не вякнуть любимое «в натуре». Того глядишь, и спугнешь добровольного помощника. Заподозрит вша музейная, что рядом с ним никакой не ответственный сотрудник органов.

– Тогда мы уже пришли. На этом столе я собрал нужные книги учета, – гордый, как Павлик Морозов, доложился ветеран музейного фронта.

Помещеньице было чем-то вроде библиотеки, в шкафах и стеллажах сплошь корешки амбарных книг, будто патроны в пулеметной ленте. Шрам посмотрел на пыльные, с обтрепанными углами гроссбухи и посмотрел в упор на дедушку. Сморчок не выдержал проницающего взгляда:

– Я понимаю, понимаю – государственная тайна. Я вас оставлю. Пару часов хватит?

– Без базара, – кивнул Шрам и прикусил язык.

Увлеченный идеей спасти Родину фрукт и на этот раз прошляпил лажу и благолепно срыл по своим канцелярским пыльным нуждам. А Шрам устроился на не старинный, а просто очень дряхлый стул, вздохнул тяжело, вздымая пыль, типа, какой фигней не приходится только заморачиваться, и открыл первую книгу с расплывшейся чернильной пришлепкой «Журнал учета движения музейных ценностей за 1964 год».

Следующие час сорок две минуты он сидел тихо-тихо, ворочая страницы и шевеля губами в помощь разбирающим каракули глазам. Только скрипел авторучкой, делая пометки на обратной стороне разового пропуска. Поэтому Палец попал пальцем в небо, когда заявил, угрюмо пялясь на вырванные из альбома и изрисованные маршрутами эрмитажные планы:

– Надо было вместо маячка радио ему приклеить. – Ни фига бы Палец не услышал, кроме двух пустых слов.

– Это ж центр города. В каждом офисе там толпа охраны, и у каждого последнего поца персональная рация. Кто-нибудь тут же в эфире споткнулся бы о нашу волну. – Козырьку пришлось не по душе, что предъявы кидает не родной папа, а посторонний.

– Ладно, – смял пятерней сразу все три мелованных листа Харчо. – Ты мне, Козырек, не вешай хачапури на уши. Ты подскажи, как прочухать, что же такое копченое этот Шрам в катакомбах музейных вынюхивал?

– Если бы я был такой умный, наверное, больше бы зарабатывал, – недовольный тем, как босс оценил работу, позволил себе маленький бунт бывший научный сотрудник.

Сам Козырек роста был небольшого, с чуть кривоватыми ногами и неизменной трехдневной щетиной. Пиджак ему был великоват, посему кулаки утопали в рукавах, что являлось объектом постоянных насмешек кунаков Харчо.

Харчо собрался страшно заскрипеть зубами, но вспомнил, что на интеллигенцию пряник действует лучше плетки. Хищные глазки из охряно-желтых стали лимонными.

– Ладно, не приказываю, совета спрашиваю.

Козырек приосанился, хотя в его голосе еще вполсилы вибрировали обиженные ноты:

– Когда у нас в закрытом ящике (у Харчо стала рожа, будто попробовал незрелый виноград) случался затык, мы применяли мозговой штурм.

– Ты че, совсем с башней не дружишь? Чтоб музей штурмовать, танки подгонять надо! – фыркнул Палец.

– Нет, мозговой штурм это другое. Бескровное. Это вот, типа, мы сидим в комнате и кидаем отвязанные идеи наугад. «Что? Где? Когда?» смотрели? – начхал с Эйфелевой башни Козырек на наезды неродного папы. Идея с мозговым штурмом вдруг ему самому понравилась до желудочных колик.

– Это где осьминожная чмоха всех на полярной станции сожрала?[7]

– Нет, это не кино, а телепередача. Там умникам задают вопрос. И умники на вопрос скопом наваливаются. И любые вопросы решают.

– А как их погоняла? Почему я про них не слыхал?

– Это московские пацаны или питерские?

– Че, прямо так все вопросы и решают, да? – очень удивились отцы, признающие только Ван Дамма – Сталлоне – Шварца, «Дежурную часть» – «Из оперативных источников» и порнуху по видаку.

– Вопросы в том смысле, что натуральные вопросы, а не проблемы. Ну там, типа, какого цвета на самолетах стоп-кран: красного или синего? Или: как открыть консервную банку без ножа? – Козырек с горечью созерцал, как его гениальная идея тонет «Титаником» в пустых зенках паханов.