Черное солнце - Зинченко Майя Анатольевна - Страница 6

– А куда попадает душа самоубийцы?

– В ад, конечно.

– Замечательно, – проворчал Франц. – В ад. Как категорично…

– Ты мне не веришь?

– Насчет самоубийц – нет. Почему те, кто страдал настолько, что земная жизнь показалась им непомерным грузом, должен страдать и после смерти? Где же справедливость?

– Не я это придумал, – пожал плечами Римус. – Не мне и судить. Самоубийцы настолько увязли в своей печали, что не увидят Создателя, даже если он пройдет рядом и заговорит с ними. Для них его не существует.

– Это все?

– В общих чертах. Или тебе нужен полный развернутый ответ с приведением цитат из священных текстов?

– Нет, что ты, – испугался Франц. – Это было бы излишним. Я все равно в них ничего бы не понял.

– Это хорошая система, в которую вы – мастера рун, к сожалению, плохо вписываетесь. – Священник пожал плечами. – Вас нельзя причислить ни к добру, ни к злу с полной уверенностью.

– Разве я сделал кому-нибудь что-то дурное?

– Ты – нет. Но ведь часто мастера используют данную им силу в корыстных целях. Они наживаются на людях и становятся ничуть не лучше колдунов, заложивших тьме свою душу ради власти и богатства. Бытует мнение, что ваша душа уже изначально принадлежит мраку, отсюда и способность составлять руны. Люди разное болтают. – Он осуждающе покачал головой.

– Что? – возмутился Франц. – Кто поверит в такую чушь?

– Некоторые люди верят. Но священнослужители это точку зрения не разделяют. Во всяком случае, официально.

– Хоть что-то…

– Это всего лишь еще одна ересь, коих огромное множество. – Римус пожал плечами. – Иногда бывает очень сложно разобраться во всех хитросплетениях и выявить истинную нить веры.

– Когда-то давно я слышал, что чистилище находится на земле. Поэтому души получают шанс родиться заново, чтобы исправить ошибки прошлых жизней.

– Ересь. – Священник только тяжело вздохнул. – Снова. Очень тяжело искореняемая из умов простых людей. Они склонны видеть в новорожденных младенцах воителей и мудрецов прошлого или хотя бы собственных предков. Они не понимают, что перед ними новая жизнь, начинаемая с чистого листа. Иначе и быть не может. Франц, я уверен, что Раэн попала в рай. Она была замечательной женщиной, никому дурного слова не сказала и поэтому заслужила место рядом с Богом.

– Разве Создатель не мог обойтись без нее еще какое-то время? – с горечью сказал Франц. – Зачем же было забирать ее так рано? Такой, как она, больше нет нигде. И не будет.

– Не будет, это правда. Я хоть немного помог тебе?

– Да, – кивнул мастер. – Скажи, чью музыку ты играл, когда я пришел?

– Это, – Римус потупил взгляд, – мое собственное сочинение. Оно еще незакончено. – Священник развел руками. – Его нужно доработать. Много чего предстоит переделать. И… Я посвятил его Раэн.

То, каким трогательным тоном священник произнес эти слова, показывало, что в его сердце продолжает кровоточить рана, и размером она ничуть не меньше, чем та, что болит в груди Франца. Но у Римуса было то, что никогда не будет у мастера рун, – спасительная вера в Бога, дарующая надежду.

– Красивая мелодия, – кивнул Франц. – Трогает за душу.

– Я старался.

– Это чувствуется.

В этот момент в храм вошла пожилая пара – должно быть, супруги, и мастер, заметив их, тут же вскочил.

– Ты уже уходишь? – удивился Римус. – Неужели тебе больше нечего сказать?

– В твоем обществе нуждаюсь не только я.

– Ах вот в чем дело. – Римус посмотрел на новых посетителей и поднялся вслед. В его взгляде промелькнула досада. – Ну что же… Заходи в любое время. Я буду рад тебя видеть.

– Ты говоришь серьезно?

– Более чем, – кивнул священник и благожелательно улыбнулся. – И прошу тебя… Последнее наставление.

– Что?

– Мы должны помнить о смерти, но не должны забывать о жизни. Она слишком важна и неповторима, чтобы о ней забывать. Береги себя.

– Я постараюсь.

– Дорога жизни тяжела для тех, кто путешествует в одиночку. Дорога, дорога… У каждого из нас она своя, но иногда они все-таки пересекаются.

Франц устремился к выходу. Уже в дверях он обернулся, чтобы посмотреть на Римуса. Тот уже о чем-то беседовал с женщиной. Его фигура, одетая в скромную рясу, черным силуэтом вырисовывалась на фоне разноцветного витража.

Мастер пребывал в некотором замешательстве. Он шел в храм в ожидании чего угодно, но только не завязывания дружеских отношений с Римусом. А священник так легко и свободно говорил с ним. Наверное, он все же неплохой человек. Ведь не может же быть плохим тот, кто всю свою жизнь посвятил служению другим людям, отказался от собственного счастья, ради счастья остальных. Возможно, если бы он избрал другой путь – путь воина или целителя, Раэн была бы с ним. Кто знает?

Франц решил пока не возвращаться домой. Вместо этого он свернул от храма налево, в небольшой ухоженный парк. Летом здесь всегда было много народу, но сейчас, в середине ноября, парк не пользовался популярностью. На центральной аллее стояло несколько лавочек, и мужчина присел на одну из них.

Ветер с шорохом носил по дорожке высохшие лисья. Франц проводил их задумчивым взглядом. Вот бы и ему стать подобно этим листьям – бездумно лететь туда, куда носит ветер. Ни мыслей, ни чувств, ничего, что отличает человека от сорванного листка.

Внезапно рана под повязкой принялась безумно чесаться. Это был верный признак того, что он быстро идет на поправку. Ему еще повезло: если бы оборотень ударил чуть выше, то когти, острые как бритва, прошлись бы по шее. Тогда бы мастера не спасли. С оторванной головой, знаете ли, долго не живут.

Франц представил себе пышные похороны, каких бы он был удостоен, всеобщий плач жителей Таурина и усмехнулся собственным мыслям. В этом холодном городе отныне всегда будет пусто. Ради чего в нем оставаться? Если он не хочет сойти с ума, то он должен покинуть Таурин – и чем раньше, тем лучше. Оставить за спиной все, что может напоминать ему о Раэн. И как эта здравая мысль не пришла ему в голову раньше?

В тот переломный момент на кладбище он решил жить, а значит, ему необходимо сделать для этого все возможное. Это будет тяжело, но он справится. Обязательно справится.

Новую работу и новый дом будет найти легко. Мастера рун нужны всегда и везде. Конечно, градоправитель будет недоволен, но что поделаешь? Он должен позаботиться о своем благополучии. Перед смертью Раэн сказала, что отпускает его и желает счастья. Тогда он не смог ей ответить, очень хотел, но из губ не вырвалось ни звука. Сейчас же Франц поблагодарил бы Раэн за проявленное великодушие и любовь, что не смогли разрушить даже предчувствие смерти.

Он уедет сегодня же. Нет сил ждать до утра. Ведь что-то может остановить его, задержать, и тогда ему придется провести в Таурине лишний день или два.

Франц вскочил и побежал по аллее с такой скоростью, словно за ним гнались все чудовища Черного леса.

Он не помнил, как очутился дома. Выбрав два седельных мешка покрепче, он положил в них необходимые вещи, взял деньги из тайника и отправился к конюшне, чтобы найти себе лошадь. По дороге туда он решил зайти к Бернару, чтобы попрощаться. Целитель как раз пил чай. Увидев Франца, старик искренне обрадовался:

– О, ты как раз вовремя! Булочки еще горячие. – Бернар показал на горку пышущей жаром сдобы.

– Извини, но мне некогда.

– Что случилось? – встревожился старик, со стуком отставляя чашку. – Хм… Ты весь такой взвинченный. Ты был у Римуса, да? Вы опять поссорились?

– Да, был, но мы не ссорились. Скорее наоборот.

– Вам давно пора было найти общий язык, – удовлетворенно кивнул Бернар и добавил: – Вы во многом схожи.

Франц с подозрением взглянул на целителя. Похоже, что тот знал больше, чем говорил, и чувства священника не были для него тайной.

– Я уезжаю. Вот ключи от дома. – Мастер протянул связку.

– Куда?!

– Не знаю. На юг или на запад, я еще не решил.

– Так вот для чего тебе сумки… – Бернар непонимающе взглянул на Франца. – Но зачем?