Черное солнце - Зинченко Майя Анатольевна - Страница 20

– Угадал. И даже не хозяин. Я новый жилец.

– Опять… – разочарованно махнул рукой человечек.

– А кроме того, я – мастер рун, так что прошу рассказать все без утайки. Зачем вы устроили этот погром?

– Чтобы избавиться от людей. Они за нами все время подглядывали.

– Подожди, что значит избавиться? Тебя как зовут?

– Курх.

Это было не настоящее имя, а прозвище, которое на человеческий язык можно было перевести как Болтун. Свои настоящие имена руды хранили в тайне.

– Чем вам мешали люди? Неужели вы решили занять человеческое жилище?

– О нет! – ужаснулся Курх. – Променять свою маленькую уютную норку ради этого… – Он посмотрел вокруг и презрительно сплюнул. Остальные согласно закивали. – Мерзопакостного места!

– Да, я уже понял, что ты от него не в восторге. Так в чем же дело?

Курх насупился и принялся изучать собственные башмаки. Он не хотел признаваться.

– Хм, по-моему, я знаю, в чем тут дело… Вас интересует не дом, а место. Здесь что-то спрятано… – Франц не спускал глаз с рудов, ожидая их реакции.

– Нет! Нет! – заголосили они. – Тут совсем пусто!

– Тогда зачем вы перерыли весь подвал, словно взбесившиеся кроты? И инструмент вон ваш стоит.

Огонек осветил маленькие лопаты и мотыги, с налипшими на них комьями свежей земли. Сраженные этими аргументами руды горестно застонали.

– Теперь ты отберешь его у нас! Бедные мы, несчастные мы! Большой злой человек нас обидит.

Они принялись плакать, шумно сморкаясь в огромные носовые платки. Франц решил подождать, пока им надоест ломать комедию и они успокоятся. Однако минуты уходили, а рев и стенания не прекращались. Руды, похоже, и впрямь думали, что он собирается отобрать у них нечто ценное.

– Ну, хватит! Я не собираюсь у вас ничего отбирать.

– Мы тебе не верим!

– Я не обманываю. Да и что у вас может быть такого ценного? Чучело бобра?

– Что?! – возмутился Курх и вскочил в запале. – У нас есть ценности! Замечательные ценности!

– Как всегда какая-то ерунда…

– Да ты не представляешь, о чем говоришь! Это полный горшок алмазов! – закричал человечек и тут же получил затрещину от собрата.

– Болван! Ты опять проболтался!

Курха повалили на пол и стали энергично колотить товарищи. Он отчаянно отбивался и даже укусил одного из них за ногу.

– Поздно кулаками махать. – Франц не без труда разнял рудов. – Зачем вы спрятали здесь алмазы? Неужели больше нигде места не нашлось?

Человечки, тяжело дыша, недовольно смотрели друг на друга. У Курха под глазом расплывался свежий синяк.

– Это не мы, а прадедушка. Он закопал здесь горшок с алмазами. Это было еще до того, как здесь построили этот дом.

– И вы думаете, что люди не нашли алмазы? Но когда закладывался фундамент…

– Нет-нет. Горшок точно не нашли. Прадедушка спрятал его очень глубоко.

– Тогда почему вы не заберете алмазы и не вернетесь к себе?

– У прадедушки склероз. Он не помнит, где точно закопал их, – мрачно сказал Курх. – Мы знаем только приблизительно.

– А для чего вы испортили пол?

– Мы хотели, чтобы люди нам не мешали. А здесь постоянно кто-то жил. Мы решили, если дом будет непригоден для жизни, то нас оставят в покое. Поэтому мы подпилили столбы.

– Признайтесь, это вы напугали кота хозяйки?

– А пусть не лезет… – пробормотал Курх. – Он хотел отобрать наше сало, что мы припасли на ужин.

– Что-то подсказывает мне, что оно лежало на кухне и вы украли его.

– Нам же надо что-то есть… Мы его честно украли. Пусть этот жирный кот сам себе добывает пропитание.

– Вы, наверное, все родственники? Двоюродные и троюродные братья?

Человечки несмело кивнули.

– Что же теперь с вами делать? – вздохнул Франц. – Я обещал позаботиться о крысах, а вместо них оказались вы. Не травить же вас ядом, в самом деле…

– Ты позовешь священника? – с опаской поинтересовался Курх.

– Нет. Но только при условии, – он предупреждающе поднял палец, – что вы приведете флигель в порядок. Пол должен быть починен. Я знаю: вы умеете не только разрушать. А взамен я помогу вам найти сокровище.

– Ты хочешь завладеть им.

– Я и пальцем к нему не притронусь. Только укажу вам, где оно спрятано. Выкапывать горшок будете сами.

Руды задумались.

– Ты знаешь, где он?

– Еще нет, но могу узнать. Это нелегко, однако я вполне могу постараться для всеобщего блага. Для мастера рун нет ничего невозможного.

– Ты клянешься, что не заберешь наши камни?

– И как такая огромная жадность умещается в таких маленьких телах? – Вопрос был исключительно риторическим. – Клянусь.

– Хорошо, – кивнул Курх. – Тогда показывай место.

– Боюсь, что блеск драгоценных камней затуманит ваш разум. И память. Вы обещаете заняться починкой?

– Но мы не успеем за одну ночь.

– Я дам вам двое суток. Учтите, если вы меня обманете, месть моя будет ужасна.

Конечно, Франц не собирался преследовать рудов в случае невыполнения условий, но припугнуть их было нелишним.

– Итак, что нам известно? – Мужчина спрыгнул вниз и увяз по щиколотку в мягкой перекопанной земле. В рунах защиты больше не было необходимости, поэтому он избавился от них.

– Ничего конкретного, – буркнул один из человечков, прыгая вслед за ним в пролом. Бубенец на его колпаке печально звякнул.

– Что именно вам сказал прадедушка? Можете повторить дословно?

– У нас есть карта. Он ткнул в нее пальцем и сказал, что там находятся алмазы. Полный горшок, – ответил Курх.

– Покажите карту. Вдруг вы ошиблись?

Они протянули ему тонкий лист, свернутый в трубочку и завернутый в грубую серую бумагу. Это действительно оказалась подробная карта этой части Аурока. На ней были указаны парк, река и частично улицы. Лист был испещрен мелкими значками, разобрать которые под силу было только рудам.

– Он показал вот сюда. – Курх постучал по карте. – Мы все видели.

– Точно?

Братья дружно закивали.

– Вы правы, это тот самый флигель. – Франц свернул карту и отдал ее обратно. – Прежде чем я начну, ответьте мне на последний вопрос: ваш прадедушка не был шутником?

– Зачем ему так зло шутить над собственными родственниками? – обиделся Курх.

– Откуда у вас вообще взялись алмазы?

– Долгая история.

По его тону Франц понял, что история была не из тех, что приятно рассказывать вечером у камина. Если камни и существовали, то они скорее всего были украдены у гномов. Это у них есть привычка складывать из драгоценностей целые горы, чем они привлекают не только рудов – этих незначительных расхитителей чужого добра, но и драконов, самых опасных существ на земле.

Достигая огромных размеров, будучи сильными и практически неуязвимыми, драконы вместе с тем очень умны. Но как только они видят драгоценности, то теряют всякий разум. От блеска сапфиров и рубинов драконы тупеют, превращаясь в обыкновенных прожорливых монстров.

– Горшок большой? – негромко спросил рудов Франц.

– С его голову. – Курх показал на голову брата. – Только крупнее.

– Прилично. Теперь сидите тихо и не мешайте мне.

Франц закрыл глаза и попытался расслабиться. Ему даже не нужно было составлять целую руну, хватило бы и части. Такое количество алмазов обязательно должно было отозваться на его зов. Он беспрестанно думал о камнях – ярких, блестящих, прозрачных, светящихся в ярких лучах солнечного света. Они сами стали светом – холодным, застывшим навеки. Осколки никогда не тающего льда.

Продолжая держать глаза закрытыми, он прислушался. Поначалу было тихо, но потом до него донесся настойчивый шепот, и в темноте обозначились первые тонкие линии. Это означало, что он на верном пути. Серебристые нити, выходящие прямо из его ладоней – он видел их очертания даже сквозь закрытые веки, проникали повсюду. Они наполняли собой пространство, и в этот миг Франц сливался с природой, с окружающим миром. Он растворялся в нем, теряя самого себя.

Узор, переплетающийся с истинным именем… У всего есть свое имя, свое обозначение, свой знак, но не каждому дано его разгадать. Франц чуть-чуть приподнял за краешек полотно, отделяющее его от неизвестности, и сразу отпрянул, пораженный открывшейся картиной. Бездна, наполненная всем, вмещающая в себя прошлое и будущее, – вот что находится совсем рядом, стоит только воспользоваться даром. Что-то подсказывало ему, что каждый человек сталкивается с этой бездной после своей смерти. Она принимает его в свои нежные объятия. Но, открывая глаза, Франц всякий раз забывал об этом. Память была к нему милосердна.