Блатной романс - Майданный Семен - Страница 32

И вот Пырей с Вонгом вошли в дверной проем. Здесь полагалась по плану прихожая – наборный паркет, стены испанской узорчатой плиткой…

– Ты как плитку поклеил?! И кто плитку клеит раньше, чем крышу постелит?! Ты хочешь, чтоб дождь все поливал?! – И от ненависти к низкорослому народцу даже зажившая рука у Пырея заныла ревматической болью.

На самом деле Пырей не знал, когда положено клеить плитку. Может, ничего от дождя плитке не сделается? Но главное было – наехать. Чтоб Вонг чувствовал себя виноватым и не скулил насчет денег.

– Так надо, хозяин, – затянул привычную шарманку Вонг. – Еще вчера крышу постелили бы, да материал консился. Рейка консился, кирпич консился, цемент консился… – И опять спрятались обезьяньи глазки за воротник огромной фуфайки.

Пырей зло отмахнулся и за шкирятник поволок Вонга в следующие апартаменты – по плану трапезная. Оказывается, аккурат посреди трапезной в полу наблюдалась прямоугольная яма метр на два.

– А это что, урод? – взорвался до предела взбешенный Пырей.

– Цемент консился, – покорно ответил сложивший щуплые желтые ручонки на груди Вонг.

– Ну ты – дебил! Вон же в углу три мешка цемента!

– За тот цемента другой закасьчик платил.

– Какой еще другой? – отпал в осадок Пырей. Он даже готов был списать услышанное на фиговое знание Вонгом русского языка.

– Другой закасьчик, – непреклонно стоял на своем вьетнамский бригадир. – Который вовремя деньги платит.

– Какой еще другой? – окрасился красными пятнами Пырей. Он понял, что дело не в русском языке. Он еще не знал, как именно уроет сейчас вьетнамца, но что уроет, знал точно.

– Этот заказчик – я! – раздался веселый, смертельно знакомый голос за спиной Пырея. – Отпусти Вонга. Свидетели нам не нужны.

Левая рука Пырея, как ему мнилось – незаметно, потянулась в карман за выкидухой. Правая рука Пырея непроизвольно, типа сама собой, потянулась почесать темя. В правой руке еще сильнее собачкой залаяла ревматическая боль, типа узнала собачка хозяина. Корпус Пырея стал разворачиваться на голос. Ноги Пырея без всякого на то желания задрожали в коленках. Пырей с Молчуном завалили афганца, чтоб Храм в бешенстве наломал дров, но никак Пырей не рассчитывал оказаться попавшимся под горячую руку поленом.

– Ну как дела, Пырей? – спросил Сергей Шрамов. – Что тебе Александр Павлович перед смертью обещал?

Бригадир вьетнамцев, будто так и надо, зашагал себе обратно к костру. Маленький, но гордый народец.

– Это не я запер афганца в холодильнике, – зачем-то соврал Пырей, хотя нутром чуял, не прокатит такая ботва, не пролезть двугорбому верблюду в игольное ушко. И как последний аргумент Пырей выщелкнул лезвие пера. Интересно, сам-то он верил в успех этой безнадежной затеи?

– Тебя сразу убить или хочешь помучиться? – сделал Шрам шаг вперед.

Какой-то левой долей мозгов Пырей въехал, что это цитата из фильма. Въехал, что красиво было бы ответить в тему цитатой на цитату. Но Пырей никак не мог пробить – из какого фильма? А тут еще его челюсть встретилась с выкрутасным кулаком врага. А тут еще выбитый вражьей ногой ножик улетел черт знает куда. А тут еще сам Пырей не заметил, как оступился и загремел в прямоугольную могилу. Короче, не до цитат стало.

А Шрам поднатужился и ухнул в яму на горб барахтающегося вражика пудовый бетонный блок. Квак! И барахтанье сразу прекратилось. И тогда Сергей склонился и снял с беспонтово царапающей неподъемный блок руки знакомые часы марки «Ситизен». И надел себе на запястье:

– Я эти котлы снимать не буду, пока всех падл не покрошу! Я на этих котлах засекать стану, сколько какая гнида будет мучиться перед смертью!

А далее Сергей Шрамов внес посильный вклад в строительство Пыреевого особняка. Вспорол лопатой и вытряс в квадратную яму все мешки с цементом, съездил с тачкой к колодцу и вылил сверху на цемент, чтоб взялся, бидон воды. Вьетнамцев к работе не привлекал. Вьетнамцы кружком сидели у костерка и пели, сверяясь с той самой мятой бумажкой, заунывную песню. Это была молитва богу Хе-Нгуну, чтоб он быстрее забрал душу убиенного и не позволил ей бродить оборотнем вокруг честных вьетнамцев.

Глава 12

В ларек, специализирующийся на тортах и карамельках, с натугой поместились два продавца, не считая продавщицы. – пожилой растрепанной дамы, лежащей на полу в отрубоне. Два здравствующих торговца не столько переживали за спрос, сколько пялились в окошко. Один крепко смахивал на цыгана. Он достал из кармана слишком дорогих для ларечной зарплаты штанов пачку презиков.

Второй, несмотря на кондитерскую, вредную для зубов, житуху, сохранил в гнилой пасти золотую фиксу. Этой фиксой он разгрыз шелестящую обертку, пальцами брезгливо развернул кондомы до похожести на воздушные шарики и расстелил по телу лежащей в отрубоне дамы. Типа из-за негласного траура торговля встала, а тут типа приходил хахаль, уже дошло до страстных объятий… Но влюбленные повздорили, и хахаль в сердцах огрел подругу, чем под руку попалось. Бытовуха, И пусть когда-нибудь очухавшаяся мадам сколько хочет, доказывает обратное. Тем более не успела разглядеть, кто ее так приголубил по темечку, а касса не тронута.

– Я вот фильм смотрел про Аль Капоне, – сказал цыганистый продавец. – Крутейший был чувак. Всю Америку в кулаке держал. – Естественно, это был никакой не продавец, а косящий под мелкий бизнес Малюта. – Жаль, обломали его в конце. Но все равно крутейший пахан. Я таким же хотел бы стать.

– А мне больше по смаку Бонни и Клайд, – признался второй, тоже натурально никакой не задрыпа, а Словарь. – Отвязанные люди. На всех болт забили. На блатных, на воровские законы. Ух как я ненавижу эти воровские законы. Типа, по ним выходит, что я – хрень болотная, а ОНИ – короли по жизни. Мочил бы и мочил бы…

– Америка – это сила, – грустно вздохнул поклонник Аль Капоне.

– Вон катит к нам Америка. Ну теперь этот долбаный Храм неактуален, – со злобной усмешкой кивнул почитатель Бонни и Клайда на окно.

Отсюда было видно, как к центральной улице Виршей приближаются хозяева жизни на завидном лимузине. А следом за лимузином тащатся два навороченных автобуса поддержки.

За забрызганным дождевой мелкотой стеклом важного авто восседал американец. Мистер с блеклой фамилией Смит в духе дешевых фильмов был похож на американского орла. Нос крючком и волосы прилизаны, как перья на темени у птицы. И не только фамилия, цвет кожи у мистера Смита был бледный, будто никогда не оказывался американец на солнцепеке, а свои хищные планы выдумывал в ядовитом сумраке кабинета.

Мистер Смит не вез деньги с собой, это только в дешевых фильмах приковывают к руке цепочкой чемодан, набитый президентами, а кроме того – слишком большая сумма наличных. Таможенные заморочки, налоговые заморочки… Деньги мистеру Смиту доставят в Санкт-Петербурге по первому требованию, стоит только произнести в телефонную трубку соответствующий пароль.

Мистер Смит с великим любопытством вертел головой, он был впервые в России, и увиденное крепко отличалось от того, как он себе эту Россию представлял. Во-первых, леса здесь оказались не такими дремучими и не кишащими гризли. Во всяком случае, не мелькнуло ни одного дорожного знака «Осторожно – медведи!». Во-вторых, не так уж вери мач оказалось домов, сложенных из бревен, гораздо больше встречалось каменных и кирпичных. А пару раз в пересекаемых лимузином поселках мистер Смит видел особняки не хуже его собственного загородного дома.

Мистер Смит вертел головой и потому, что не знал, о чем еще можно болтать с встретившими его в аэропорту русскими. С директором Виршевского нефтеперерабатывающего комбината он обо всем договорился в предыдущую конфиденциальную встречу. И основная сумма была уже перечислена на испанский счет директора, правда, пока не разблокирована. Со скользким человеком, назвавшимся Виталием Ефремовичем, вообще ни о чем спик инглиш не хотелось. Господину Смиту был чересчур хорошо знаком такой тип людей. К сожалению, предстоящая операция покупки-продажи нефтекомбината без участия этого Виталия Ефремовича была бы в России невозможна. Но сейчас это уже проблемы не господина Смита, а директора комбината.