Жут - Май Карл Фридрих - Страница 83

Бросок удался. Петля туго обвилась возле его рук: он не мог шевельнуться. Я опустился на колени и еще несколько раз обвязал его тело ремнем.

Падение с лошади наполовину оглушило его. Он посмотрел на меня вытаращенными глазами, но ничего не сказал. Тем временем подъехал Омар и спрыгнул с седла.

– Как? – радостно воскликнул я, завидев его. – Я видел, как ты упал, и думал, что пуля попала в тебя!

– Плохо же он стреляет, – ответил Омар. – Пуля перебила поводья, поэтому лошадь упала. Наконец, наконец, мы его схватили! А теперь…

– Стой! – попросил я. – Дай мне сперва с ним поговорить.

– Хорошо! Но он мой!

Я не ответил ему, потому что подошел Ранко; вскоре прибыли остальные. Сперва, конечно, все обсудили смерть Жута и мой прыжок через пропасть. Мои спутники отыскали место, где я совершил его, и не могли не удивиться тому, как мне удалось перебраться на ту сторону. Ри пожинал лавры; все ласкали его, а он радостно ржал в ответ.

Жута помянули вскользь и больше о нем не говорили. Что касается Хамда эль-Амасата, то я попросил не сообщать ему, кто мы такие. Пусть суд над ним состоится после нашего возвращения в Невера-хане. Тем временем он пришел в себя; его привязали к лошади. Оско и Халеф окружили его с двух сторон, чтобы доставить на постоялый двор. Везти его вызвался Омар, но я откровенно сказал, что не доверяю ему. Если бы он сопровождал пленного, то, вопреки нашей воле, мог утолить свою жажду мести.

В то время как Оско, Халеф и пленник поехали прямо на постоялый двор, все остальные вернулись к повозке. Она стояла вдали от нас, поэтому Галингре и его родные не могли наблюдать за погоней. Обе женщины и зять не догадывались, с каким опасным типом имели дело. Они доверяли любым его указаниям, ведь они были убеждены, что все эти советы исходят от самого Галингре. Они верили, что тот, находясь уже в Ускюбе, наделил своего помощника всеми полномочиями. Когда же Хамд эн-Наср внезапно пустился в бегство, они не знали, что и думать. Только, когда, к их изумлению, появился Галингре, они поняли, в какой опасности пребывали, ведь тот, конечно, все рассказал, пусть и без особых подробностей.

Нас представили дамам. Они вышли из повозки, чтобы встретить нас. Я попросил их отложить рассказы; меня интересовало лишь одно: находится ли хозяин постоялого двора в сговоре с Жутом?

– Конечно! – ответил зять. – Все трое совещались тайком; потом хозяин настойчиво посоветовал нам тотчас пуститься в путь, а две другие повозки обещал отправить следом.

– Почему же вы не стали ждать, когда отправятся другие повозки?

– Моя жена чувствовала себя плохо. Поездка сюда утомила ее, и улучшения ждать было нечего, хотя мы и провели на этом грязном постоялом дворе целый день. Тогда тот, кого вы зовете Жутом, сказал, что в соседней деревне живет его замужняя сестра, у которой наши женщины могут остановиться; она рада будет их принять. Он представил нам все в таком выгодном свете, что мы, наконец, решились последовать его совету и поехали с ним к его сестре. Повозки с вещами могли не торопиться, все равно мы собирались провести у этой женщины целый день.

– Ах так! Он хотел вас убить, а потом завладеть багажом. Но как вы могли быть так неосторожны? Почему последовали за ним, когда он свернул с пути?

– Мы не придали этому значения, ведь он сказал, что так мы гораздо быстрее доберемся. Вообще-то ехать по этой равнине куда удобнее, чем по дороге – та в очень разбитом состоянии.

– Что ж, вы доехали бы до первой расщелины; экипаж остановился бы; вас бы застрелили, ограбили и сбросили в пропасть.

– Боже мой! Кто бы мог подумать! – воскликнула пожилая дама. – Мы полностью доверяли Хамду эн-Насру, а этот Жут держался так, что мы приняли его за лучшего и любезнейшего из людей. Слава богу, что в последний момент вы прибыли сюда и спасли нас!

– Да, мы очень, очень обязаны этим людям! – согласился ее муж. – Они всех нас спасли от смерти, а меня еще – и от ужасной неволи. Значительную часть моего состояния они уже вернули мне, а все остальное имущество, что вы взяли с собой, мы сейчас снова увидим. Тут одних слов мало, чтобы благодарить. Чем заплатить за жизнь? Мы до скончания дней останемся вашими должниками.

Так он говорил сейчас. Потом, когда мы развернули повозку и медленно последовали за волами, столь же медленно влачившими ноги, Галингре подъехал ко мне, отвел в сторону и сказал так, чтобы никто не слышал его:

– Господин, я только сейчас осознал; в какой опасности пребывала моя семья. Вы много, очень много сделали для меня. Сперва вы передали мне долгожданную весточку о пропавшем племяннике. Потом освободили меня из шахты и вернули отнятые деньги – размера этой суммы вы даже не знаете, поскольку вышли из комнаты, когда я принялся пересчитывать их, чтобы убедиться, все ли там есть. Потом вы избавили от ужасной смерти еще трех человек. И, кроме того, надо упомянуть имущество, которое мы сохранили. Моя жена взяла с собой все наличные деньги – большая неосторожность или даже непростительная ошибка с ее стороны, хотя Хамд эль-Амасат и сказал ей, что следует моему приказу. Так вот, за все эти деяния мы должны благодарить вас. Неужели мне придется всю свою жизнь носить на себе тяжкое бремя этой обязанности? Я надеюсь, что вы этого не допустите. Я надеюсь, что вы даже позволите каким-то образом поспособствовать вашему счастью. У вас есть семья?

– Родители, братья, сестры.

– Они богаты?

– Нет, очень бедны. Я работаю ради них и надеюсь, что их жизнь станет лучше.

– Им, конечно, нужны деньги!

– Разумеется. Но я зарабатываю их своим ремеслом. Я пишу о своих путешествиях и получаю за это неплохие гонорары; с их помощью я и поддерживаю близких.

– Тогда я настойчиво прошу вас позволить внести мне свою толику денег, чтобы поддержать их.

– Благодарю! Они радушно примут дар, но мне не хотелось бы отравлять счастье, которое заключается лишь в сознании того, что я исполнил свой долг. Я не занимаюсь спасением людей за определенную мзду. И главное: вы вовсе не обязаны благодарить меня. Назовите это счастьем, случайностью, судьбой или волей Господней, угаданной нами, но я вовсе не тот, кто правит этим течением событий. Мы увидели, что вы терпите нужду; в нашей власти было освободить вас, что мы и сделали. Для нас более весомая награда – радость, испытанная от того, что нам удалось стать орудием высшей воли, нежели щедрая мзда, если здесь вообще уместно говорить о ней.

– Но, месье, я богат, очень богат, еще богаче, чем ты думаешь!

– Это меня радует. Если вы богаты, вы можете сделать много хорошего. Ваш кредитор не я, а Господь Бог. Вам никогда не вернуть Ему весь капитал, но так платите же проценты, помогая с открытым сердцем Его менее обеспеченным детям.

– Так я и сделаю, да, так и сделаю! – сказал он, глубоко тронутый моими словами. – Но ведь и вы менее обеспечены, чем я!

– Есть разные богатства. У меня нет ни золота, ни серебра, но я столь же богат, как вы, и вряд ли захотел бы поменяться с вами местами.

– Господин, этой гордой речью вы принудили меня к молчанию. Но все же, если я вздумаю одарить ваших спутников, то вы, наверное, не лишите меня этой радости!

– Нет, они сами себе хозяева. Я не вправе им приказывать; они могут делать все, что им угодно.

– Тогда я прошу вас, подскажите, как лучше всего мне найти подход к каждому из них, дабы возместить свой долг. Англичанин…

– Не принимайте его в расчет, – вмешался я. – Он – лорд и миллионер. Сердечное пожатие руки будет для него лучшим подарком. К тому же вы ему не должник. Он сам был нами спасен!

– Тогда Оско?

– Его дочь замужем за сыном одного купца из Стамбула, человека сказочно богатого. Теперь Оско вернется туда и будет удостоен самой щедрой награды. К тому же я знаю, что, покидая Эдрене, он получил от зятя щедрые дары, коих хватило, чтобы совершить путешествие. Как видите, он тоже не нуждается в деньгах. Он черногорец, и если предложить ему в дар деньги, он сочтет их подачкой, достойной бедняка, и будет оскорблен.