Жут - Май Карл Фридрих - Страница 57

Глава 5

НАПАДЕНИЕ

Еще никогда хаджи не держался в седле с таким изяществом, как в то утро. Дабы не возить с собой найденные доспехи, что было обременительно, он надел на себя кольчугу, пристегнул саблю из Дамаска и сунул за пояс кинжал. Облачившись в доспехи Стойко и взяв с собой его оружие, малыш стал и держаться по-иному, воображая себя совсем другим человеком – куда лучше прежнего.

Чтобы кольчуга бросалась всем в глаза, он не стал надевать кафтан, а лишь накинул его и привязал, пропустив под мышкой бечевку, – теперь кафтан облегал его словно мантия, а при быстрой езде развевался как флаг. К тюрбану малыш прикрепил полосатый – красный с желтым – шелковый платок, напоминавший о Константинополе; платок тоже кокетливо развевался у него за спиной. До блеска начищенная кольчуга сверкала и искрилась в лучах солнца, которое поднялось, когда мы, миновав развилку, где расходились колеи, оставленные телегой, поднялись на гору, служившую водоразделом между Дриной и Треской; мощными уступами она спускалась в долину Дрины.

Мне часто приходится упоминать отвесные скалы, пропасти и утесы, и это не должно никого удивлять. Горы Балканского полуострова – особенно лежащие в западной его части и прежде всего Шар-Даг – сложены в основном из громадных скальных глыб, иссеченных расселинами. Отвесные стены высотой в несколько сотен и даже в тысячу с лишним футов – здесь не редкость. Подступая к этим стоящим вплотную стенам, человек, никогда не бывавший здесь, испытывает чувство крайней беспомощности. Кажется, будто громадные скалы вот-вот обрушатся на него. Хочется повернуть назад, чтобы избежать беды; невольно начинаешь поторапливать лошадей, чтобы избавиться от этого чувства беспомощности, так угнетающего сознание человека, и поскорее миновать опасность.

Горы защищают своих жителей; легко понять, почему горцам всегда удавалось более или менее успешно отстаивать свою независимость в сражениях с чужеземными захватчиками. Эти мрачные, угрожающие, холодные пропасти и ущелья, конечно же, сильно повлияли на характер и облик местного населения. Штиптар, встретившись с чужаком, держится так же серьезно, замкнуто и враждебно, как и его страна. Его жилистая, упругая фигура, его серьезное лицо с гранитными, неумолимыми чертами, его холодный, насупленный взгляд неизменно напоминают о том, что он вырос среди гор. В его душе мало светлого, радостного; она вся иссечена глубокими расселинами и скалами; в этих тайниках и пропастях души бурлят воды ненависти, мести и неутихающего гнева. Эти люди подозрительны и недоверчивы даже друг с другом. Племена обособляются друг от друга; отдельные семьи и люди держатся также особняком. Лишь на чужаков они дружно ополчаются, как и их горы, выступающие стеной, оставляя путникам узкие тропы, по которым удается пробираться с немалым трудом.

Подобным размышлениям я предавался, когда мы, следуя вдоль колеи, оставленной телегой, миновали теснины и разломы, усеянные осколками скал, острые гребни и покатые, гладко размытые водой склоны. Я не мог понять, как Юнак, торговец углем, разъезжал по этой дороге на своей жалкой повозке. Видимо, лошадь творила сущие чудеса. В любом случае он пускался в свой трудный и опасный путь не только ради того, чтобы торговать древесным углем и сажей. Скорее я был убежден, что эти поездки втайне служили преступным замыслам Жута и углежога.

После того, как мы преодолели основной горный массив, дорога стала лучше. Мы спустились в предгорье; уже несколько раз мы замечали сверкавшие внизу воды Черной Дрины. Мрачный бор подался назад, уступив место редкому перелеску, постепенно переходившему в приветливую поросль кустарника; кое-где ее рассекали зеленые полосы, напоминавшие луга; наконец, мы достигли реки.

Здесь был брод, о котором говорил алим. Следы телеги уходили в воду и вновь виднелись на том берегу.

Проделанный путь был вдвойне обременителен, поскольку мы вели с собой захваченных нами лошадей. Еще труднее было перевести их через реку. Въезжать в воду пришлось поодиночке. К счастью, далее дорога не уготовила нам трудностей. Она тянулась по степи и полого вздымалась вверх; потом начались возделанные поля, и у подножия горной цепи показался Колучин. По левую руку шла дорога из Гурасенды и Ибали; рядом с ней и раскинулась эта деревня. Сама дорога столь же мало заслуживала подобного названия, как паук – имени «колибри» или же крокодил – названия «райской птицы».

Первого же встречного мы спросили о Дулаке, каменотесе. Прохожий оказался его братом и радушно отвел нас к жилищу Дулака; тот был дома.

Братья были людьми крепкими; хоть они и выглядели дикарями, черты лица их внушали доверие. Их жилища располагались на ближнем краю деревни. Поэтому наше появление никто не заметил; на нас не принялись глазеть, как это водится, и перемывать нам косточки.

Своих спутников я послал отвести лошадей за дом, а сам вошел с братьями внутрь жилища, чтобы сообщить им мою просьбу. Мне хотелось, чтобы нас видели как можно меньше людей и никто не узнал бы, что мы отправили кого-то в сторону пещеры.

Когда я объяснил, чего добиваюсь, и упомянул переводчика, оба тотчас охотно согласились выполнить мою просьбу, но остерегли меня от того, чтобы я связывался еще с кем-нибудь.

– Знай же, господин, – сказал Дулак, – что ни на кого, кроме нас, ты не можешь положиться. Здесь все любят богача Кара-Нирвана. Никто не поверит, что он и есть Жут, и если заметят, что ты строишь козни против него, тут же его остерегут. Мы сами хотим тебе откровенно сказать, что в рассказ твой нам верится с трудом. Но ты кажешься человеком серьезным и честным и раз уж тебя прислал ко мне мой друг, драгоман, то мы сделаем все, что ты просишь. Но больше мы слушать об этом деле не хотим. Поэтому мы прямо сейчас, пока никто не заметил, тронемся в путь, да и тебе самому не след оставаться здесь дольше, чем нужно.

– Есть у вас лошади?

– Нет. Если мне нужна лошадь, чтобы навестить сестру в Антивари, то я легко одолжу у кого-нибудь. А почему ты спрашиваешь? Нам что надо ехать верхом?

– Да, чтобы побыстрее прибыть к переводчику. Вы знаете дорогу в долину, где живет углежог?

– Очень хорошо.

– Тогда я дам лошадей вам, и, может, они останутся у вас навсегда.

Я рассказал им, каким образом мы раздобыли лошадей, и спросил его, знает ли он аладжи и не видел ли их случайно.

– Знаем мы их, – ответил каменотес, – ведь они то и дело шатаются по этим местам. Они наводят страх, но заезжать в деревню все же не отваживаются. Если я верно догадываюсь, они снова здесь, да еще не одни. Сужу об этом по тому, что видел вчера.

– А могу я узнать, что ты видел?

– Умалчивать мне незачем. Каменоломня, где я работаю, лежит в стороне от дороги, ведущей в Ругову, слева в лесу. Чтобы попасть туда, надо миновать деревню и полчаса идти по той дороге; потом сходишь с нее и направляешься в лес. В этом месте в скале есть небольшая, полукруглая ниша; она густо поросла кустарником; рядом проходит дорога. Мне надо миновать эту нишу, когда я иду на работу и когда вечером возвращаюсь домой. Вчера вечером, только поравнялся с нишей, слышу в кустах голоса. Заглянул туда и вижу восемь или девять лошадей; рядом стоит столько же людей. Я не мог узнать их лица, но все же было довольно светло, и я заметил, что среди лошадей были две пегие. Известно ведь, что аладжи ездят на пегих лошадях, поэтому я тотчас догадался, что оба этих разбойника тоже здесь.

– Тебя эти люди видели?

– Нет, я сразу повернул назад и двинулся направо, к деревне. Когда лес кончился и показались первые дома, я опять заметил в траве какого-то человека. Его лошадь паслась неподалеку. Он сидел и поглядывал в сторону деревни. Похоже, ждал кого-то оттуда.

– Ты говорил с ним?

– Нет. Остерегся я узнавать об их делах.

Я был уверен, что аладжи решили напасть на нас, притаившись в этой нише. Они догадывались, что мы поедем по той дороге. Одинокий всадник был дозорным; он должен был сообщить о нашем прибытии. Я осведомился: