Жут - Май Карл Фридрих - Страница 30

– Разумеется. Что ж, попробуем!

– Попробуем! Сиди, мне очень нравится, когда ты это говоришь.

Он был весь огонь и пламя. Из этого парня вышел бы отличный солдат; в нем дремал герой.

Мы тихо и осторожно пошли вперед, пока не достигли места, где росли рядом три высоких куста; среди них можно было спрятаться. Мы укрылись в кустах, и, подражая голосу Бибара, я негромко крикнул:

– Сандар! Сандар! Иди ко мне!

– Сейчас приду! – ответил он оттуда, где, как я ожидал, располагались остальные.

Похоже, хитрость удалась. Я стоял наготове, держа в руке ствол ружья. Вскоре я услышал голос приближавшегося аладжи:

– Где ты?

– Здесь я!

Я услышал, как он подходит к кустам. Теперь я даже видел его; он шел мимо нас, только не так близко, как нам хотелось. Однако раздумывать было некогда. Я выпрыгнул из-за кустов.

Он тоже заметил меня. Всего секунду ужас удерживал его на месте; потом он хотел отбежать, но было поздно. Я двинул его прикладом так, что он рухнул наземь.

У него с собой тоже не было ни ружья, ни чекана – лишь пистолеты и нож.

– Удалось! – довольно громко воскликнул Халеф. – Как думаешь, много времени ему понадобится, чтобы прийти в себя?

– Давай сперва посмотрим, что с ним. Любого другого такой удар мог убить.

Пульс аладжи едва прощупывался. По крайней мере, ближайшую четверть часа можно было не беспокоиться, что он очнется.

– Тогда незачем затыкать ему рот кляпом, – молвил Халеф. – Надо только связать его!

Для этого мы воспользовались шалью, служившей аладжи поясом. Теперь нам и впрямь не надо было прибегать к излишней осторожности. Мы уже не крались, а шли вперед, хотя и довольно тихо.

Так мы достигли места, где дорога внизу делала поворот. Здесь местность следовала этому изгибу, поэтому на скале образовался выступ, своего рода бастион, где эти парни расположились дозором. Здесь не было деревьев; росло лишь несколько кустов. За одним из них мы увидели сидевших на земле Манаха эль-Баршу, Бару да эль-Амасата и Юнака. Они говорили между собой, но не так громко, чтобы мы могли их понять, хотя мы и подобрались к ним очень близко.

Место, выбранное ими, было весьма удобно для их замыслов. Они непременно увидели бы нас; топор, брошенный отсюда, конечно, размозжил бы человеку голову.

Чуть позади них стояли пять ружей, составленных в пирамиду. Значит, и Юнак принес с собой ружье. Тут же лежали чеканы аладжи и кожаные пращи, принесенные Юнаком. Рядом с пращами виднелась кучка тяжелых речных голышей. Такой камень, пущенный уверенной рукой, мог, пожалуй, убить человека.

Эти трое были уверены, что расправятся с нами. Они сидели почти на краю бастиона. Манах эль-Барша был всего в трех шагах от края. Если бы им пришлось убегать, они непременно промчались бы мимо нас. Ведь прыгать вниз было бы чистым безумием. Видно было, что они застыли в напряженном ожидании. Они постоянно поглядывали в ту сторону, откуда мы должны были появиться.

Юнак говорил больше всех. По его жестикуляции можно было заключить, что он рассказывал историю с медведем. Прошло какое-то время, пока мы не расслышали первые сказанные им слова:

– Надеюсь, все пойдет так, как вы хотите. Эти четверо способны на все. Только они приехали в мой дом, сразу повели себя как хозяева. И конакджи расскажет, как они обращались с ним. Они закрыли его на всю ночь в подвале вместе со всеми его домочадцами…

– И он стерпел это? – воскликнул Манах эль-Барша.

– А что ему еще оставалось?

– Вместе со всеми домашними! Они не могли постоять за себя?

– А вы что, дали им отпор? Нет, вы быстрехонько уехали прочь!

– Из-за солдат, которые были с ними.

– О, нет! С ними не было ни одного солдата; конакджи потом понял это.

– Тысяча чертей! Если это было правдой!

– Так оно и было! Они вас обманули. Эти парни не только дерзки, как дикие кошки, они еще и хитры, как ласки. Берегитесь, чтобы они не догадались о ловушке, устроенной им сегодня! Этот противный эфенди в чем-то заподозрил конакджи, да и против меня он тоже был настроен. Что-то долго их нет; они ведь уже должны были появиться здесь. Боюсь, как бы они ни догадались, что мы их здесь ждем.

– Не могут они этого знать. Они непременно прибудут, и тогда они погибли. Аладжи поклялись, что заживо, не торопясь, разрежут немца на куски. Баруд возьмет на себя черногорца Оско, а мне достанется эта маленькая, ядовитая жаба, хаджи. Он такой же гибкий, как плеть; так пусть он поймет, что значат удары. Да не коснутся его ни пуля, ни нож; он умрет под плетью. Так что, ни одного из них нельзя убивать сразу. Аладжи не будут целиться в голову, да и я только оглушу хаджи. Заботясь о спасении души, я не стану его убивать. Но почему их так долго нет? У меня уже сил нет их ждать.

Мне хотелось бы еще послушать их разговор; я надеялся, что они поговорят о Каранирван-хане. Но Халеф не мог дольше ждать. Манах эль-Барша так страстно хотел забить его до смерти плетью, что гнев его неимоверно разгорелся. Внезапно он вышел вперед, подошел вплотную к врагам и воскликнул:

– Что ж, вот и я, раз у тебя сил нет ждать!

Ужас, который вызвало его появление, был невероятным. Юнак воскликнул и, защищаясь, выставил руки вперед, словно увидел перед собой привидение. Баруд эль-Амасат вскочил с земли и отсутствующим взглядом уставился на хаджи. Манах эль-Барша тоже подпрыгнул, словно подброшенный пружиной, но он быстрее других пришел в себя. Его черты искривились от злости.

– Собака! – прорычал он. – Так вот ты! На этот раз вам ничего не удастся! Теперь ты попал мне в руки!

Он попытался вытащить из-за пояса пистолет, но выступавший винт или спусковой крючок, очевидно, зацепился. Он достал оружие не так быстро, как хотел. Халеф уже целился в него и приказывал:

– Убери руки с пояса, иначе я застрелю тебя!

– Ну, застрели одного из нас! – ответил, наконец, Баруд эль-Амасат. – Но только одного! Другой убьет тебя!

Он вытащил свой нож. Но тут медленно, не говоря ни звука, вышел я; держа наготове карабин, я целился в Баруда.

– Эфенди! И он здесь! – воскликнул тот.

Он опустил руку, сжимавшую нож, и в ужасе метнулся назад. Невольно он задел Манаха эль-Баршу; от сильного удара тот отлетел на край скалы. Хватаясь руками за воздух, Манах поднял ногу, пытаясь найти опору, но лишь окончательно потерял равновесие.

– Аллах, Аллах, Алл!.. – прорычал он и перевалился через край скалы. Послышалось, как где-то внизу глухо ударилось его тело.

Сперва никто, даже я, не проронил ни звука. Это был момент ужаса. Пролетев пятьдесят футов, он непременно разбился!

– Его направил Аллах! – воскликнул Халеф; его лицо стало смертельно бледным. – А ты, Баруд эль-Амасат, ты – палач, сбросивший его в пропасть. Брось нож, иначе полетишь вслед за ним!

– Нет, я не брошу его. Стреляй – иначе отведаешь мой клинок! – ответил Баруд.

Он наклонился, готовясь к прыжку, и замахнулся ножом для удара. Для Халефа это был достаточный повод, чтобы стрелять. Но он этого не сделал. Он быстро шагнул назад, перевернул ружье и встретил врага ударом приклада, свалившим того с ног. Баруд был обезоружен и связан собственным поясом.

Теперь осталось справиться лишь с Юнаком, торговцем углем. Этот храбрец все еще сидел на том же месте, что и прежде. Если при появлении Халефа он был невероятно напуган, то все, что потом произошло, лишь удесятерило его страх. Он протянул руки ко мне и взмолился:

– Эфенди, пощади меня! Я вам ничего не сделал. Ты знаешь, что я ваш друг!

– Ты – наш друг? Откуда же мне это знать?

– Ты ведь знаешь об этом!

– Откуда?

– Ну, вы же оставались этой ночью у меня. Я Юнак, торговец углем.

– Я в это не верю. Ты, правда, очень похож на него, особенно в мелочах; ты точно такой же грязнуля, как он, но ведь ты же не он.

– Это я, эфенди, это я! Ты же видишь это! А если не веришь, спроси своего хаджи!

– Мне незачем его спрашивать. У него глаза не лучше, чем у меня. Торговца углем здесь быть не может, ведь он ушел в Глоговик, чтобы купить соли.