Такая разная любовь - Пембертон Маргарет - Страница 14

Поскольку Кики пела в «Трех лисицах» в первую пятницу каждого месяца вместе с новой группой Тая, хозяин нехотя согласился, проворчав, что Примми может остаться, если никто не станет тайком заказывать ей алкоголь. Примми, которую публично оскорбили, приравняв едва ли не к малому ребенку, буквально кипела от злости, но даже и не подумала отказаться пойти в бар вместе со всеми. Если не считать случаев, когда Кики проводила время с Таем, а Джералдин отправлялась в Суссекс к родственникам или оставалась ночевать у Примми, вся четверка держалась вместе. Всегда.

— Нате вам, девчонки, — объявил официант. Он с грохотом поставил поднос с заказанными матерью Примми напитками на стол, за которым, тесно прижавшись друг к другу, сидела вся компания, и принялся проворно сгружать с подноса наполненные до краев бокалы. — Хозяин хочет знать, когда эта твоя рыжеволосая подружка появится здесь снова, Примми. У малышки неплохой голосок?

— Она поет с профессиональной группой, — отозвалась Примми, составляя на поднос пустые бокалы, чтобы освободить место на столе. — Они не выступают бесплатно.

— Ну здесь-то им не заплатят как пить дать. Но они могут рассчитывать на бесплатную выпивку, да и посетители готовы скинуться для малышки и ее дружков. Попроси ее обмозговать это дело, Примми. Твоя подружка поет что надо, ей самое место в одной из этих поп-передач.

Когда официант удалился, Джералдин спросила:

— Ты не передумала насчет воскресенья, Прим?

— Ты о митинге?

— Ну да. Там будет много народу. Френсис и его друзья специально приедут из Суссекса. Антивоенные демонстрации пройдут по всей стране. Вполне возможно, будут столкновения с полицией, так что если ты не уверена…

— Конечно, я уверена! — возмущенно воскликнула Примми. — Если я не расхаживаю с антивоенными плакатами и не устраиваю акций в поддержку Вьетконга, это не значит, будто мне безразлично, что происходит во Вьетнаме! Эта война волнует меня ничуть не меньше, чем тебя и Артемис! Я буду на митинге в следующее воскресенье, Джералдин. Даже если вы трое не пойдете. Я буду там непременно!

Джералдин довольно ухмыльнулась. Ее всегда чрезвычайно забавляло, когда обычно невозмутимая Примми выходила из себя.

В последние несколько месяцев внутри четверки нередко возникали разногласия по политическим вопросам. К примеру, Примми повергла в изумление своих подруг, не пожелав поддержать кампанию за легализацию абортов, а Артемис едва не лишилась уважения остальных, когда обнаружила полное безразличие к нарушению гражданских прав в Америке. Впрочем, в отношении американского вторжения во Вьетнам все четверо проявили редкостное единодушие. Американцы обязаны немедленно убраться из Азии, и воскресная демонстрация призывала именно к этому. Митинг должен был начаться на Трафальгарской площади выступлением активистов антивоенного движения, а оттуда толпа намеревалась прошествовать к Гросвенор-сквер, чтобы провести акцию протеста перед американским посольством.

— Не надевай в воскресенье обувь на каблуках, — шепнула Джералдин, когда все за столом, кроме них с Примми, в очередной раз покатились со смеху. — Если произойдет стычка с полицейскими, нам придется спасаться бегством.

— Похоже, с воскресеньем у меня трудности.

Они сидели на лестнице, перед дверью в класс рисования. Урок только что закончился, и до начала следующего оставалось еще десять минут. Остальные ученицы шумной стайкой направились в школьный магазинчик, чтобы купить банку кока-колы или плитку шоколада.

Джералдин удивленно изогнула идеально ровные брови. Фраза принадлежала Кики, а не Артемис. А у Кики никогда не бывало трудностей, особенно сейчас, когда все выходные она проводила, как ей заблагорассудится. Внимательно приглядевшись к подруге, Джералдин заметила, что Кики не просто кажется непривычно вялой и апатичной, но выглядит по-настоящему больной.

— Почему? — настойчиво спросила она, не обращая внимания на жалобы Артемис, боявшейся запачкать юбку, сидя на грязных ступеньках.

— Потому что у меня есть заботы поважнее, чем какой-то антивоенный митинг.

Артемис замерла, перестав отряхивать юбку.

— Что ты такое говоришь! Какая мелочность! — воскликнула она тоном обвинителя. — Нет ничего более важного, чем защита своих убеждений. Нужно уметь постоять за то, во что ты веришь. Я думала, мы все с этим согласны. Если бы папочка узнал, что я собираюсь в воскресенье на митинг, он бы пришел в ярость, и все же я иду.

— Ну да, все так, Артемис. Но ты ведь не беременна, верно? В отличие от меня.

Все потрясенно замолчали. Долго никто не решался нарушить тишину. Васильково-синие глаза Артемис округлились, превратившись в блюдца. Лицо Примми стало пергаментно-серым. Даже Джералдин, для которой отношения Кики с Таем давно не составляли тайны, недоверчиво прищурилась, сраженная неожиданной новостью.

— Но ведь тебе всего семнадцать! — первой заговорила Примми, душка Примми.

— Я знаю, сколько мне лет, Прим! — Казалось, Кики вот-вот взорвется от душивших ее чувств. — Вопрос в том, что мне теперь делать?

Где-то вдалеке зазвенел звонок, означавший конец перемены, но никто из подруг даже не шелохнулся.

Артемис сделала безуспешную попытку принять невозмутимый вид, будто ее ничуть не смущал тот факт, что Кики намного опередила их всех по части сексуального опыта.

— А ты уже сказала Таю? — Кики не ответила, и Артемис поспешно добавила: — Я хотела сказать, это ведь ребенок Тая, да?

— Разумеется, черт возьми! Чей же еще, Артемис? Мистера Херста?

Мистер Херст был их шестидесятилетним учителем естествознания.

— Думаешь, Тай женится на тебе? — В голосе Примми звучало сомнение.

У Кики вырвался хриплый стон, по щекам потекли слезы — то ли слезы ярости, то ли муки.

— Может, женится, а может, и нет, но это совершенно не важно, черт побери! Я не хочу за него замуж! Мне не нужен этот ребенок, Прим! Может, до тебя не дошло, но я собираюсь стать поп-звездой! А незамужних матерей-подростков не приглашают выступить в «На старт, внимание, марш!».

Джералдин попыталась справиться с паникой. Нужно было во что бы то ни стало успокоить Кики, пока она не впала в буйство.

— Все не так уж плохо, могло быть гораздо хуже, — заметила Джералдин. — По крайней мере нынче аборты разрешены.

— Только если наш семейный врач даст направление, — с горечью выпалила Кики. — А кто наш домашний доктор? Это человек, который работает вместе с Саймоном. Думаешь, он даст мне направление на аборт и не скажет отцу? Лично я уверена в обратном, а ты?

Хорошо понимая, что ответ написан у нее на лице, Джералдин промолчала, пытаясь привести в порядок мысли и найти хоть какое-нибудь решение.

Примми тоже не проронила ни слова и молча смотрела на Кики, закусив губу.

Артемис робко предложила:

— А может, тебе стоит рассказать все матери…

— Моя мать в клинике для алкоголиков, и тебе это отлично известно, Артемис. Нужно быть законченной эгоисткой, чтобы вывалить на нее такое дерьмо, когда впервые за долгие годы у матери появилась надежда начать новую жизнь. Даже я на такое не способна.

— Тогда что же ты собираешься делать? — растерянно спросила Примми.

— Не знаю. — Кики вытерла нос рукавом вязаной кофты. Ее плечи безвольно поникли. — Хотела бы знать, но не знаю. Черт, даже представления не имею.

Джералдин до конца дня не могла сосредоточиться. Новость Кики оказалась настоящей бомбой и потрясла Джералдин гораздо сильнее, чем та готова была себе признаться. И не только потому, что Кики действительно попала в жуткую историю. Просто на ее месте легко могла оказаться и Джералдин. Конечно, у них с Френсисом дело еще не дошло до самого главного, но они были к этому очень близки.

— Так вот, именно тем нововведениям Карла Первого, которые вызвали наибольшее недовольство и возмущение, и суждена была самая долгая жизнь, — бубнила мисс Фодергилл, учительница истории, дергая плечом, чтобы поправить бретельку платья.