В балканских ущельях - Май Карл Фридрих - Страница 6

Я знал, что для приготовления одной унции масла нужно 600 фунтов отборных лепестков. Поэтому я еще раз отказался от подарка.

— Тогда я вылью его на землю! Я понял, что он не шутит.

— Стой! Ты выгнал масло для продажи?

— Да.

— Тогда я куплю у тебя его. Он улыбнулся и спросил:

— И сколько же ты мне дал бы?

Я вынул все, что у меня имелось, и протянул ему. Он принял деньги, пересчитал, склонил голову, улыбнулся и сказал:

— Эфенди, твоя доброта больше, чем твой кошелек!

— Именно поэтому я и прошу тебя оставить себе свое масло. Ты слишком беден, чтобы дарить его, а я не так богат, чтобы купить.

Он засмеялся и ответил:

— Я достаточно богат, потому что у меня есть твой табак, а ты достаточно беден, чтобы получить за него. Вот ты и возвращаешь свои деньги.

Его щедрость была непомерна. Деньги он не принял, да и бутылочку обратно не взял. И я решил разрешить ситуацию следующим образом:

— Мы оба хотели одарить друг друга, не став при этом богатыми, так что давай оставим у себя то, что дали друг другу. Если я благополучно вернусь домой, то расскажу самым красивым женщинам, которые будут наслаждаться твоим маслом, о том, что есть такой садовник Джафиз и как он добр.

Похоже, такой выход его обрадовал. Глаза у него заблестели.

Он кивнул и спросил:

— Женщины твоей страны почитают хорошие запахи, эфенди?

— Да, они любят цветы, они им как сестры.

— Долго ли тебе еще скакать, прежде чем ты доберешься до дома?

— Может, неделю. А потом, когда я слезу с лошади, надо ехать на корабле и по железной дороге.

— Далеко. И наверное, придется бывать в опасных местах, встречаться с разбойниками?

— Да, мне придется побывать в горах, там, куда ушли злые люди.

Он внимательно оглядел меня и наконец произнес:

— Эфенди, лицо человека — как поверхность воды. Одна вода светлая и чистая, ей человек доверяется охотно. Но есть темная и грязная вода, она таит опасность, и лучше ей не доверяться. Первое соответствует образу доброго человека, второе — плохого. Твоя душа — дружеская и светлая, глаз ясный, а сердце не боится ни опасности, ни предательства. Мне нужно тебе кое-что сообщить, чего я даже не всем знакомым доверю. А ты чужеземец.

Эти слова порадовали меня, хотя я не знал, что он имеет в виду. Я ответил:

— Твои слова теплы и чисты, как вода в ясный день. Говори же!

— В какую сторону ты собираешься ехать из Мастанлы?

— В Мелник. Там дальше будет видно. Наверное, в Ускуб, а оттуда в горы Кюстендила.

— Ну и ну! — вырвалось у него.

— Ты считаешь эту дорогу опасной?

— Очень опасной. Когда ты будешь в Кюстендиле и попадешь на море, то тебе придется ехать через Шар-Даг в Персерин, где прячутся штиптары и беглецы. Они бедны, и все, что у них есть, — это оружие; они живут разбоем. Они отнимут у тебя все, а может, и жизнь.

— Я знаю, как постоять за себя. Он покачал головой:

— Молодая кровь — бей хоть в глаз, хоть в бровь! Ты еще молод; да, оружие у тебя есть, но что ты сможешь сделать с десятью — двадцатью врагами?

— Лошадь моя резва!

— У тех, кто в горах, очень хорошие лошади. Они легко тебя нагонят.

— Мой жеребец чистых кровей, его зовут Ветер, и он летит как ветер.

— Но пули быстрее лошади. Штиптары подстерегут тебя из засады. Как от них убережешься?

— Только прибегая к осторожности.

— Но и она тебя не спасет, ибо поговорка гласит: «осторожность — предпосылка преступления». Ты честный человек — они в десять раз осторожнее тебя. Разреши предупредить тебя.

— Это то, что ты мне хочешь сообщить?

— Да.

— Тогда я с нетерпением жду.

— Должен сказать тебе, что есть некая охранная бумага, которая спасает друзей, родных и союзников от злоумышленников.

— Откуда ты это знаешь?

— Это знает здесь каждый. Но немногие знают, как ее получить.

— А ты знаешь?

— Нет, я никогда не покидаю своего сада. Но Шимин, мой брат, знает. Я это сообщаю потому, что доверяю тебе и знаю, что ты скоро покинешь эту страну.

— Хотелось бы, чтобы он проникся ко мне таким же доверием.

— Он проникнется, если я тебя к нему направлю.

— Ты напишешь пару строк?

— Я не умею писать. Но ты покажешь ему розовое масло. Он знает эту бутылочку, знает и то, что я не продам ее чужому, злому, ненужному человеку. Ты только скажи ему, что тебя послал его сводный брат. Никто не знает, что у нас разные матери. Он будет доверять тебе, как мне.

— Спасибо тебе. Ты думаешь, он что-то сообщит мне о секретной бумаге?

— Надеюсь, в этой местности…

Он обернулся и прислушался. Где-то в глубине сада раздался громкий свист, через некоторое время он повторился.

— Хозяин зовет, — определил старик. — Надо идти. Ты все запомнил?

— Все.

— Не забудь по дороге. Аллах с тобой, он поможет передать красивейшим женщинам твоего отечества ароматы моего сада.

Прежде чем я успел ответить, он отошел от изгороди, и вот уже звук его шагов растворился в шелесте розовых кустов.

Встреча с садовником была для меня просто удачей. Но правда ли то, что он сообщил? Нет, на лжеца он вроде не похож. Во всяком случае, брата стоило разыскать — его кузница находилась по дороге, причем не только на моем пути, но и на пути тех злодеев, которых я преследовал…

Я поскакал дальше. Конь, пока я разговаривал, отдохнул, пощипал травки и бежал резво. Я старался объезжать горы, потому как забираться на них, чтобы скакать по прямой, оказалось делом весьма сложным.

Сбегая с плато Токачик, Бургас течет в северном направлении, к Арде, возле которой встречается с Адой, где и лежит Кушукавак. Тупой угол, который эта река образует с Ардой, представляет собой низину, вытянутую на юг и переходящую далее в плоскогорье Ташлык. Вот этих высот я и хотел избежать. Это мне удалось, хотя я и не знал местности и не находил особых дорог, а просто пересекал множество речушек, впадавших в Арду.

А солнце тем временем скрылось за дальними горами. У меня в распоряжении оставались лишь короткие сумерки, и я пустил вороного галопом, пока не подскакал к широкой реке и не заметил ниже по течению мост. Перемахнув через него, я увидел указатель — надо сказать, впервые в Турции. Он представлял собой камень с нацарапанной на нем короткой надписью. Одно слово звучало как Килавуз, другое — Кей. То, что последнее означает «деревня», я знал. Но где она? Камень торчал так, что ничего нельзя было понять — оба слова были написаны горизонтально. Прямо вела тропа, вдоль реки — тоже тропа. Какая шла в Кей? На черта вообще нужен этот указатель?

Я предположил, что эта река никак не может быть Бургасом, а потому, следуя вдоль нее, я окажусь заметно севернее нужных мне мест, поэтому и решил продвигаться прямо.

Между тем стало совсем темно. Оставалось положиться на вороного, осторожно ступавшего по каменистому грунту. Так я проехал с полчаса, когда конь тряхнул головой и тихо заржал. Я напряг зрение и заметил справа от себя широкое и темное строение, из которого торчал какой-то узкий предмет. Может, это та самая кузница? Значит, я около Кушукавака. Я подъехал ближе.

— Эй!

Молчание.

— Эй, есть здесь кто-нибудь?

Все тихо. Света тоже нет. Может, это брошенный дом, развалюха? Я слез с лошади и подошел к каменной стене. Жеребец снова заржал. Это показалось мне подозрительным. Хоть он был и арабских кровей, но все же получил индейское «образование». Вбирая воздух через ноздри и выталкивая его небольшими порциями, конь сигнализировал об опасности!

Я вынул оба револьвера и стал обследовать дом. Строение было одноэтажным. Дверь закрыта. Я несколько раз постучал — тишина. Слева я обнаружил закрытые же ставни, редкость в этих краях. Справа — еще одну, более широкую дверь, на которой красовался огромный висячий замок. Рядом валялись сельскохозяйственные и прочие орудия, убедившие меня в том, что это все-таки кузница. Зайдя за угол, я обнаружил поленницу дров. Рядом — некий загончик под крышей на столбах — такие сооружают в Германии для гусей и свиней. Там, похоже, никого не было.