Сокровище Серебряного озера - Май Карл Фридрих - Страница 95

Виннету и Олд Файерхэнд находились вместе с Олд Шеттерхэндом. Они спокойно подали ему руки — единственный способ приветствия, которым они пока могли довольствоваться. Прямо перед носом у пленников ехали две особы, которые, как оказалось, стояли друг к другу намного ближе, чем они могли думать — а именно, Тетка Дролл и Хромой Френк. Пока ни один не сказал другому ни слова. По прошествии некоторого времени Дролл вдруг вынул ноги из стремян, на ходу взгромоздил их на спину лошади и перевернулся в седле, сев спиной вперед.

— Боже! Как это понимать? — подал голос Френк. — Вы хотите разыграть комедию, сэр? Может, вы раньше выступали в цирке клоуном?

— Нет, мастер, — ответил Дролл. — У меня привычка отмечать праздники в тот день, на который они выпадают.

— Что вы имеете в виду?

— Я сел наоборот, ибо не сделай я так — у нас все может пойти вкривь и вкось. Подумайте же о том, что позади нас пятьдесят краснокожих! Тут легко может произойти такое, чего и не предполагаешь. Я не теряю их из виду в таком положении, а мой револьвер всегда под рукой, чтобы при случае выдать им пилюлю, если потребно. Если вы разумны, то делайте так же!

— Хм! Вы говорите весьма правильные речи. Мой конь не обидится, если я сяду наоборот.

Несколько секунд спустя малыш также сидел спиной вперед, чтобы иметь возможность присматривать за краснокожими. Оба потешных всадника теперь смотрели не только на пленников, но поглядывали друг на друга, и постепенно их взгляды становились все приветливей. Прошла еще одна молчаливая пауза, которую все же не смог долго выдержать Хромой Френк. Он заговорил:

— Не думайте обо мне плохо, но хочу спросить ваше имя. Дело в том, что именно так, как сейчас вы сидите тут рядом со мной, я вас уже видел.

— Где же?

— В моем воображении.

— Черт возьми! Кто бы подумал, что я живу в вашем воображении! Какую плату за поднаем жилья я должен уплатить и как обстоят дела с предупреждением об освобождении помещения?

— Исключительно на ваше усмотрение, но сегодня с воображением покончено, ибо вы сейчас передо мной собственной персоной. Если вы тот, за кого я вас принимаю, то слышал о вас много смешного.

— Ну, за кого же вы меня принимаете?

— За Тетку Дролла.

— А где вы слышали о нем?

— В разных местах, когда бывал там с Виннету и Олд Шеттерхэндом.

— Что? Вы находились в компании этих знаменитостей?

— Да. Мы были там, вверху, в национальном парке, а потом в Эстакадо 48.

— Гром и молния! Так вы, пожалуй, сам Хромой Френк!

— Да. Вы меня знаете?

— Конечно! Апач часто о вас говорил и еще сегодня, когда мы были у лагеря юта, назвал «маленьким героем».

— Маленьким… героем, — повторил Френк с блаженной улыбкой на лице. — Маленьким героем! Это стоит записать! Вы правильно угадали, кто я, но верно ли мое предположение?

— Да.

— Действительно? Сердечно рад!

— Как же вы пришли к этой мысли?

— Ваша одежда сказала об этом, а потом — ваше поведение. Я часто слышал рассказы о Тетке Дролле, исключительно смелой «бабенке», а когда увидел, как управились вы с вождем юта, сразу решил — вы не кто иной, как Тетка!

— Очень лестно! Ну, пожалуй, мы те парни, которые честно исполняют свой долг. Но самое главное для меня другое — говорят, вы земляк Олд Шеттерхэнда?

— Это правда.

— Значит, немец?

— Да.

— Откуда же?

— Прямо из самого сердца Германии! Я саксонец, — просто ответил Френк.

— Черт возьми! Саксонец! Откуда? Королевство? Альтенбург? Кобург-Гота? Мейнинген-Хильдбургхаузен?

— Королевство, королевство! Но вы так точно знаете эти названия… Вы тоже из Германии?

— Конечно!

— Откуда? — спросил Френк, в свою очередь, восхищенно.

— Из Саксонии, а именно, из Альтенбурга.

— Боже ты мой! — воскликнул малыш на своем излюбленном диалекте. — Тоже саксонец! Из Альтенбурга! Мыслимо ли такое! Из самого Альтенбурга или из деревни, а?

— Не из резиденции, а из Лангенлейбе.

— Лангенлейбе? — Френк застыл с открытым ртом. — Лангенлейбе-Нидерхайн?

— Именно! Вы знаете это?

— А почему же нет? У меня там родственники, самые близкие родственники, у которых я еще в детстве побывал пару раз на ярмарках в годовщину освящения церкви. А какие там ярмарки, в Альтенбургии! Ровно две недели пекутся пироги. А когда празднество подходит к концу в одной деревне, ярмарка тут же движется к следующей. Потому там только и говорят об альтенбургских деревенских блюдах.

— Это верно, — кивнул Дролл. — Я смог сделать больше, потому что лучше действовал. Но у вас есть родственники в наших краях? Как же зовутся те люди и откуда они родом?

— Это самое близкое родство. Вот так! У моего отца была крестница, чья покойная сноха повторно женилась в Лангенлейбе. Позже она умерла, но ее пасынок имел свояка, так вот от него я и происхожу.

— Так! Кем он был?

— Кем угодно. Он был парнем что надо и все доводил до конца. Он служил то кельнером, то церковным служкой, то фельдфебелем гражданской гвардии, то рассыльным приглашений на свадьбы, то…

— Стоп! — прервал его Дролл, схватив за руку. — Как его звали?

— Имя не помню, но фамилия была Пампель. Я всегда звал его кузен Пампель.

— Как? Пампель? Я не ослышался? — крикнул Дролл. — У него были дети?

— Целая куча!

— Помните вы, как их звали?

— Нет, теперь уже нет. Но старшего я еще хорошо помню, ибо он был хорошим малым. Его звали Бастель.

— Бастель, стало быть — Себастьян?

— Совершенно верно, поскольку Себастьяна по-альтенбургски называют Бастелем. Я полагаю, его еще звали Мельхиором — имя в Альтенбургии очень распространенное.

— Верно, все верно! Именно Себастьян Мельхиор Пампель! Знаете, что с ним стало?

— Нет, к сожалению, нет.

— Тогда взгляните на меня!

— Зачем?

— Я и есть то, что из него получилось!

— Вы… вы? — удивился малыш.

— Да, я! Я был Бастелем и знаю точно, что у нас на ярмарках бывал двоюродный брат Франке из Морицбурга, позже ставший помощником лесничего.

— Это я, собственной персоной! Значит, здесь, здесь, в дикой глуши, мы встречаем людей одного рода-племени, да еще и кузенов! Кто бы поверил! Иди сюда, братец, я должен прижать тебя к груди!

— Да, я тоже спешу к тебе!

Оба перегнулись в седле навстречу друг другу, но, чтобы совершить задуманное, им пришлось преодолеть некоторые трудности.

Мрачные индейцы, по меньшей мере, с удивлением глядели на обоих, но те не обращали никакого внимания на разукрашенные лица краснокожих, ибо скакали рука об руку спиной вперед, пребывая в счастливом детстве. Они, пожалуй, могли так беседовать целую вечность, если бы не произошла заминка в пути. Всадники достигли конца расщелины, которая теперь выводила в каньон пошире.

Хотя солнце опустилось так низко, что его лучи больше не касались земли, все же стало светлее, и в нос ударил свежий чистый воздух. Всадники облегченно вздохнули, оказавшись на свободе, но не торопились вступать в ущелье, прежде чем не сделали обзор окрестностей.

Ущелье достигало в ширину шагов двести; на самом его дне вилась маленькая узкая речушка, которую легко можно было перейти вброд. У воды зеленела трава и кустарник, а также росло несколько деревьев.

Краснокожие были сняты с лошадей, но на земле им снова стянули ноги лассо. Лишь теперь настал подходящий момент для настоящего приветствия, и им тотчас воспользовались. Те, кто до сих пор еще не был знаком, быстро познакомились, и через несколько мгновений не было слышно других обращений, кроме как на «ты». Исключением служили, конечно, Файерхэнд, Шеттерхэнд, Виннету, лорд и инженер.

Все подкрепились провиантом, который был у группы Олд Файерхэнда, после чего настал час решать судьбу краснокожих. Тут мнения разошлись. Виннету, Олд Файерхэнд и Олд Шеттерхэнд были готовы дать им свободу, но остальные требовали строгого наказания. Возмущенный лорд не умолкал: