Сокровище Серебряного озера - Май Карл Фридрих - Страница 89

— Но что это за хитрость? Мне должно было быть стыдно. Человек, который бежит, ставя на карту свою жизнь, не позволит себе устремиться мимо цели. Если он это сделал, у него нет мозгов, и те, кто тренировали и воспитывали его, должны постыдиться, что не делали это лучше. Только глупец позволил бы такому человеку бороться с белым! Я не могу понять тебя и твоих догадок, ибо ими ты оскорбляешь собственную честь.

Рука вождя легла на пояс и судорожно сжала рукоять ножа. Охотнее всего он заколол бы этого дерзкого и хитрого малыша, но он понимал, что не имеет права так поступить, и вынужден был погасить свою ярость. Хромой Френк вернулся теперь к своим спутникам, которые спокойно, но очень сердечно его поздравили.

— Я все же победил! Ты доволен мной? — спросил тот Джемми относительно напутствия Толстяка перед бегом.

— Естественно! Ты действительно хитро придумал. Прямо-таки мастерская работа!

— Правда? Тогда поставь заметку об этом в своей памяти на страничке сто тридцать шестой и раскрывай потом эту страницу, если взбредет на ум усомниться в моем превосходстве! Вот идет Скачущий Олень, но он не скачет, а еле движется. Похоже, у него неспокойно на душе и он жмется в угол, будто наполучал оплеух. Гляньте только на его лицо! И с этим растеряхой я должен был мериться силами! Да, да, ноги — вовсе не основное, даже в состязаниях по бегу! Самое главное — голова!

Олень, казалось, хотел исчезнуть с глаз подальше, но вождь окликнул его, подозвал к себе и спросил:

— Кто победил?

— Бледнолицый, — прозвучал робкий ответ. — Почему ты побежал к ели?

— Бледнолицый обманул меня. Он сказал мне бежать к ней.

— И ты поверил? Я же назвал тебе цель!

Олд Шеттерхэнд перевел Френку, что его назвали лжецом. Лукавый малыш не мог этого пропустить и повернулся к вождю:

— Я солгал? Я сказал Оленю, что цель ель? Это неправда. Я видел, как он остановился у бука. Он удивленно взирал на меня и, казалось, был в страхе, что я задумал недоброе. Тут я почувствовал сострадание к бедняге и крикнул ему: «Инч овомб!» Я сказал ему, стало быть, что собираюсь к ели. Почему он потом побежал туда, я не разгадал до сих пор, а может, он и сам не знает. Я сказал. Хуг!

Олд Шеттерхэнд беззвучно рассмеялся над тем, как этот маленький веселый бедовый парень воспользовался индейским выражением. Но вождь пришел в еще больший гнев и крикнул:

— Да, ты сказал и закончил, а я — нет и еще поговорю с тобой, когда придет время! Но я должен сдержать слово. Жизнь, скальп и собственность Скачущего Оленя принадлежат тебе.

— Нет, нет! — отмахнулся малыш. — Мне ничего не нужно. Оставьте его у вас, вам он, пожалуй, может пригодиться, особенно в состязаниях по бегу с бледнолицыми.

Среди краснокожих прошел тихий гневный шепот, а вождь буквально взвился:

— Сейчас ты еще можешь извергать ядовитые речи, но потом будешь так плакать о пощаде, что твой вой услышат на небесах! Каждый член твоего тела умрет отдельно, и душа выйдет из тебя кусками, твое умирание продлится много лун!

— Что можете вы сделать? Я победил, а значит, свободен.

— Есть еще один, кто может оказаться побежденным — Олд Шеттерхэнд. Подожди немного — он упадет перед мной в пыль и будет молить о пощаде! Я сохраню его жизнь вместо твоей, а ты будешь в моей власти.

— Не ошибись! — серьезно предупредил Олд Шеттерхэнд. — Я еще не лежу перед тобой. А если тебе удастся то, что до сих пор не удавалось никому, я не поменяю свою жизнь на жизнь другого.

— Ждать недолго! Сейчас ты цел и невредим, но ожидающие тебя муки укротят твою гордость и изменят твой нрав! Ты подарил бы мне тысячу жизней за свою, если бы они только у тебя были! Идемте все со мной, сейчас начнется самый последний, самый большой и решающий поединок!

Краснокожие последовали за вождем беспорядочной толпой. Белые также медленно двинулись следом.

— Я что, чересчур много сказал? — осведомился Хромой Френк.

— Нет, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Очень хорошо, что и ты можешь укротить их боевую гордость. Конечно, если вождь убьет меня, вы пропали — краснокожие тотчас набросятся на вас. Но даже если я скорее всего стану победителем, им нельзя доверять. Я, хоть у меня и нет сейчас определенных оснований, все же убежден, что краснокожие в любом случае не дадут нам спокойно уйти. Они решились на поединки только потому, что были уверены, что все мы погибнем. Теперь их планы рухнули, и они думают иначе. Самое главное, что мы внушаем им уважение. До настоящего момента это держало их в узде — должно принести пользу и дальше. А потому я рад, что ты так бесстрашно говорил с Большим Волком, ты, кроха, с этим Голиафом! Он взбешен, но теперь знает, что никто из нас не испытывает ни малейшего испуга. Сейчас необходимо сделать так, чтобы авторитет вождя упал в глазах его людей. Я об этом позабочусь — померяюсь с ним силой. Мне кажется, они хотят оставить нас заложниками, но этот план мы должны перечеркнуть во что бы то ни стало, иначе ни одного мгновения мы не можем чувствовать себя в безопасности.

Во время этих разъяснений белые находились в кругу палаток и хижин. В центре лагеря начались приготовления к последнему и самому интересному поединку. Там из груды камней, весивших не меньше центнера каждый, торчал крепкий столб, к которому были привязаны два лассо. Вокруг этого места собрались все мужчины и женщины племени, чтобы стать свидетелями небывалого представления. Олд Шеттерхэнд заметил, что все краснокожие воины были хорошо вооружены — обстоятельство, которое не могло не вызвать опасений. Он решил воспротивиться такому ходу дела и вышел в середину круга, где уже находился вождь. Тот стоял с победоносным видом. Указав на оба лассо, он сказал:

— Ты видишь эти ремни? Знаешь, зачем они?

— Могу только догадаться, — улыбнулся охотник. — Во время борьбы мы должны быть связаны.

— Ты подумал правильно. Один конец лассо будет закреплен на столбе, другой получит каждый из нас и обвяжет им свое тело.

— Зачем?

— Чтобы мы двигались лишь в узком кругу вокруг столба и не смогли убежать.

— Что касается меня, то эта мера излишняя, поскольку мне и в голову не придет бежать от тебя. Истинная причина мне ясна. Ты уверен, что у меня больше быстроты и ловкости, чем силы, и хочешь помешать мне воспользоваться этими преимуществами. Пусть будет так, мне совершенно все равно! Каким оружием мы будем сражаться?

— Каждый возьмет нож в левую и томагавк в правую руку. Будем бороться, пока один из нас не убьет другого.

Ясно, как Божий день, что вождь выбрал такой способ борьбы, поскольку полагал, что превосходил в нем белого. Но последний словно не обращал на это внимания и совершенно спокойно сказал:

— Согласен.

— Согласен? Со своей смертью? Это же очевидно, что ты побежден!

— Посмотрим!

— Сначала испытай свою силу и попробуй, сможешь ли ты сделать, как я!

Индеец подошел к одному из тяжелых камней и поднял его вверх. Большой Волк обладал чудовищной физической силой, и, конечно, ни один из его воинов не смог бы сравниться с ним. Олд Шеттерхэнд наклонился, чтобы поднять тот же камень, но, несмотря на все видимые усилия, не поднял его и на три дюйма.

Удовлетворенное «уфф» пронеслось по кругу индейцев. Но маленький саксонец с ухмылкой заметил Толстяку Джемми:

— Он только притворяется, чтобы усыпить бдительность. Я совершенно точно знаю, что он этот камень не только над головой поднимет, но и зашвырнет шагов на десять. Давайте подождем — краснокожий еще насмотрится чудес.

Но последний имел совершенно иную точку зрения. Он хотел лишить белого мужества, демонстрируя свою силу, и был убежден, что это ему удалось. Когда он заговорил, в его тоне послышались нотки снисхождения:

— Ты видишь, что тебя ждет. Бледнолицые не забывают заботиться о молитве, когда стоят перед собственной смертью. Я позволю тебе поговорить с твоим Маниту, перед тем как начнется борьба.

— Это ни к чему, — ответил Олд Шеттерхэнд. — Я поговорю с ним потом, когда моя душа придет к нему. Ты сильный человек, и я надеюсь, в этой борьбе ты будешь полагаться только на себя…