Сокровище Серебряного озера - Май Карл Фридрих - Страница 87

Тот до сих пор своим поведением преследовал лишь одну цель — сделать своего противника осторожным. Белый должен понять, что никакой другой способ нападения со стороны индейца не мог достичь и не достигнет успеха. Но теперь вдруг индеец вцепился в лассо, резко натянул его так, что освободил себе некоторое пространство для поворота, и развернулся кругом — но попытка не удалась.

Если бы Большая Стопа сумел бы повернуться к белому лицом, то просто задавил бы его своей массой, но хитрюга Джемми был начеку. Хромой Френк также заметил коварные намерения краснокожего и за долю секунды до поворота крикнул Толстяку:

— Сбрось его, он разворачивается!

— Да знаю я! — прокряхтел Джемми.

В момент произнесения этих слов, когда краснокожий осуществил свой разворот лишь наполовину и, стало быть, нетвердо стоял на ногах, Толстяк резко нагнулся, рванув вверх своего противника, и быстро распустил петлю. Лассо ослабло. Краснокожий, беспомощно хватаясь руками за воздух, кувыркнулся над головой Джемми и грохнулся оземь, при этом выронив нож. Мгновенно Толстяк встал над ним на колени, схватил его левой рукой за горло, а правой приставил к сердцу клинок.

Возможно, Большая Стопа и собирался защищаться, но кувырок его ошеломил, а глаза Толстяка сверкали так близко и угрожающе, что он посчитал лучшим лежать без движений. Джемми метнул на вождя взгляд и спросил:

— Согласен, что он проиграл?

— Нет, — ответил тот и подошел к ним.

— Почему? — тотчас вмешался Олд Шеттерхэнд и тоже подскочил к борющимся.

— Он не побежден, ибо лассо развязано.

— В этом виноват сам Большая Стопа — он развернулся и тем самым вырвал ремень.

— Этого никто не видел. Пусти его! Он не побежден, и борьба начинается снова.

— Нет, Джемми, не отпускай! — приказал охотник. — Как только я скажу или если он рискнет пошевелиться, воткни ему нож в грудь!

Тут вождь гордо выпрямился:

— Кто здесь приказывает, ты или я?

— Ты и я, мы оба.

— Кто это сказал?

— Я. Ты вождь своих людей, а я предводитель своих, Ты и я, мы вдвоем, заключили договор об условиях борьбы. Кто не соблюдает этих условий, тот нарушает его, он лжец и обманщик!

— Ты рискуешь так говорить перед столькими красными воинами?

— Это не риск. Я говорю правду и требую справедливости и честности. Если мне нельзя больше говорить, тогда заговорит Ружье смерти.

Прежде вестмен опирался прикладом штуцера о землю, теперь же он демонстративно поднял его вверх.

— Так скажи, чего же ты хочешь? — спросил вождь, значительно понизив голос.

— Ты согласен, что эти двое должны были бороться, стоя спинами друг к другу?

— Да.

— Но Большая Стопа приподнял лассо и развернулся. Это так? Ты должен был видеть!

— Да, — согласился вождь после некоторого колебания.

— Умереть должен был тот, кто оказывался под другим. Ты помнишь условие?

— Я знаю его.

— Ну, кто лежит внизу?

— Большая Стопа.

— Так значит, кто побежден? — продолжал задавать вопросы Олд Шеттерхэнд, не давая вождю опомниться.

— Он… — вынужден был ответить тот, ибо охотник так держал штуцер, что его ствол почти касался груди индейца.

— Ты хочешь возразить?

Тяжелый взгляд буквально давил вождя. Он, несмотря на свою гигантскую фигуру, почему-то почувствовал себя совсем маленьким и дал ожидаемый ответ:

— Нет, побежденный принадлежит победителю. Скажи ему, что он может его убить.

— Мне не нужно этого говорить, поскольку он и сам все хорошо знает. Но он не сделает этого.

— Он хочет подарить ему жизнь?

— Это мы решим позже. Пусть до того момента Большая Стопа будет связан тем самым лассо, от которого он хотел освободиться.

— Зачем его связывать? Он никуда не сбежит.

— Ты ручаешься?

— Да.

— Чем?

— Всей моей собственностью.

— Хорошо. Пусть он идет, куда хочет, но после последнего поединка должен вернуться к своему победителю.

Джемми тем временем встал и оделся. Большая Стопа тоже вскочил, прорубив себе дорогу в толпе краснокожих, которые пока не знали, выказывать ему презрение, или нет.

Эти юта, пожалуй, еще ни разу не видели, чтобы какой-то белый, подобно этому Олд Шеттерхэнду, так обращался с ними и их вождем. Он был в их власти, но все же никто не осмеливался отказать ему в исполнении его требований. В этом была сила его личности и лишнее доказательство воздействия ореола, окутавшего истории и сказания о его подвигах.

Вождь, безусловно, был разозлен тем, что уже двое его лучших людей проиграли, да еще противникам, которых они, казалось, превосходили по всем статьям. Теперь его взгляд упал на Хромого Френка, и настроение его тотчас улучшилось. Этот малыш был явно не в состоянии догнать Скачущего Оленя. По меньшей мере, здесь краснокожих должна ждать победа.

Он дал знак Скачущему Оленю приблизиться, подвел его к Олд Шеттерхэнду и сказал:

— Этот воин бегает как ветер, и еще никому из бегунов не удавалось его опередить! Может, ты сразу скажешь своему спутнику, чтобы он сдался без борьбы?

— Нет.

— Он умер бы быстро и без позора.

— Разве не больший позор сдаться, не сражаясь? Разве ты не называл неодолимым Красную Рыбу и не говорил, что Большая Стопа задушит своего противника за пару минут? Ты думаешь, Скачущий Олень будет счастливее их, так гордо начинавших, но так тихо и скромно закончивших и убравшихся прочь?

— Уфф! — воскликнул Скачущий Олень. — Я состязался с оленем!

Олд Шеттерхэнд посмотрел на него внимательнее. Да, краснокожий по строению был прирожденный бегун, и его ноги, конечно, могли без устали покрыть большие расстояния. Но количество мозгов в его голове, похоже, никак не соответствовало длине ног.

Хромой Френк тоже приблизился и взглянул на Оленя.

— Что думаешь о нем? — спросил Олд Шеттерхэнд.

— Вылитый болван из Мейссена 47, который выпучил глаза перед блесткой жира в супе и не может найти бульона! — ответил в своей манере маленький саксонец.

— Ты думаешь, что сможешь с ним состязаться?

— Хм! Что касается его ног, то они в три раза длиннее моих. Но относительно серого вещества — надеюсь, у меня его не меньше. Давайте сначала попробуем узнать, на какую дистанцию будет бег. Может быть, головой я пробегу лучше и быстрее, нежели он ногами.

Олд Шеттерхэнд снова повернулся к вождю:

— Уже известно, где пройдут состязания по бегу?

— Да. Идем, я покажу тебе.

Олд Шеттерхэнд и Хромой Френк последовали за ним, выйдя из круга индейцев. Скачущий Олень остался позади — ему цель давно была известна. Вождь указал на юг и сказал:

— Видишь дерево, которое стоит на полпути к лесу?

— Да.

— Они должны бежать до него. Победит тот, кто три раза обежит вокруг и вернется первым.

Хромой Френк прикинул на глаз расстояние, а также оглядел удаленные южные окрестности, после чего заметил на английском, на котором он, как известно, разговаривал более правильно, чем на своем родном.

— Надеюсь, что честность будут соблюдать обе стороны.

— Ты хочешь сказать, что нас можно обвинить в нечестности? — повысил голос вождь.

— Да.

— Я ведь могу убить тебя за эти слова!

— Попробуй! Пули моего револьвера быстрее, чем твоя рука. Разве не разворачивался Большая Стопа, хотя ему это было запрещено? Разве это честно?

— Это была хитрость.

— Вот как! А подобная хитрость разрешена?

Вождь задумался. Скажи он «да», оправдал бы тем самым поведение Большой Стопы, и, быть может, дал бы повод пуститься на хитрости Скачущему Оленю. Эти белые совершили гораздо большее, чем можно было от них ожидать. А вдруг и малыш также хороший бегун. Тогда, пожалуй, не будет лишним дать отступные его краснокожему противнику. Поэтому он ответил:

— Хитрость — это не обман. Зачем ее запрещать?

— А разве может она освободить от выполнения условий?

— Нет, их надо точно соблюдать.