Служили два товарища - Дунский Юлий Теодорович - Страница 1

По звонкой дороге скакал верховой. В том году осень была сухая, холодная. От сухости и холода степь, лежавшая по обе стороны шляха, покрылась паутиной трещин. На краю степи стояло село. Туда и направлялся верховой.

Село это было маленькое и обиженное войной: обгорелый ветряк, церквушка с отбитой головою. Возле ветряка взвод пехотинцев проводил учения.

Бойцы штурмовали колючую проволоку, натянутую в три ряда: кромсали её садовыми ножницами, рубили лопатами, закидывали сверху соломенными тюфяками, чтобы по ним перелезть на ту сторону.

Верховой подъехал к командиру взвода и спросил, не нагибаясь с седла:

— Боец Некрасов — имеется у тебя такой?

Командир качнул головой — нету.

Всадник понаблюдал немного за пехотинцами, посмотрел, как они дерут и без того никудышные гимнастёрки об колючки проволоки.

— Не жалей портков, пехота! — крикнул он поощрительно. Сам верховой одеждой сильно отличался от замурзанных пехотинцев и был доволен этим. Папаху-кубанку он добыл смушковую, галифе — малинового сукна.

Комвзвода стерпел насмешку. У него был свой интерес.

— Слушай, товарищ… Как там насчёт наступления? Чего у вас в штабе болтают?

— А у нас в штабе не болтают, — кинул верховой через плечо и пустил коня рысью.

В селе, во всех его мазаных хатках, размещались бойцы 61-й дивизии. На белых каменных заборчиках сушились гимнастёрки и нательные рубахи.

Верховой остановился у церковного двора. Там заботливый к людям политработник проводил занятия по ликбезу. Аспидных досок взять было, конечно, неоткуда, бумаги тоже. Ученики — кто с усами, а кто и в бороде — выводили корявые буквы мелом на лопатах.

Всадник придержал коня и спросил:

— Эй, земляки… У вас бойца Некрасова нема?

— Некрасова нету. Пушкин есть! — крикнул боец в лаптях.

— Смотри, какай грамотей, — удивился верховой и сплюнул. — Прямо профэссор. И чего это тебя азбуке учат?

— Штабной!.. А штабной! — загалдели неграмотные. — Ты скажи там в штабе — наступать пора!

Но штабной не захотел разговаривать и поехал дальше.

Он остановился посреди базарной площади. Площадь была заставлена обозными телегами, тачанками пулемётной команды.

На одной телеге стоял курчавый молодой человек в пенсне и кожаной фуражке. Он вдохновенно декламировал:

Бойцы, столпившиеся вокруг телеги, уважительно слушали. Послушал и вестовой из штаба. Потом тронул чьё-то плечо нагайкой и тихонько спросил:

— Это кто? Артист?

— Доктор, Семён Маркович… Всё сам сочиняет.

— Голова! — одобрил вестовой. — Слушай, тут Некрасова-бойца нету?

— Был, да куры склевали, — сердито сказал кто-то, кому разговор мешал слушать.

Вестовой отъехал. Вслед ему летело:

Посреди площади стоял венский стул. На нём, широко расставив ноги в латаных сапогах, сидел комполка. Боец-татарин брил ему голову.

— Доброго здоровьичка, товарищ Приходько! — сказал вестовой. — Я бойца Некрасова шукаю… Не знаете такого?

Командир полка сдул с усов мыльную пену и ответил:

— Почему «не знаю»? Он со второй роты… Вон он, у колодца.

Вестовой глянул, но мало что увидел. Боец Некрасов нагнулся в колодец так глубоко, что наружу торчала только его казённая часть, обтянутая самодельными штанами из мешковины.

Подъехав поближе, вестовой прочитал на мешковине, на самом неподходящем месте: «и сынъ». (Отец, глава фирмы, достался, видимо, владельцу других штанов.)

— Некрасов! — сказал штанам вестовой. Из колодца гулко раздалось:

— Ну что?

— Сей минут отправляйся в штаб дивизии. Начдив тебя требует.

Недалеко от колодца дымила полевая кухня. Повар, услышав про штаб, насторожился.

— А я его не пущу! Нехай он мою ведёрку поймает… Он ведёрку упустил!

— Ты не командовай… Ишь, наел пузо, толстобрюх! — сказал вестовой злобно и несправедливо, потому что повар был нетолстый, скорее даже худой. Но это уж так с покон веков полагалось — попрекать поваров толстым пузом.

Боец Некрасов разогнулся. Был он очень большой, даже сутулился от своего высокого роста. Он положил багор, которым думал выудить ведёрко, и осторожно спросил у вестового:

— А зачем в штаб?

— Там скажут. Давай быстро.

Лошадь вестового перебирала тонкими ногами, тянула морду к колодцу, откуда пахло водой. Повар вздохнул и подобрал багор.

— В штаб — так в штаб… А чего там про наступление слыхать? Скоро?

— Покамест неизвестно.

— Это тебе неизвестно, — ехидно сказал повар. — А им, кто повыше, — очень хорошо известно…

Полевой штаб дивизии

4 ноября 1920 года

Карта Украины и Крыма.

— Дорогие товарищи! — слышится хрипловатый голос. — Вот вы смотрите на карту, и смотреть вам на неё — одно удовольствие. Всю Россию мы очистили от белой заразы, и осталась эта зараза только в одном Крыму А что такое Крым во всероссийском масштабе? Так, кое-что, пупочка. Вот я её ладошкой прихлопнул — и нет её на виду… Но так может рассуждать совсем глупый дурак. А мы с вами оценим боевую обстановку с умной точки зрения!..

Около карты стоял начдив. Комната была полна военных — в кожаных тужурках, во френчах, в гимнастёрках.

— И вы, товарищи политработники, — продолжал начдив, — должны вникнуть сами и довести до каждого бойца… Крым является последним оплотом для белых гадов. Мы их туда со всей России согнали — офицерья невпроворот, погон к погону стоят. Цельные полки из одних офицеров… и драться они будут озверело, имея против нас броневики, аэропланы и артиллерию всякого калибра… Вы меня спросите: зачем же нам переть против броневиков и артиллерии? Раз они всё равно заперты в Крыму и не высовываются…

Отвечаю: потому что они могут высунуться в любой момент, а их кусючее жало мы все, конечно, помним… Между прочим, Врангель ведёт спешные переговоры с Англией и Францией и если успеет заключить согласие о полной военной помощи, то наше дело будет швах. Но мы этого не смеем допустить. Вся советская Россия стоит у нас за спиной и просит раздавить этот змеючник… Теперь вы меня спросите: а как нам его раздавить, если Крым укреплён неприступно? Тут тебе Турецкий вал, тут Сивашские болота — всюду рвы, стены, колючая проволока, всюду сплошь пушки и пулемёты… Могу ответить: не знаю как, но только Крым будет наш. Потому что душа не может больше терпеть. Надо кончать войну и начинать мирную жизнь, которую все ждут, но никак не дождутся!.. И это будет радость и полная победа революции!..

Когда начдив говорил про мирную жизнь, в комнату протиснулся ординарец. Он дождался передышки и доложил:

— Товарищ начдив, к вам боец Некрасов. Который по срочному вызову.

— Пускай подождёт, — сказал начдив.

Боец Некрасов прохаживался взад-вперёд у входа в штаб. Помещался штаб в доме богатого колониста — полутораэтажном, крытом черепицей.

В своём ожидании Некрасов размышлял, вернётся ли весною аист в лохматое гнездо над крышей, к чему здесь, у штаба, стоит полевое орудие и зачем его, незаметного бойца Некрасова, потребовали к начальству Размышляя, он напевал себе под нос довольно бессмысленную песенку:

На лавочке возле крыльца сидели рядком три кавалериста и лузгали тыквенные семечки. Были они, наверное, ординарцы или вестовые — балованный народ.