Экипаж - Дунский Юлий Теодорович - Страница 15

Скворцов говорил громко, сухими четкими формулировками — будто сдавал экзамен нелюбимому преподавателю.

— Наконец, самое для нас важное и самое трудное — обследовать руль высоты и попытаться устранить неисправность… Этим займусь после трещины…

Тимченко задумался. Потом, приняв, видимо, решение, спросил все же Ненарокова:

— Твое мнение?

Ненароков тоже помолчал, прежде чем ответить:

— Теоретически возможно. Практически, по-моему, никто этого никогда не делал… Но у нас, Андрей Васильевич, другого выхода нет. Надо пробовать.

Тимченко удовлетворенно кивнул.

— Согласен. Попробуй, Валя…

Скворцов просто задохнулся от злости.

— Почему он?! Это моя идея, и, в конце концов, это мои обязанности. Я инженер!..

— Приступай, Валентин, — спокойно повторил Тимченко.

Чтобы Ненарокову выйти из кабины, Игорь должен был отодвинуться вместе с креслом. Но он этого не сделал, не тронулся с места.

— Андрей Васильевич! Его сдует — вы будете отвечать! — Игорь выкрикивал все, что ему диктовала обида. — Он не знает как. А я знаю! И я должен!.. Андрей Васильевич, я буду жаловаться. Вы из-за личных счетов…

— Ты где находишься? Ты с кем разговариваешь? — Тимченко был из тех людей, которые, не повышая голоса, умеют придать ему такой напор, что устоять трудно. Не устоял и Скворцов. Он откатился в кресле, пропуская Валентина. А Тимченко продолжал:

— Да, Ненароков мне больше нравится. У него больше опыта, больше хладнокровия. Он и будет выполнять. А ты пойдешь с ним — помогать ему снизу.

Скворцов и Ненароков рубили заднюю стену туалета пожарными топориками. Заглянувший в дверь пассажир смотрел с тревогой и удивлением, как на месте зеркала возникает безобразная дыра.

…Тамара ходила по салону, обаятельно улыбалась и спрашивала по-русски и по-английски:

— Уважаемые пассажиры! Не найдется ли у кого-нибудь лишний свитер, теплая куртка. Очень нужно для экипажа.

Кто-то неохотно расстался с теплой кофтой (в салоне было одиннадцать градусов), кто-то отдал пончо:

— Не знаю, подойдет ли…

А рослая блондинка, наверно норвежка, сняла и отдала Тамаре надетый поверх костюма красный спортивный комбинезон:

— Вилл ит ду?

В Министерстве гражданской авиации хозяин просторного кабинета и все, кого он вызвал к себе, слушали теперь лысоватого инженера в очках. Повесив рядом с картой схему самолета «Ту-154», инженер рассказывал и для ясности помечал фломастером полученные самолетом повреждения, а также путь, который предстояло проделать Ненарокову…

— Они хотят пройти вот здесь… Подняться сюда и добраться до трещины… И попробуют залатать.

— Садиться им надо, а не фокусы показывать! — сказал, повернувшись к хозяину кабинета, импозантный седой мужчина. — Садиться, и чем скорей…

Инженер сердито блеснул очками.

— Да не могут они сесть! У них руль еле-еле ходит!.. В воздухе им и половины руля хватит. Но при подходе к земле, при посадке надо иметь полный ход штурвала. Это ребенку понятно!..

Хозяин кабинета поморщился: не стоило инженеру разговаривать в таком тоне.

— Рискованное дело, рискованное, — дипломатично сказал хозяин. — Но раз Тимченко принял решение, видимо, другого выхода нет.

Он нагнулся к селектору.

— Дополнительно запросите состояние раненых. Не нужна ли медицинская консультация…

Раздевшись до трусов, Валентин торопливо облачался во все теплое, что добыла Тамара: шерстяное белье, тренировочный костюм, свитер, пончо и красный женский комбинезон. Вид у него был довольно смешной, но Тамара — здесь, где ее не видели пассажиры, — не улыбалась. Она знала, что предстоит Ненарокову. А тот посмеивался:

— Космонавт Ненароков к выходу в космос готов.

Мрачный и молчаливый Игорь повесил ему через плечо джинсовую, вышитую букетиками сумку. Там был инструмент. Он помог Ненарокову надеть наушники, для надежности примотал их к голове бинтом, а на лбу тем же бинтом закрепил электрический фонарик. Потом обвязал Валентина вокруг пояса спасательным канатом и конец каната дал ему в руки:

— Держи.

Шлепнув Игоря на прощание перчаткой, Валентин протиснулся сквозь дыру в негерметичный отсек. А Скворцов остался у шпангоута. Не выдержав, Тамара сказала ему:

— Он полез, а ты здесь?

— Точно. Он полез, а я на подхвате, — со злобой ответил Игорь. — Умею устроиться. — И он надел наушники.

…Ненароков осматривался в полутемном закутке, скошенном, как каморка под лестницей. Потолком каморки был изгиб воздухозаборника, куда предстояло проникнуть Валентину. (Канал воздухозаборника — это широкая труба, через которую всасывается воздух для двигателя.)

— Ну как ты? — раздался в наушниках голос Тимченко.

— Пока нормально… Стою в хвостовом отсеке под двигателем.

…Штурман напряженно следил за курсом и высотой, ведь всего в ста метрах находился сопровождающий их «Ил-18». А Тимченко, ведя самолет, разговаривал с Ненароковым.

— Закрепи фал именно здесь, — советовал Тимченко. — Чтобы можно было втащить тебя обратно.

— Да не беспокойтесь, Андрей Васильевич, — ответил голос Ненарокова. Андрей Васильевич нахмурился.

— Повтори, как понял?

— Закрепить фал… Завязываю двойным узлом за такелажное ухо.

— Средний движок я выключил… Не торопись. Двигайся осторожно… Я буду и дальше уменьшать скорость, но меньше четырехсот не смогу. Так что ветер тебя потреплет, не обижайся.

…У гермошпангоута их разговор хмуро слушал Игорь Скворцов.

— Скворцов тебе не нужен? — спрашивал голос Тимченко.

— Пока нет…

…Светя себе фонариком, закреплённым на лбу, Валентин открыл замки люка воздухозаборника. Открыл все четыре, сообщил об этом в кабину и медленно, с трудом протиснулся в лючок.

И сразу ударил в лицо, завыл ледяной ветер. Валентин лежал в трубе с совершенно гладкими стенками. А надо было ползти по ней вперед и вверх.

С трудом достав из сумки отвертку и молоток, Валентин пробил в стене трубы две дырочки и продел сквозь них кусок проволоки. Получилась петля. В наушниках раздался голос командира:

— Валя! Почему молчишь? Что делаешь?

— Стремена делаю. Иначе не долезть. Скользко… Штук шесть придется делать.

— Только ты не молчи, дорогой. Говори каждое свое движение… И ты будешь лучше осмысливать, и мне спокойней…

…В салоне, среди пассажиров, нарастало беспокойство. К начальнику строителей, который лежал поперек трех кресел укрытый пледами и решал кроссворд в старом «Огоньке», явилась целая делегация — две женщины и мужчина. Мужчина начал:

— Сергей Николаевич! Почему нас не кормят? И вообще, почему ничего не объясняют? Мы имеем право знать!

— Объяснят, когда можно будет, — пожал плечами Сергей Николаевич. Лицо у него было серое, губы посинели от недостатка кислорода. — А пока я нашел себе занятие: мне после инфаркта нельзя волноваться. И вам не советую… Карты у вас есть? Взяли бы и сыграли.

— При чем тут карты?! — возмутился мужчина. — Ведь явно же происходит что-то! А от нас скрывают, как от маленьких! Чего они боятся? Я войну прошел… Чем так сидеть, мы могли бы помочь.

Сергей Николаевич усмехнулся.

— Да все равно они нам правды не скажут. Успокоят: маленькая неисправность, ничего серьезного… Вот давайте так и считать.

…С помощью проволочных стремян Ненароков забрался по воздухозаборнику наверх, почти к самому входу. Встречный поток трепал его, пихал обратно. То и дело Валентин ударялся подбородком или плечом о ледяной металл.

Вход в воздухозаборник круглый. Но сейчас его частично загораживал дюралевый лист — края задравшейся обшивки фюзеляжа.

Онемевшими от холода пальцами Валентин схватился за угол обшивки — и охнул от боли, выругался вполголоса.

— Что у тебя? — послышался встревоженный голос Тимченко.

— Ерунда. Руку поцарапал… Игорь, давай проволоку!