По дикому Курдистану - Май Карл Фридрих - Страница 9

– Нет. Я спрятал ее в таком месте, где ей ничего не сделается.

– Но если бы тебя убили, она бы пропала!

– Нет, эфенди. Я сообщил нескольким верным людям, где она лежит, и они бы сказали тебе.

– Где бей?

– Вверху, на утесе. Оттуда лучше всего просматривается вся долина. Позволь, я проведу тебя туда!

Он повесил ружье через плечо и пошел вперед. Мы добрались до вершины, и было интересно видеть сверху все засады, где сидели, стояли, лежали и примостились на корточках езиды, готовые по знаку своего предводителя возобновить сражение. Отсюда было еще лучше видно, чем снизу, что турки давно проиграли бы, если бы им не удалось договориться с противником. Здесь я стоял с Али-беем, наблюдая пресловутые «звезды». Сейчас, всего лишь несколькими часами позже, было совершенно ясно, что эта маленькая секта, рискнувшая принять бой с войсками верховного правителя, стала победителем.

Мы скакали по левому склону дальше, пока не достигли скалы, немного выдававшейся над краем долины. Здесь со своим штабом, состоящим всего из трех босых езидов, сидел бей. Он обрадованно подошел ко мне.

– Благодарение Всемилостивому, что он сохранил тебя живым и здоровым! – сказал он сердечно. – Пришлось пережить что-нибудь неприятное?

– Нет, а то бы я подал тебе сигнал.

– Иди сюда!

Я спешился и последовал за ним на скалу. Оттуда открывался хороший вид на святилище, дом бея, орудийную батарею за укреплениями и оба спуска в долину.

– Видишь белое пятно на моем доме? – спросил он.

– Да, это шаль.

– Если бы она исчезла, по моему знаку пять сотен моих людей под прикрытием пушек, которые сдерживали врага, штурмовали бы долину.

– Благодарю тебя, бей. Со мной ничего не случилось, разве только что миралай один раз выстрелил в меня, впрочем, он промахнулся.

– За это он заплатит.

– Он уже заплатил за это.

Я подробно рассказал ему, что произошло, и также сообщил ему то, что сказал мне, прощаясь, пир. Бей слушал внимательно и взволнованно. После завершения моего рассказа он сказал лишь: «Он был героем».

Затем он погрузился в глубокое раздумье. Через некоторое время он как бы пробудился и переспросил:

– Что ты сказал?.. Они убили моего гонца?

– Да, они его казнили, расстреляли.

– Кто отдал этот приказ?

– Кто же еще, как не миралай.

– О, если бы он еще был жив! – сказал он.

– У меня было предчувствие, что с ним что-нибудь произойдет.

– Я ему говорил, что снова прикажу атаковать, если он не вернется через полчаса. Я отомщу за него. Сейчас дам сигнал подготовиться к серьезной битве.

– Подожди, мне ведь еще нужно с тобой поговорить. Каймакам, который сейчас командует, послал меня к тебе.

Я поведал ему о моей беседе с полковником, лейтенантом и макреджем. При упоминании последнего бей мрачно сдвинул брови, но выслушал меня спокойно до конца.

– Итак, этот макредж снова здесь! О, теперь я знаю, кому мы всем этим обязаны. Он страшнейший враг езидов, он ненавидит их, он вампир, кровосос, он же и представил то убийство таким образом, что это дало основание для нападения и вымогательства контрибуции. Но моя миссия отправилась в Стамбул и пойдет там к Анатоли кади аскери[23], верховному судье, чтобы передать ему письмо, которое мне написал пир Камек. Они оба хорошо знали друг друга, и пир долгое время был его гостем. Так что он умеет отличать ложь от правды и поможет нам.

– Всем сердцем желаю тебе этого. Но кого ты пошлешь к каймакаму? Здесь нужен очень способный человек, иначе в два счета обведут вокруг пальца.

– Кого я пошлю, спрашиваешь ты? Никого я не пошлю, ни одного человека. С ним говорить буду я сам. Я командир над своими людьми, он – предводитель своих, и только мы должны все решить. Но я все-таки победитель, а он побежденный, так что пусть он ко мне идет!

– Вот это дело!

– Я буду ожидать его здесь. Обещай ему беспрепятственное продвижение по нашей местности, но, правда, если через тридцать минут он не явится сюда, я велю начать обстрел, причем стрелять до тех пор, пока ни одного турка не будет в живых.

Он подозвал своих адъютантов и переговорил с ними, после чего двое из них удалились. Один из них взял белый платок, снял свое оружие и пошел вниз – той же тропой, по которой я только что поднимался; другой пошел по краю холма и потом вниз направо к месту, где стояли пушки.

Затем Али-бей отдал приказ нескольким езидам, дежурившим неподалеку, соорудить для нас палатку. В то время как они выполняли его поручение, я заметил, что укрепления внизу разбираются. Сквозь возникшую брешь вперед вдоль ручья к езидам протаскивали пушки, которые укрепили у подножия горы. Там было много разных обломков скал, которые вместе со срубленными на скорую руку деревьями образовали новое укрепление.

Через двадцать минут после ухода езидов приехал каймакам в сопровождении трех турецких солдат. Сбоку от него скакал макредж. Это было крайне неумно с его стороны, что можно было легко понять по ироничным взглядам бея, которые он бросал на макреджа.

Все вошли в только что сооруженную палатку и опустились на ковер. Гостей принимал я. Трое солдат остались стоять перед палаткой, двое других вошли в нее.

– Салам! – это было первое слово каймакама.

Макредж не поздоровался. Как начальник, он ожидал, что первым его поприветствует бей идолопоклонников. Тот же не обратил внимания на макреджа, не ответил на приветствие полковника, лишь указал на ковер и сказал:

– Каймакам, ты можешь сесть!

Исполненный достоинства, последний занял свое место, а макредж уселся сбоку от него.

– Ты нас попросил к тебе прийти, – начал офицер. – Почему же ты сам не отправился к нам?

– Ты ошибаешься! – отвечал Али-бей с серьезным видом. – Я тебя ни о чем не просил, а только поставил в известность, что я перебью картечью всех турок, если ты не явишься. Разве это похоже на просьбу? Дальше ты спрашиваешь, почему я к тебе не пришел. Если я направлюсь из Шейх-Ади в Мосул, то сам посещу тебя и не буду требовать, чтобы ты ко мне приходил. Ты же пришел из Мосула в Шейх-Ади и, должно быть, знаешь законы вежливости, которые повелевают самому тебе приходить ко мне. Впрочем, твой вопрос побуждает меня разъяснить тебе обстановку, при которой мы будем с тобой общаться. Ты являешься слугой, чиновником большого господина мутасаррыфа. Ты офицер, который может при благоприятном стечении обстоятельств командовать полком; я же, напротив, свободный князь курдов и командир всех моих воинов. Поэтому не думай, что твой чин выше, чем мой.

– Я не слуга…

– Молчи. Я привык, чтобы меня слушали и не мешали мне закончить речь. Запомни это, каймакам. Ты вторгся в мою область, не имея никаких прав на это и не предупредив заранее, как вор, как вооруженный грабитель. Грабителя я ловлю и убиваю по своему усмотрению. Но, поскольку ты слуга большого господина мутасаррыфа, я хочу, прежде чем это сделать, мирно с тобой переговорить. То, что ты и твои люди еще живы, объясняется тем, что я мягок и снисходителен. А теперь скажи, кто к кому должен приходить: ты или я?

Каймакам сделал удивленное лицо, ибо он никак не ожидал таких слов. Он раздумывал, что можно ответить, но тут макредж, ястребиная физиономия которого дергалась от ярости, взял слово:

– Али-бей, как ты смеешь! Ты называешь нас ворами и убийцами. Нас! И забываешь при этом, что мы здесь сидим в качестве представителей падишаха и генерал-губернатора! Поберегись, иначе ты об этом пожалеешь!

Бей спокойно повернулся к офицеру.

– Полковник, кто этот сумасшедший?

Каймакам сделал испуганный жест.

– Укороти свой язык, Али-бей! Этот эфенди занимает пост макреджа в Мосуле.

– Ты шутишь! Настоящий макредж должен владеть своими чувствами и разумом. Макредж из Мосула подговорил мутасаррыфа к военному походу против меня, поэтому он бы никогда, если он не сумасшедший, не посмел прийти ко мне, ведь он должен знать, что его ожидает!