Наследники Виннету - Май Карл Фридрих - Страница 1

Карл Май

Наследники Виннету

НАСЛЕДНИКИ ВИННЕТУ (WINNETOUS ERBEN)

Замысел книги возник у Карла Мая еще в 1908 году, когда он собирался обнародовать так называемое «Завещание Виннету». Но вплотную писатель приступил к работе лишь после своей поездки в Америку, начав роман в сентябре 1909-го и закончив в мае 1910 года.

Сначала «Виннету. Часть 4» («Winnetou 4. Teil») (именно так назвал свой роман автор) вышел в нескольких номерах «Lueginsband», приложения к журналу «Augsburger Postzeitung». Отдельной книгой произведение было издано в мае 1910 года в издательстве Ф. — Э. Фезенфельда — как очередной том собрания сочинений. А в 1914 году издательство Карла Мая в Радебойле выпустило роман под названием «Наследники Виннету» («Winnetous Erben»).

В качестве источников Май использовал привезенную из Нью-Йорка литературу по этнографии, газетные статьи и собственные впечатления от американского путешествия.

Стоит отметить, что по своей стилистике этот последний из «путевых романов» сильно отличается от ранних сочинений писателя, ввиду чего мнения критиков по поводу произведения оказались диаметрально противоположными. Многие обвиняли автора в «излишней аллегорической комбинаторике и мифологической эклектике», другие же восхищались стилем, относя роман к категории «высокой литературы» и считая его вершиной творчества писателя.

Следует учесть, что даже в немецкоязычных странах роман переиздавался нечасто. На русский язык книга переводится впервые, специально для нашего Собрания сочинений.

Глава первая. ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЕ

Это случилось ранним утром, в один из прекрасных, теплых и столь многообещающих дней. Игривый солнечный луч нежно приветствовал меня через окно. Снизу поднялась Душенька, держа в руках свежую утреннюю почту, только что доставленную почтальоном. Она села напротив, как это проделывала всегда, когда приносила письма, и, прежде чем прочитать содержимое конвертов, все их распечатала. Она еще не начала, а я уже слышу ваш вопрос: «Душенька? Что это? На имя не похоже. Может, ласковое прозвище?»

Конечно же, прозвище. История его возникновения восходит к первому тому моего сборника «Деревенские истории с Рудных гор» 1. Там встречаются: «образцовая горочка», «образцовая деревушка», «образцовый садочек» и, наконец, «образцовый домишко», в котором живет Душенька со своей матерью. Душенька — моя жена, точнее, духовное отражение ее существа. Я так полюбил этот образ, работая над рассказами, что, пожалуй, в этом нет ничего удивительного. Он воплотился в живого, самого близкого человека и неразрывно отождествляется с ним. Хотя и не всегда! Когда небо вдруг заволакивают тучи, в чем чаще всего бывает моя вина, я говорю: «Клара». Если они прячутся, — «Кларочка». И лишь если небо безоблачно, говорю: «Душенька». Хотя жена всегда называет меня ласковыми словами, поскольку ее небосклон всегда ясен.

Она успевает не только следить за моей комнатой наверху, но и содержать в порядке весь первый этаж! Там она царит как прилежный ангел-хранитель домашнего очага без устали, принимает моих читателей, посещения которых становятся все чаще, и отвечает на послания тех, кому сам я ответить не успеваю. Несмотря на огромный поток писем, все они непременно читаются мне вслух, причем самые важные или самые интересные послания она обычно до поры до времени откладывает в сторону, приберегая напоследок.

Так и сегодня. Два конверта с первого взгляда привлекли мое внимание и потому были отложены: письмо из Америки и специальная антропологическая газета из Австрии. В газете синим карандашом было подчеркнуто заглавие большой статьи. Оно звучало так: «Вымирание индейской расы в Америке и ее вытеснение кавказцами и китайцами». Я сразу попросил Душеньку прочитать статью вслух, и она выполнила мою просьбу.

Автором был хорошо известный, даже выдающийся университетский профессор. Писал он с большой душевной теплотой, и все сказанное им о краснокожих оказалось не только интересным, но справедливым и объективным. За это я хотел бы пожать ему руку. Но он допустил одну ошибку, настолько же распространенную, насколько и непостижимую! Он, как и многие, путал индейцев Соединенных Штатов со всей расой, населяющей Северную и Южную Америку. Еще он отождествлял духовный сон расы с ее физической смертью. А кроме того казалось, что главную задачу человеческого рода он видел в развитии национальных особенностей и отличий, а не в осознании того, что все племена, нации и расы должны постепенно объединяться и сплачиваться в формировании единственного, большого, высоко поднявшегося над всем животным миром Человека благородного. Лишь тогда, когда человечество само породит эту гармоничную, желаемую Богом личность, сотворение настоящего Человека будет завершено и нам, смертным, снова откроется Рай.

Письмо из Америки, по всей вероятности, было отправлено на Дальнем Западе, но где — этого без вскрытия конверта было не разобрать, потому что обе стороны пестрели массой нечитаемых штемпелей и от руки написанных названий населенных пунктов. Только адрес сохранил первоначальную четкость — вследствие, пожалуй, истинно индейской краткости. Этот адрес содержал три слова: «Маю. Радебойль. Германия».

Мы вскрыли конверт и извлекли письмо, которое кто-то, похоже, прежде чем сложить, одним махом отсек от листа бумаги большим ножом, вероятно «боуи» 2. Строки, написанные тяжелой, нетренированной рукой, были набросаны карандашом на английском языке:

«Олд Шеттерхэнду!

Ты явишься к горе Виннету? Я непременно буду там. А может, придет и стодвадцатилетний Ават-Ниа. Ты видишь, что я могу писать? А что пишу на языке бледнолицых?

Вагаре-Тей. Вождь шошонов».

Прочитав это, я с удивлением взглянул на Душеньку, она — на меня. Нас поразило не то, что мы получили письмо с Дальнего Запада, да еще и от индейца — нет, такое случалось нередко. Меня удивило другое — письмо пришло от вождя снейков 3, который мне никогда прежде не писал. Вагаре-Тей означало не что иное, как Желтый Олень. Тех, кому интересно, попрошу справиться о нем в моей книге «Рождество» 4. Тогда, то есть более тридцати лет назад, он был еще юн и довольно неопытен, но показался мне человеком хорошим, верным и надежным нашим другом — моим и моего Виннету. Его отцу, Ават-Ниа, воину абсолютно честному, уже в те времена стукнуло восемьдесят, и он обладал огромным влиянием, которое всегда использовал только во благо нам. С тех пор я не слышал о нем и ввиду преклонного возраста считал его давно усопшим. Но теперь я убедился, что он жив и в добром здравии. Если это не так, то написавший вряд ли сообщил бы, что верховный военный вождь шошонов, возможно, тоже приедет к горе Виннету.

Впрочем, я не имел ни малейшего понятия, где находится эта вершина. Знал я только, что апачи вместе с дружественными им племенами давно хотели назвать какую-нибудь доступную по расположению и примечательную природными свойствами гору в честь своего любимого вождя. О том, что это свершилось, я пока не слышал, а тем более мне не сообщали, на какую гору пал выбор. Сколько бы я ни размышлял, не мог представить, чтобы вершина, отвечающая перечисленным свойствам, находилась вне территории апачей. А поскольку вигвамы и пастбища индейцев племени Змей располагались во многих днях пути верхом севернее земель апачей, то причина, по которой человек в возрасте ста двадцати лет собирается проделать такое путешествие без нужды, лишь по велению своего оставшегося навсегда юным сердца, должна быть из ряда вон выходящей. Зачем ему и его сыну понадобилось заезжать так далеко на юг? Я терялся в догадках, но точного ответа так и не нашел. Не оставалось ничего иного, кроме как ждать очередных писем из-за океана. Ответить на послание было невозможно, потому что я не знал нынешнего местопребывания обоих вождей. Но ясно одно — причины их путешествия в далекую землю апачей не связаны с личными интересами, они более значительны, а поскольку там, в Соединенных Штатах, мой адрес известен, — ведь я состою в переписке со многими живущими там людьми, о которых рассказывал и еще буду рассказывать в своих книгах, — то я надеялся вскоре узнать о дальнейшем ходе событий.