Русская революция на Украине - Махно Нестор Иванович - Страница 45

Тов. Лев Шнейдер знал, что это последнее предупреждение — не пустая болтовня… Он знал, что это могло вызвать групповое постановление об его аресте и привлечении к ответственности за компрометирование группы перед Советами Крестьянских и Рабочих Депутатов и профсоюза и, следовательно, перед всеми тружениками, которых Советы объединяли вокруг себя и что в таких случаях грозит пуля.

Тов. Лев Шнейдер через два дня после получения лаконической телеграммы был уже в Гуляй Поле, сделал доклад Советам и группе. Последние отобрали у него полномочия и тов. Лев Шнейдер пошел снова на завод Кернера, к своему станку…

Пока группа возилась с делом тов. Льва Шнейдера, агенты Украинской Центральной Рады, немецкой и австро-венгерской монархических армий, которые Рада вела против украинской революции, не дремали. Они подхватили отношение тов. Льва Шнейдера к делу трудящихся и повсюду, как хотели, истолковывали его на митингах тружеников. Нужно было упорно бороться против их клеветы на группу, нужно было бывать на каждом митинге, в каждом селе и деревне, где знал, что митинг устраивается агентами Рады и генерала Эйхгорна. На все это понадобилось известное время и это произвело известное отклонение в сторону ряда наших лучших членов от прямой работы группы на пользу созидания боевого вооруженного фронта против контрреволюции.

Глава XIV

Стягивание отрядов воедино.

Установление оперативного единства с фронтом большевистско-левоэсэровского блока против контрреволюции

Отряд махновцев на станции Пологи.

События разрастались. Немецко-австро-венгерские армии под предводительством генерала Эйхгорна подходили уже к городу Екатеринославу с одной стороны. С другой же, именно со стороны Кичкаса, бросали уже через Днепр снаряды по городу Александровску (в 80 верстах от Гуляйполя).

Красногвардейские отряды под командованием Егорова, а также многочисленные автономные отряды, которые от Егорова и начальника красных резервных войск Юга России Беленкевича получали только вооружение, а действовали на свой риск и страх зачастую на тех участках, где противника не было, все оттягивались в спешном порядке из-под Крыма в район Верхний Токмак — Пологи. Притом уже не могло быть и речи о том, чтобы эти части в нужный момент можно было выгрузить с эшелонов. Они были сняты с фронта преждевременно, и это отразилось на их боевом настроении. Теперь они говорили уже о глубоком тыле и таких железнодорожных узлах, как Ясиноватая, Иловайск. Правда, через день-два эти части были продвинуты далее вперед навстречу противнику, который, кстати сказать, все еще был на правой стороне Днепра. Ряд автономных отрядов и группа красногвардейцев большевистско-левоэсеровского блока геройски отражали попытки противника переправиться через Днепр. Но силы их изнурялись без отдыха, без сна и с малым количеством запаса боевого снаряжения. Это вызвало тревогу в Гуляй-Поле, и во всем районе, а отсюда тревога эта передалась на все другие прилегающие к Гуляйполю районы.

Агенты наступавшей контрреволюции подняли выше головы и громче заговорили против Советов, против тружеников, видевших в революции свое освобождение и всем содействовавших ее развитию. Это обстоятельство отражалось тяжело на настроении тружеников. Во многих селах и деревнях чувствовалась растерянность, которая свойственна массе всегда, когда последняя не информируется вовремя о позиции, занимаемой ее революционно-боевым авангардом.

Растерянность в районе внесла дух слабости и колебания и в Гуляй-Поле. В это время дни и ночи происходили в Гуляй-Поле революционные совещания Советов крестьянских и рабочих депутатов, профсоюза, революционного комитета и группы анархо-коммунистов. Теперь все представители упомянутых организаций ждали моего совета. Они настойчиво добивались от меня, чтобы я сказал, что делать. А что я мог на эту тему в такой грозный момент сказать им, кроме того, что посоветовать взять себя в руки и связать свое решительное и сильное слово против контрреволюции с таким же решительным и великим делом. Я настоял перед представителями нашего чрезвычайного совещания о немедленном выпуске от имени представляемых ими организаций воззвания к трудящимся района с точным освещением положения дела революции и того, что нужно сделать, чтобы спасти ее.

Воззвание к трудящимся района было выпущено. В нем мы призывали к организации вооруженного выступления против фиктивной освободительницы тружеников — Центральной рады и шедших с нею немецких армий.

На зов этого решительного голоса из Гуляйполя отозвался весь район. Со всех концов сбегалась молодежь и старики к своим местным Советам и в само Гуляй-Поле, чтобы записаться и тут же стать в ряды вольных батальонов. Сами гуляйпольцы организовали свой гуляйпольский вольный батальон, составившийся из шести рот в 200-220 человек каждая. Еврейское население Гуляйполя выделило роту бойцов, которая тоже влилась в батальон. Группа анархо-коммунистов организовала из своих членов и кандидатов в таковые сильный, в несколько сот человек, вооруженный винтовками, револьверами и шашками отряд, причем половина отряда была уже на лошадях под седлами. Этот отряд был передан в распоряжение революционного комитета. Всем населением Гуляйполя было избрано главное командование со мной во главе. Учитывая всю важность того, чтобы командиром гуляйпольского вольного батальона был член революционного комитета, я выдвинул на этот пост матроса Полонского. Батальон его принял и утвердил своим командиром.

Гуляйпольская интеллигенция по инициативе всеми уважаемого в Гуляй-Поле доктора Абрама Исааковича Лося организовала санитарные отряды, подготовила здания под лазареты, распределила свои роли в деле медицинской помощи революционному фронту.

Я лично выехал на сутки в Пологи, в штаб начальника резервных красных войск Юга России Беленкевича. Я познакомил его с задачами Гуляйпольского революционного комитета в данный момент, осветил ему организацию дела защиты революции, которое Гуляйпольский революционный комитет и группа анархо-коммунистов выдвигают на первый план.

Беленкевич серьезно принял во внимание все то, что я ему изложил, и обещал через сутки приехать в Гуляй-Поле, где мы и выясним, чем он может помочь Гуляйпольскому революционному комитету и группе. Меня это не удовлетворило. Я настаивал, чтобы Беленкевич не откладывал своей поездки в Гуляй-Поле на сутки, а чтобы сегодня же дал мне ответ: может ли он снабдить организацию вольных батальонов вооружением?

Беленкевич, видя мое непреклонное желание скорее выяснить этот вопрос, прибыл в Гуляй-Поле вместе со мной в тот же день.

Убедившись на месте в справедливости моих слов в настаивании снабдить нас оружием, он обещал революционному комитету, что, как только возвратится в Пологи и посоветуется с кем следует в штабе, сейчас же сообщит комитету, чем штаб резервных красных войск может помочь революционному Гуляйполю.

По дороге из Гуляйполя в Пологи я завез Беленкевича в коммуну № 1, повез его в поле, где работали свободные коммунары. Он наблюдал за их работой, расспрашивал их о том, что их толкнуло к такому образу жизни, и от восторга расчувствовался…

По дороге с поля на поздний полдник в столовую коммунаров Беленкевич мне пожал руку и сказал: «Я почувствовал к вам, товарищ Махно, особое доверие и говорю теперь, чтобы вы прислали сегодня ночью своих людей принять от моего штаба оружие, винтовки и пулеметы для вооружения организовавшихся гуляйпольцев».

Решение тов. Беленкевича меня обрадовало и я сейчас же сделал по телефону распоряжение командиру Гуляйпольского вольного батальона и члену Рев. Комитета — товарищу Полонскому и Марченко выехать в Пологи, в штаб тов. Беленкевича, принять и перевезти на гуляйпольскую станцию боевое снаряжение.

Уезжая каждый в свою сторону, мы, я и Беленкевич, заручились взаимной революционной поддержкой. Он обещал на случай отступления, подать запасные эшелоны коммунарам, чтобы их во время эвакуировать. Так проходили тревожные дни…