Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович - Страница 68

Когда Квятковский и Пресняков появились на пристани, было уже поздно. Разгоралось утро, вода наливалась тёмной синевой. Вдали, у горизонта, темнела точка.

– Вон он!

Квятковский и Пресняков переглянулись.

– В Питер плывёт… – сказал Пресняков.

– Точно. И нам туда же, значит, – Квятковский шумно вздохнул. – Господи, хоть свежего воздуха вдохнуть после этой скотобойни…

УГОЛ КУЗНЕЧНОГО И ЯМСКОЙ.

Достоевский вышел на Ямскую улицу и остановился, пережидая, когда уляжется пыль, поднятая лихачом-извозчиком.

День был славный, солнечный и безветренный. Пыль никак не хотела оседать, облаком мерцая в лучах солнца.

Из этой пыли появился человек. Невысокий, коренастый, одетый в старую шинель без знаков различия.

– Утречко доброе, господин хороший… – хрипло сказал коренастый.

Фёдор Михайлович вздрогнул. Всмотрелся. Борода жёлтая от пыли, очки, кривовато сидящие на переносице…

– Да какое уж утро: день давно, – нахмурился Достоевский.

– А это у всякого по-разному. У одних утро – когда солнце встаёт, у других – когда проснутся… – витиевато проговорил человек и, видя, что Достоевский намеревается идти, спросил: – Простите великодушно… Вы не в этом ли доме изволите проживать?

Он кивнул на дом, стоявший за спиной Фёдора Михайловича.

– В этом, – ответил Достоевский.

– А позвольте спросить, в которой квартире обитают господин Алафузов?

Фёдор Михайлович ещё раз вгляделся в незнакомца, и в душе его шевельнулась тревога.

– А вам что за дело? – грубовато спросил Достоевский.

– А надобен он мне, господин этот, – простодушно пояснил незнакомец.

Достоевский пожал плечами.

– Тут многие проживают, всех и не упомнишь. Комнаты сдаются, жильцы меняются… Коли хотите что узнать, так у дворника спросите.

Человек сверкнул глазами.

– А и то верно, – сказал, улыбаясь щербатой улыбкой. – И как сам-то не сообразил? Извиняйте, ежели что…

Достоевский промычал что-то неопределённое и пошёл через улицу. Свернув за угол, остановился, выглянул.

Очкастый бородач стоял у дома и, задрав голову, внимательно рассматривал окна. Потом заложил руки за спину и как бы в задумчивости пошёл во двор, к чёрному ходу.

Достоевский в растерянности огляделся по сторонам. Снова перешёл улицу, почти бегом вбежал в парадное. Поднялся по лестнице, постучал в квартиру нумер 11.

Открыл мальчик, служивший у хозяйки квартиры, мадам Прибыловой.

Мальчик, распахнув рот, глядел на Достоевского.

– Митя, кто там? – донёсся из глубины квартиры сдобный голос Марии Николаевны.

– А там… это… – пролепетал мальчик. – Которые книжки пишут…

Через секунду появилась улыбающаяся хозяйка.

– Боже мой, сам Фёдор Михайлович! Неужели в гости пожаловали?

Она кокетливо поправила на пышной груди концы шали.

– Добрый день, Мария Николаевна, – скороговоркой произнёс Фёдор Михайлович. – Я не в гости, я по делу. Извините за вопрос: ваш квартирант по фамилии Алафузов – дома?

– Алафузов? Оч-чень приятный молодой человек! Настоящий дворянин, я вам скажу! Потомственный почётный гражданин!..

Достоевский довольно бесцеремонно прервал поток её слов:

– Так дома он или нет? Извините, я очень спешу.

– Ну, конечно, вы всегда спешите, – обиженно надула губки Прибылова. – А на ваш вопрос у меня ответ такой: я за квартирантами не слежу, не сыщик. Я так и полиции сказала, когда они давеча…

– Полиции? – переспросил Достоевский. – Здесь была полиция?

– Ну да, была. Здесь регулярно бывает маиор Кузьмин. – Она так и выговорила: «маиор». – Мои квартиранты ведь все приезжие, въезжают, выезжают. Так вот, маиор Кузьмин паспорта и проверяет. Оч-чень приятный, хотя и не молодой уже господин! Очень обходительный, сразу видно, – настоящий офицер!.. А ещё пристав Надеждин…

– Мария Николаевна! – не выдержав, вскричал Фёдор Михайлович. – Ответьте мне, пожалуйста, на вопрос! Это важно!

Прибылова повернулась боком, окатила Достоевского неприязненным взглядом, хмыкнула. Дала крутившемуся в прихожей Мите подзатыльник и сказала:

– Митька! А ну, стукнись в комнату, где цифра один нарисована… Дома ли он?

Через мгновение Митька вернулся, гордый от сознания исполненного долга:

– Нету-с! Дверь заперта, барин не отзываются!..

Мадам Прибылова взглянула на Достоевского, кольнула взглядом: ну что, дескать, довольны? Снова демонстративно хмыкнула и закрыла дверь.

В дворницкой дым стоял коромыслом. За столом сидели дворник Трофим и бородач в очочках. Между ними стояла наполовину опорожненная четверть водки.

– Ну, так что, Трофим, этот Достоевский – порядочный человек?

– Досто… евский… Это да. Это порядочный человек, – нетвёрдо выговорил Трофим. – Завсегда здоровается, иной раз и первым. Не брезгует, значит, да. Токмо по ночам долго сидит. Потому, человек он, прямо сказать, непростой. Он книжки сочиняет!

Трофим со значением поднял палец и опрокинул в рот стаканчик. Захрустел огурцом.

– А вот жильцы, которые в соседней квартире проживают, – они порядочные люди? – не отставал бородач.

– А там разные. И порядочные, и беспор-рядочные… Давеча одного на извозчике привезли, под утро: пьяный вдрызг!

– Уж не господина ли Алафузова?

– Кого? – переспросил Трофим.

– Алафузова, говорю…

Трофим прожевал огурец. Подумал.

– Да! Это такой маленький, бритый, в министерстве работает…

– Не-ет! Алафузов не такой.

Трофим икнул.

– Я всех тут знаю. Один раз увижу – и на всю жизнь. Потому – работа у меня такая. Я первое лицо, которое надзира… наблюда… которое всех приезжих распознать может. И в полиции рассказать. Да!

– Ну, завёлся! – прервал его бородач, разливая водку. – Вот и выходит, что ты врёшь. Не всех ты знаешь!

Трофим поднялся, хватаясь рукой за стол.

– Ты такие слова мне не говори! А то я…

Он подумал, посмотрел искоса на полный стакан. Схватил его и выпил.

– Так, – сказал, поставив стакан. – Ты кто?

– Я из Пензы, говорил же тебе. Родственника ищу, Алафузов фамилия.

Трофим снова икнул, сел.

– Ну, так бы сразу и сказал! Алафузов – это да! Это порядочный человек. Высокий, с тростью, – настоящий барин. Ни-ког-да не здоровается!

Трофим с грустью посмотрел на пустой стакан.

– А когда он дома бывает? Когда его застать можно? – спросил бородатый.

– Дык… Иной раз и днём дома сидит. А иной и на ночь не приходит…

Бородач поднялся, накинул старую шинель.

– Ну, ладно. Высокий, говоришь, ухватки барские? Понятно… Ты пей давай, пей… А мне пора уже.

И бородач тут же выскользнул из дворницкой.

Трофим поднял осовелые глаза.

– И кто такой? – спросил сам себя. – Не ведаю. А вот человек, гляжу, пор-рядочный! Почти не пил, и ещё на опохмелку оставил…

Трофим выпил ещё стакан, с трудом поднялся, уронив стул. Добрался до лежанки, упал на неё, разбросав руки, и густо захрапел.

СЕСТРОРЕЦК.

Полицейская пролётка промчалась по улочкам города. Комаров глядел по сторонам: городок словно вымер. Дачники, увидев пролётку, жались к обочинам. Даже цепные псы молчали.

В переулок, где стояла конспиративная дача, никого не пускали. Вокруг самой дачи тоже было выставлено оцепление.

Пролётка остановилась у распахнутых ворот. Комаров вышел. Во дворе суетились жандармы и люди в штатском. На носилках выносили труп, прикрытый серой, с бурыми пятнами, простынью. Неподалёку стояли закрытые дроги: туда сносили всех убитых.

К Комарову подбежал подполковник Прилепских.

– Сколько? – спросил Комаров.

Подполковник сразу же всё понял.