Дети погибели - Арбенин Сергей Борисович - Страница 15

Гм! Но что же с каретой?

Маков строго посмотрел на Филиппова, который сидел, не шевелясь. Это Филиппов умел – быть незаметным, и при этом – незаменимым.

– Вот что, Николай Игнатьевич. Бери-ка снова нашего смышлёного Кадилу и пройдись по всем каретным дворам и мастерским. Ну, Кадило, скорее всего, в курсе, как за это дело приняться. Поищи карету. Может, ещё не продали, и сиденья заменить не успели.

– Сиденья? – переспросил Филиппов удивлённо.

– Ну да, сиденья, – снова раздражаясь, повторил Маков. – Преступник стрелял в карету сквозь заднее окно, но в Дрентельна не попал. Должны же были остаться следы от пуль внутри кареты?

– Ах, во-от в чём вопрос, – протянул загадочно Филиппов. – Так я прямо сейчас и займусь?

– Прямо сейчас. Да, переоденьтесь, хоть в мелкого чиновника какого-нибудь, что ли. А Кадилу – ну, скажем, в мастерового или фабричного. И чтоб ни одно «гороховое пальто» вас не вычислило… Ясно вам теперь?

– Ясно, – кивнул Филиппов, поднимаясь. – Только каретных дворов-то в Питере…

– Господи, да вы начните поиски с ближайших дворов к жандармскому управлению! – раздражённо прервал Маков.

Филиппов слегка покраснел: мог бы и сам догадаться. «Ясно, по крайней мере, что именно теперь искать надо! » – подумал Филиппов, выходя.

Маков засиделся допоздна. Накинув шинель, вышел в приёмную, кивнул дежурному адъютанту и пошёл вниз. Спросил на ходу:

– Как погода?

– Премерзкая, ваше высокопревосходительство; снег с дождём.

У самого выхода адъютант заметил:

– Вас какой-то мастеровой видеть хотел.

– Что за мастеровой? – удивился Маков, оглядывая вестибюль.

– Да он там, на улице… Часа три как дожидается.

– Впусти.

Вошёл действительно мастеровой. Одежда на нём обледенела и стояла колом, и шапка, которую он мял в руках, хрустела и позванивала падавшими на гранитный пол ледышками.

Маков вгляделся. И поразился: перед ним стоял Кадило. Но до чего же, однако, одежда меняет человека!

– Ты что, Кадило? – спросил Маков.

Кадило переступил с ноги на ногу, вытащил из кармана чёрный комочек, протянул.

– Вот, ваше высокопревосходительство… Внутри каретного сиденья нашёл.

Маков взял, разглядел. Это был туго свитый обгоревший тряпичный пыж.

Лев Саввич оглянулся на адъютанта, спрятал пыж в карман шинели.

– Где же нашёл?

– Сиденья токмо и остались; в каретной мастерской на Обводном. А карету уже продали-с.

– Так, – Маков всё силился что-то понять, и не мог. Наконец вспомнил:

– Где же Филиппов?

– Их высокоблагородие со мной были в мастерской. Хозяина отвлекали, покуда я сиденья рассматривал. А потом, как мы вышли, вдруг – карета к нам подскочила. И какие-то знакомцы его высокоблагородия их в карету-то и позвали.

– Постой, постой, – нахмурился Маков.

Посмотрел на адъютанта, перешёптывавшегося с начальником караула, на швейцара, и вдруг решил:

– Пойдём-ка со мной. Да не сюда – на улицу.

На улице действительно было скверно: лил дождь и мгновенно превращался в лёд. Прохожих почти не было, и только тускло сияли газовые фонари.

Карета Макова дожидалась у подъезда. Ротмистр из отдельного жандармского эскадрона распахнул дверцу. Маков влез в карету, выглянул:

– Кадило! Садись.

Кадило неуверенно потоптался, и под удивлённый взгляд ротмистра заскочил внутрь.

– Домой! – скомандовал Маков.

Дверца захлопнулась, ротмистр сел на облучок рядом с кучером; поехали.

– Так что же, – вполголоса спросил Маков, – Филиппова увезли?

– Увезли-с, – тихо ответил Кадило. Он съежился на противоположном сиденье, в самом углу. – Крикнули что-то, влезай, мол: по имени-отчеству назвали. Он и влез. А карета возьми и поскачи. А уже темнело. И грязь там, возле каретной, каша изо льда. Так я один и остался. А Филиппов, перед тем как в карету-то сесть, успел мне шепнуть: беги, мол, в министерство, дождись Льва Саввича, и передай, что нашёл.

Маков помолчал. Карета плавно покачивалась на рессорах, в мутных окошках проплывали светлячки фонарей.

– Ты где живешь? – спросил Лев Саввич.

– На Васильевском, ваше высокопревосходительство. У чухонки Мяге комнату снимаю.

Голос Кадило стал смущённым.

Маков кивнул.

– Я тебя высажу у Николаевского моста. Утром придёшь прямо ко мне.

Но утром Макову было уже не до Кадило. Из Московской полицейской части сообщили: найдено тело убитого и ограбленного человека. Тело лежало на пустынном берегу Обводного канала, в кустарнике. Прибывшие на место прокурор судебной палаты и судебный следователь опознали в убитом чиновника при департаменте полиции МВД Филиппова.

Глава 3

ПЕТЕРБУРГ. СМОЛЕНСКОЕ КЛАДБИЩЕ.

Март 1879 года.

Во время панихиды, когда Маков, чувствовавший себя неуютно среди нескольких сослуживцев Филиппова, вышел из церкви подышать свежим воздухом, кто-то тронул его сзади за локоть. Лев Саввич обернулся. Перед ним стоял невысокий, с большой лысиной человек, одетый в чёрное пальто, с чёрной шляпой в руке, – и оттого похожий на гробовщика.

– Лев Саввич! – голос был глухим, замогильным, – Маков даже слегка вздрогнул. – Прошу прощения, Бога ради… Но другого случая увидеть вас наедине у меня, скорее всего, не будет…

– Кто вы такой, милостивый сдарь? – почти сердито спросил Маков.

– Я работаю… работал с господином Филипповым. Иногда выполнял его поручения.

– Поручения? Какого рода?

– Всякого. Чаще всего довольно деликатного-с.

Маков молча смотрел на лысого господина, пытаясь припомнить: не встречалось ли ему это желтоватое бритое лицо раньше.

– Я, видите ли, телеграфист. При Главном жандармском Управлении…

Маков насторожился. Даже слегка покосился по сторонам: не видит ли кто. Но вокруг было пусто, в церкви еще пели покойный тропарь. Чуть поодаль начиналось кладбище, торчали потемневшие кресты среди тёмных хилых сосенок, на оградках, утопавших в рыхлом снегу, висели чёрные высохшие венки с выцветшими лентами.

– Пойдёмте, – кратко сказал Маков и зашагал, не оборачиваясь, по первой попавшейся дорожке между могил и склепов.

Странный телеграфист торопливо шёл следом. Говорил глухим голосом в спину Макова:

– Я служил еще при Николае Павловиче. Знаком с телеграфными аппаратами Якоби, Морзе, Юза… Почти сорок лет беспорочно… Имею два ордена… В Турецкую войну состоял при генерале Дрентельне в тыловом штабе по снабжению…

Тропка закончилась. Маков оказался в тупике, где снег уже никто не чистил. Остановился перед старым полуобвалившимся склепом, повернулся.

– Так вы, сударь, выходит, многое знаете, – сказал Маков.

– О! Действительно, много. Я даже записи веду. Ко мне на службе-с хорошо относятся. К начальству вхож, разговоры слышу…

– Что же вы слышали?

Незнакомец надел наконец шляпу на посиневшую, озябшую лысину и произнёс совсем просто:

– Покушение на генерал-адъютанта Дрентельна было инсценировано.

Маков молчал. Незнакомец понял его молчание по-своему, заторопился:

– Вот, я нарочно взял сегодня с собой некоторые документы… Тут копии донесений, телеграмм, мои личные записи о беседах с разными чинами Третьего отделения. Мне кажется, это как раз то, что вы ищете…

Он совсем смешался и начал совать в руку Макова туго перевязанный бечёвкой свёрток.

Маков посмотрел на свёрток, но не взял. Сделал полшага к телеграфисту и прошипел ему в самое лицо:

– А откуда вам известно, сударь, что именно я ищу?

Телеграфист попятился.

– Господина Филиппова убили… – пролепетал он. – И я знаю, кто убил. И знаю, за что… И кто отдал команду убить – тоже знаю.

Телеграфист быстро огляделся по сторонам, снова повернулся к Макову.