Предания нашей улицы - Махфуз Нагиб - Страница 29

С этими словами он поднялся и направился к выходу.

После полудня мужчины вышли из дома. Балкыти отправился по своим делам, а Габаль решил пойти на рынок осмотреться и сделать кое-какие покупки. Вернулся он уже вечером, отыскав уединенно стоящий дом по свету, пробивавшемуся из его окон. Подойдя вплотную к дому, он услышал внутри голоса спорящих и не мог удержаться, чтобы не прислушаться к разговору. Габаль различил голос Саиды:

— Если ты правильно угадал, отец, то, значит, он совершил преступление и бежал. Тогда нам придется иметь дело с футуввами его улицы! Л что мы можем против них?

Но Шафика возразила:

— Он не похож на преступника! Балкыти насмешливо спросил:

— Ты уже так хорошо знаешь его?

— Почему же он бежал от благополучной жизни? — воскликнула Саида.

— Нет ничего удивительного в том, что человек покинул улицу, на которой столько футувв, — проговорила Шафика.

— И откуда ты все знаешь? — с насмешкой в голосе спросила Саида.

— Общение со змеями, — вздохнул Балкыти, — не прошло для меня даром, я дал жизнь двум гадюкам!

— Отец! Ты пригласил его в дом, ничего не зная о нем!

— Кое-что я уже знаю, а впоследствии узнаю все. В конце концов, у меня есть глаза. А пригласил я его, убедившись в его смелости, и решения своего не изменю!

При других обстоятельствах Габаль ушел бы не задумываясь. Ведь оставил же он без колебаний благополучную жизнь. Но к этому дому его словно приковывала неведомая сила. Как сладостны были звуки голоса, защищавшего его. Этот нежный голос рассеивал ночные страхи. И казалось, лунный серп над горой улыбается, словно сообщая радостную весть. Габаль немного обождал, потом кашлянул и постучался. Дверь открыл сам Балкыти, в руке он держал фонарь. Мужчины прошли в свою комнату, и Габаль, положив на поднос принесенный им сверток, сел на тахту. Балкыти спросил, указав на сверток:

— Что это?

— Финики, сыр, халва и горячая таамия… Балкыти улыбнулся.

— Значит, у нас есть все, что нужно, чтобы провести приятный вечер.

Он дружелюбно похлопал Габаля по плечу.

— Не так ли, сын управляющего?

Сердце Габаля невольно затрепетало. В памяти неожиданно всплыли картины прежней жизни: Ханум, заменившая ему мать, сад с жасминовыми кустами, соловьи, поющие над ручьями, мир и сладкие мечты. Жизнь, канувшая в небытие. Но тут его печальные воспоминания словно смыло теплой волной, и перед ним возник образ нежной девушки. И опять он почувствовал таинственную власть дома, где живут змеи. С неожиданным воодушевлением Габаль воскликнул:

— Как хорошо жить с тобой рядом, дядюшка!

35

Сон пришел к нему лишь под утро. Всю ночь его мучил страх. В кошмарных видениях ему чудился ее образ, виделся сад с кустами жасмина, лепестки которого осыпались на сухую траву, где ползали насекомые. Эти образы были порождением темноты и неизвестности. Лежа во тьме, Габаль рассуждал: «Кто ты такой? Ты лишь чужак в доме, где живут змеи. И тебя преследует совершенное тобой преступление, а сердце твое сжимается от внезапно охватившей его страсти». Единственное, чего желал Габаль, — это покоя и отдыха. Он не так боялся змей, как предательства со стороны человека, храпевшего рядом, на своей кровати. Кто знает, не притворен ли его храп. Он ничему сейчас не верил. Ведь даже Даабас, который обязан ему жизнью, может по глупости разгласить тайну. Тогда Заклат разъярится, мать начнет лить слезы, а на злосчастной улице заполыхает пламя вражды. А любовь, которая привязывает его к этому дому, к комнате укротителя змей? Как знать, доживет ли он до такого дня, когда сможет громко сказать о сжигающей его страсти? Эти-то мысли и не давали Габалю уснуть до самого рассвета.

Когда утренний свет проник сквозь окно в комнату, Габаль поднял отяжелевшие веки и увидел Балкыти, который, сгорбившись, сидел на постели и жилистыми руками массировал под одеялом свои ноги. Несмотря на головную боль из-за кошмарной ночи, Габаль, успокоившись, улыбнулся. Сейчас он проклинал не дававшие ему уснуть кошмары, которые рассеялись при первых лучах солнца, как летучие мыши. Неужели такие кошмары мучают всех убийц? Да! С древних времен преступление в крови его славной семейки. Тут Балкыти громко зевнул, извиваясь, как танцующая змея, и стал громко и долго кашлять. Грудь его ходила ходуном. И казалось, глаза вылезут из орбит. Когда кашель утих, Балкыти глубоко вздохнул, а Габаль сказал:

— Доброе утро!

Он сел на своей тахте. Балкыти повернул к нему покрасневшее от кашля лицо и ответил:

— Доброе утро, муаллим Габаль! Доброе утро, человек, не спавший почти всю ночь!

— Это заметно по моему виду?

— Нет. Я просто слышал, как ты ворочался всю ночь и вытягивал голову в мою сторону, как будто чего-то боялся.

Вот хитрый змей! Пусть он только окажется неядовитым, хотя бы ради черных глаз!

— На новом месте всегда плохо спится, — сказал он вслух.

Балкыти рассмеялся.

— Ты не спал по одной причине, боялся за себя. Ты думал: он убьет меня, ограбит и закопает в пустыне, как я закопал убитого мной человека.

— Ты…

— Послушай, Габаль, страх может натворить много бед, а змея жалит, лишь когда ее испугают. Габаль, внутренне признавая свое поражение, вслух возразил:

— Ты читаешь в душе то, чего нет.

— Сознайся, что я ни в чем не погрешил против истины, бывший служащий имения!

В это мгновение из глубины дома послышался голос, который громко звал:

— Иди сюда, Сайда!

Сердце Габаля затрепетало от радости. Эта воркующая голубка в змеином гнезде, которая заступалась за него и поверила в его невиновность, возродила в нем смелые надежды. А Балкыти, заслышав голос Шафики, пояснил:

— В нашем доме жизнь начинается с раннего утра. Девочки сначала идут за водой и вареными бобами для своего старого отца, а потом провожают меня с моими змеями зарабатывать на жизнь и себе, и им.

На душе Габаля стало спокойно от этих слов, он почувствовал себя членом этой семьи. Любовь переполняла его, и он решил открыться, отдав себя во власть провидению:

— Муаллим! Я расскажу тебе всю правду!

Балкыти улыбнулся и вновь принялся массировать свои ноги, а Габаль продолжал:

— Ты правильно догадался, что я убийца, но этому предшествовала длинная история!

И он рассказал обо всем, что с ним приключилось. А когда он закончил свой рассказ, Балкыти воскликнул:

— Ох уж эти тираны! А ты храбрец! Я не обманулся в тебе. С этими словами он гордо выпрямился и заявил:

— Теперь и ты имеешь право выслушать правду обо мне! Я тоже из жителей улицы Габалауи.

— Ты?!

— Да! Как и ты, я в молодости бежал оттуда, преследуемый футуввами.

Еще не оправившись от удивления, Габаль проговорил:

— Они бич нашей улицы!

— Да! Но я не забыл родных мест. Поэтому, узнав, кто ты, я сразу же полюбил тебя.

— А из какого ты квартала?

— Из квартала Хамдан, как и ты!

— Удивительно!

— Ничему не удивляйся на этом свете! Да и история эта давняя. Сейчас меня уже никто не узнает, даже Тамархенна, которая доводится мне родней.

— Я знаю эту смелую женщину! А из-за кого ты был вынужден бежать?

— Из-за Заклата! В то время он был лишь жалким футуввой квартала.

— Я же сказал, что они — бич нашей улицы!

— Плюнь на все, что было и прошло! Думай только о будущем! Поверь моим словам: из тебя выйдет хороший укротитель змей. Мы живем вдали от нашей улицы, и футуввы со своими подручными никогда здесь не появляются.

Габаль не имел ни малейшего представления об искусстве заклинания змей, но он согласен был ему учиться, так как видел в нем средство сблизиться с семьей Балкыти. Он спросил с сомнением в голосе:

— Ты думаешь, я справлюсь?

Балкыти соскочил с кровати с ловкостью акробата и, встав перед Габалем — при этом ворот его галабеи распахнулся и открыл седые густые волосы на груди, — сказал:

— Ты согласен. Значит, я не ошибся в тебе!