Карл Ругер. Боец - Мах Макс - Страница 68

Судя по всему, это был приватный будуар княгини. Клавдия сидела в изящном полукресле спиной к двери и вошедшего Карла не заметила. И дело было, по-видимому, не только в том, что дверь не скрипнула и Карл бесшумно, как охотящийся кот, ступил на толстый мерванский ковер, – просто княгиня была предельно сосредоточена на чем-то, что она держала в своей поднятой в воздух руке. Возможно, это было даже нечто большее, чем простая сосредоточенность. Где именно гуляла теперь отпущенная на свободу душа Клавдии, Карл не знал, но, войдя в комнату и охватив ее целиком одним взглядом, он увидел женщину, сидящую в кресле, круглый низкий стол резного черного дерева перед ней, семь черных свечей, горящих в серебряном шандале, и поднятую вверх руку, сжимающую… Что скрывалось в кулаке этой женщины, он знал и моментально понял, что успел – если успел – в самое последнее мгновение.

Рука Клавдии уже поднялась, занесенная для двенадцатого броска, и ее желание неслось теперь навстречу безоружной Судьбе, как брошенное сильной и умелой рукой копье, а время, неспособное противостоять своей природе, неслось вперед, и последнее мгновение стремительно исчезало в необъятности вечности.

Случилось ли это на самом деле или нет, но уже в прыжке – а сколько может длиться такой полет? – Карл услышал, как торжественно и гордо «запел» в его ножнах Убивец и как откликнулся и повел вторым голосом странную и прекрасную, но, очевидно, не человеческую мелодию кто-то другой, кого Карл слышал, но видеть не мог, потому что его скрывала спина Клавдии. Гудел ветер времени, содрогалась от неизбежного Хозяйка-Судьба, вели свой сложный – с перекличками – речитатив меч и его брат, и бесконечно долго летел к цели и никак не мог ее достичь Карл. Казалось, он завис в своем отчаянном прыжке, застрял в сгустившемся воздухе последнего броска и полет этот уже никогда не завершится. Но Карл все-таки успел. Его рука легла на руку Клавдии даже раньше, чем ноги коснулись пола, легла, и сильные пальцы Карла обняли, охватили ее нежные пальцы, сжатые в кулак.

Успел?!

Но неожиданно пальцы женщины обрели силу, которую дарит одно отчаяние, и разжали не успевшую отвердеть хватку его пальцев, и Карл – с ужасом и восхищением – увидел, как вылетают выпущенные навстречу Судьбе и летят, медленно вращаясь, шесть бесценных первых камней. Кости Судьбы взлетели в воздух, наполнив его дивным многоцветным сиянием, грозно зазвенела сталь Убивца и откликнувшегося на его «стон» парного ему Левого, Синистры, лежавшего с края стола, протяжно застонала женщина, и мир дрогнул. Это Судьба меняла свои пути.

И снова, как случалось уже с Карлом прежде, остановилось время, но на этот раз оно еще и раскрылось перед ним сразу во всех направлениях. Перед глазами Карла одновременно предстали картины прошлого, настоящего и будущего. Но если прошлое все еще тонуло в туманах забвения, а будущее было покрыто дымкой неопределенности, то в настоящем он все видел с той степенью отчетливости, с какой видит художник застывшую перед ним модель.

Карл видел. Он видел, как раздраженно осведомляется у мажордома князь Семион, куда изволила удалиться княгиня; и гостей бала, возбужденных задержкой пира; и Марта, одиноко стоящего в тени Холодного бастиона… Все они были сейчас перед его внутренним взором: Август, ищущий Карла во внутренних покоях дворца, и Марк, простукивающий стенные панели в темном переходе между двумя галереями; две женщины, выводящие оседланных лошадей из конюшни на маленькой ферме на Долгом мысу, и другая женщина, спящая, свернувшись калачиком, у костра на лесной поляне; и идущий к роще близ развилки старик Фальх, и меряющий шагами настил кормового возвышения капитан Нестор Григ – его когг, оказывается, назывался «Коршун»; и коротающий ночь за книгой Людо Табачник, и десятки, сотни других людей, хорошо знакомых Карлу и знакомых смутно, и не знакомых вовсе, спящих или бодрствующих, здесь в Сдоме или в иных городах и землях, в том числе и таких, где теперь было уже утро, и таких, где солнце нового дня уже перевалило через полдень.

Кости упали на стол и покатились, подпрыгивая и переворачиваясь, по инкрустированной ониксом столешнице. Секунда, краткий миг, вместивший в себя Великое Изменение, касающееся так или иначе всех без исключения мыслящих существ, но в особенности тех двоих, кто дерзнул метнуть шесть игральных костей в лицо Хозяйке-Судьбе, – и все кончилось. Кости остановились, и Карл мог, не глядя, хотя он конечно же посмотрел, сказать, какой выпал результат. Шесть шестерок.

Шесть одинаковых символов, шесть букв древнего алфавита на шести разноцветных гранях. Бросок засчитан, и Судьба приняла то, что навязала ей воля людей, но какова будет участь этих дерзких существ, каков последний приговор, чему суждено случиться, не ведал пока никто. Волею обстоятельств двенадцатый бросок был совершен не одним человеком, а двумя. Две воли, два желания обрели плоть и суть в этом броске, засвидетельствованном Серебряным Полнолунием. Что теперь должно было случиться, что могло случиться, Карл не знал. Ему не было известно, каково устремившееся в бесконечность желание Клавдии. Он не знал даже, какое желание послал вдогонку желанию княгини он сам. В тот момент, когда это происходило, он не думал, кажется, ни о чем. Но Карл знал: так не бывает. Что-то, чего мы страстно желаем, пусть даже и не осознавая этого, всегда есть в нашей душе – значит, было и у него, когда он сжимал пальцами руку бросающей Кости Судьбы. Но и это не все. Два желания – не одно, и следовательно…

Он не додумал эту стремительную мысль. Женщина вскрикнула и, с неожиданной силой вырвав у него свою руку, отскочила в сторону, успев, однако, очень ловко прихватить со стола оставшийся лежать на месте кинжал.

– Ты! – выдохнула она, глядя на Карла расширившимися от ужаса и ненависти глазами.

– И ты, – кивнул Карл, вглядываясь в ее дивной красоты лицо. Впрочем, рисунок ее нынешних черт был ему сейчас безразличен, Карл видел ее такой, какой сохранила ее облик его память.

– Как ты?.. – Она не закончила вопрос, сбитое дыхание мешало ей говорить, но Карл ее понял.

– Догадался, – грустно усмехнулся он. – Слишком много совпадений, Новое Серебро, и… Ты оставила много следов, София.

– Что?! – Вот этого она не ожидала. Совсем.

– Неужели ты думала, что я тебя не узнаю? – «удивился» Карл, предпочитавший хранить свои секреты при себе. – Я же тебя рисовал и, потом, я с тобой спал.

– Ты меня не рисовал! – возразила женщина, проигнорировавшая упоминание о близости как само собой разумеющееся. – Ты не успел!

– Верно, – согласился Карл. – Софию я нарисовать не успел, но Галину-то я рисовал.

При упоминании этого имени Галина Нерис начала стремительно бледнеть.

– Но… – Большего она сказать не смогла. Любопытно, устало подумал Карл, на Софию ты так не реагировала.

– Я тебя тогда не узнал, – объяснил он спокойно. – София была слишком другой, а вот Клавдия даже чем-то похожа.

Если это и не было правдой, то, во всяком случае, на правду похоже.

– Что ты намерен делать теперь? – Она смогла взять себя в руки, хотя бледность не покинула ее лицо.

– Ничего, – улыбнулся Карл. – Ты боишься, что я тебя убью?

Умри она теперь – и шаткое равновесие, установившееся, когда начали воплощаться в реальность изменения, вызванные их желаниями, будет нарушено. Это еще не катастрофа, хотя и чревато многими бедствиями, но, если ее убьет он или она убьет его, и в особенности сейчас, когда здание нового мира только выстраивается, действительно произойдет катастрофа. Однако, судя по всему, Галина этого не знала, и Карл решил, что он будет последним, кто откроет ей глаза на это обстоятельство. Хищник, который знает, что охота на него запрещена, опасен вдвойне.

– Неужели нет? – Глаза Галины были прикованы к эфесу его меча, который все еще оставался в ножнах. Левый в ее руке ощутимо дрожал.

– Как знать, – снова усмехнулся Карл, видя краем глаза, как беззвучно открывается за спиной Галины дверь в коридор.