Карл Ругер. Боец - Мах Макс - Страница 52

Интерес, проснувшийся в нем, согрел не только объятую сумраком и стужей душу Карла, он зажег настоящий огонь желания, мгновенно превратившийся в полыхающий пожар. В Карле вспыхнула страсть такой силы, какую он не испытывал с того времени, как покинул Линд и свою Карлу. И сразу же отступила боль, хотя и не исчезла вовсе, и, по ощущениям Карла, в замке Крагор стало значительно теплее.

Обстоятельства благоприятствовали Карлу. Лорд Крагор оставил замок и жену еще ранней осенью и в ближайшем будущем, как можно было легко предположить, возвращаться домой не намеревался. К тому же четыре месяца воздержания, по предположениям Карла, должны были основательно расшатать фундамент добродетели леди Крагор, если таковая, разумеется, имела место быть. Учитывая эти обстоятельства, Карл положил на осаду крепости по имени «Петра» три недели. Срок вполне разумный, если исходить даже из небогатого опыта, имевшегося у Карла, и знания – правду говоря, вполне поверхностного – женской натуры. Он ошибся, разумеется, что случалось с ним в то время довольно часто. Но ошибка была из тех, о которых вспоминают с удовольствием, а не со стыдом.

Был ранний вечер девятого дня осады. До решительного приступа оставалось двенадцать дней, и Карл, сидя в своей комнате, коротал время, составляя при свете свечи любовный мадригал, условно предназначенный на шестой-восьмой день перед эскападой. Слова, однако, его не слушались, норовя сломать канонический ритм стиха, болела раненая ключица, мерзли на стелющемся по полу сквозняке ноги, и в тот момент, когда Карл в очередной раз задумался, не сходить ли ему на кухню за яблочным бренди, в дверь тихо постучали.

– Да, – сказал Карл. – Войдите!

Дверь открылась, и перед Карлом предстала старая камеристка леди Петры.

– Что? – спросил удивленный Карл и встал, уже догадываясь, что в его расчеты вкралась ошибка. Он хотел спросить женщину, сейчас же выяснить, что случилось, но та не дала ему продолжить, приложив палец к губам.

«Молчу», – согласно кивнул Карл.

Камеристка удовлетворенно кивнула в ответ и поманила его рукой, одновременно отступая в коридор. Карл понял и, не задумываясь, шагнул следом. Женщина снова кивнула и, повернувшись к Карлу спиной, быстро пошла прочь, лишь изредка оглядываясь, вероятно, чтобы удостовериться, что он не отстал и не потерялся, а по-прежнему следует за ней. Она вела его какими-то окольными путями, позволявшими, однако, продвигаться по замку, никого не встречая. Сменялись темные узкие переходы, крутые винтовые лестницы, заброшенного вида коридоры и помещения, погруженные во мрак, который с трудом рассеивался слабым светом лампы, покачивавшейся в руке камеристки. Дорога оказалась длинной, долгой и утомительной – впрочем, последнее относилось не к мышцам, а к нервам, и сути дела не меняло. Однако и эта дорога закончилась, потому что бесконечных дорог не бывает. У каждой из них есть начало и существует конец, даже у самых длинных.

О том, что путешествие завершено, Карл понял только потому, что они наконец остановились. Он быстро осмотрелся. Они находились сейчас в небольшой, практически пустой комнате, в которой, однако, была еще одна дверь, прямо напротив той, через которую они с камеристкой сюда вошли. Имелась и еще одна особенность, на которую Карл обратил внимание лишь в следующую секунду. Здесь было значительно теплее, чем во всех других помещениях, через которые прошел этим вечером Карл. И он уже начал догадываться, почему это так, но спросить ему снова не удалось, потому что первой заговорила женщина.

– Если… – сказала она таким тоном, как если бы рассуждала вслух, – если вы, господин, по какой-то причине, например, потому, что вы, как всем известно, плохо ориентируетесь в замке, продолжите свою прогулку, открыв вот эту дверь, может статься, что вы встретите там известную вам особу. Естественно, совершенно случайно и вполне неожиданно для нее…

Я буду ожидать вас здесь, мой лорд, – добавила камеристка, уже в спину Карлу, решительно шагнувшему к заветной двери, – на тот случай, если вы когда-нибудь позже захотите вернуться в свою комнату тем же путем, каким добрались сюда.

Карл ничего ей не ответил, он вообще ничего не сказал, так как говорить, в сущности, было не о чем. Все было уже сказано и даже сделано. Притом лучшим образом из всех возможных в данной ситуации. Впрочем, он снова ошибся, так как не мог даже предполагать, как далеко может завести фантазия влюбленную женщину. Он сделал еще один шаг, нащупал ручку двери и потянул ее на себя. И сразу же почувствовал на лице прикосновение жаркого влажного воздуха. За дверью оказался узкий коридор, освещенный неверным светом свечи, горевшей в стенной нише. В торце коридора находилась еще одна дверь, из-за которой просачивался значительно более яркий свет и истекало влажное тепло. Теперь уже не надо было быть особо проницательным человеком, чтобы догадаться, что ожидает впереди, и Карл не стал медлить. Он преодолел расстояние, отделявшее его от замковой мыльни в три длинных шага и нетерпеливо распахнул дверь. Однако зрелище, неожиданно представшее его взору, было такого рода, что он замер на месте как вкопанный, ошеломленно вбирая в себя необычайное впечатление.

По-видимому, или отец, или, что вероятнее всего, дед лорда Крагора добрался с армией Ищущих Света до северной Кайры, потому что только там, насколько знал Карл, почерпнувший эти сведения из книг, можно было узнать, что такое настоящие бани. Вместо убогой мыльни с печью-каменкой и деревянными полатями взору Карла открылась облицованная изразцовой плиткой и шлифованным камнем купальня, живо напомнившая ему восторженные описания роскошных общественных и домашних бань Патры и Скхольма. В купальне замка Крагор пылал в двух больших каминах огонь, рдели раскаленные угли в круглых бронзовых жаровнях и стояла полупрозрачная завеса пара над горячей водой в восьмигранном цветном бассейне. Но все это Карл увидел как бы случайно и осознал много позже, потому что на краю бассейна, на его первой ступени, по щиколотку в источающей жаркий пар воде, спиной к нему стояла обнаженная Петра.

Ее длинные, чуть волнистые золотисто-бронзового оттенка волосы были распущены и лежали свободной волной расплавленного золота на тонких плечах, спускаясь по узкой спине до самой поясницы. Но центром композиции, несомненно, являлись широкие бедра Петры и ее гладкие белые ягодицы безупречной формы, плавно двинувшиеся в тот момент, когда она сделала следующий шаг, спустившись еще на одну ступень в глубь бассейна.

– Вы прекрасны, госпожа! – выдохнул Карл. – Боги! Как вы прекрасны!

Карл сказал то, что должен был сказать, следуя традиции и литературным образцам, но, боги свидетели, он не покривил душой и на самом деле сказал то, что почувствовал, увидев нагую красавицу.

– Ах! – воскликнула в ответ на его слова Петра, в притворном испуге оборачиваясь к Карлу. При этом она почему-то совсем забыла стыдливо прикрыть свои прелести руками. Качнулись белые груди с темными, устремленными вверх сосками, но взгляд Карла задержался на них лишь на мгновение, стремительно падая вниз, туда, где под выпуклым животом курчавился рыжеватый «славный лес».

– Я напугал вас, моя госпожа, – сказал Карл, сделавший неимоверное усилие, чтобы снова поднять взгляд. – Простите меня!

Естественно, Карл не чувствовал раскаяния, а Петра его и не ожидала, но ритуал должен был быть соблюден.

– Я просто не мог знать, что встречу вас этим вечером. – Он смотрел прямо в ее зеленые глаза и уже не жалел, что оставил в покое ее ноги. – Я, видите ли, вышел прогуляться и заплутал.

– Я купаюсь, – сказала Петра, как будто это требовало пояснений. – Какой ужас! Вы видите меня без одежды!

Ужас звучал в ее голосе в той же мере, в какой раскаяние в голосе Карла.

– Это судьба, – предположил Карл. – Вы…

– Молчите! – перебила его Петра. – Каждое слово, которое вы теперь произнесете, – нож, вонзаемый в грудь моей добродетели!

При слове «грудь» Карл непроизвольно опустил взгляд на грудь Петры и легкомысленно подумал, что тому, кто решился бы вонзить нож в такую грудь, следовало бы отрубить руки.