Черный город (с илл.) - Акунин Борис - Страница 1

Борис Акунин

Чёрный город

Охота на Одиссея

— …Одиссей пошел от залива по лесной тропинке к тому месту, которое ему указала Афина. Но не дошел туда. Исчез!

Последнее слово ночной визитер прошептал с таким ужасом, что задрожали кончики нафабренных усов. На погоне с императорским вензелем вспыхнул блик от лампы.

Абсурд, подумал Эраст Петрович. Химера. Сидишь в гостиничном номере, читаешь «Вишневый сад», в очередной раз пытаешься понять, почему автор назвал эту невыносимо грустную пьесу комедией. Вдруг врывается сумасшедший в генеральском мундире и начинает нести околесицу. Про Одиссея, про Афину, про какой-то «манлихер» с оптическим прицелом. Через слово повторяет: «Вы один можете спасти честь старого солдата». В выпученных глазах слезы. Будто ожил персонаж из ранней чеховской пьесы — той поры, когда Антон Павлович был молод, здоров и сочинял водевили.

— Зачем вы мне всё это рассказываете? За к-кого вы, собственно, меня п-принимаете? — спросил Фандорин, от раздражения заикаясь сильней обычного.

— То есть как? Разве вы не Эраст Петрович Фандорин? Я ошибся номером? — в ужасной панике вскричал незваный посетитель.

Он вообще-то представился, этот чудак. Да Фандорин и так бы его узнал. Личность известная. Столичные карикатуристы очень похоже изображают торчащие усы, монументальный нос, седую бороденку. Генерал Ломбадзе, собственной персоной. Градоначальник Ялты, где августейшее семейство проводит по три-четыре месяца в году. Поэтому небольшой крымский городок имеет особый статус, а его управитель наделен чрезвычайными правами и полномочиями. Самодурство и всеподданнейшее рвение ялтинского начальника давно стали притчей во языцех. Левые газеты прозвали генерала «придворным мопсом» и шутят, что по утрам он в зубах приносит его величеству тапочки.

— Да, я Фандорин. Так что же?

— Ага! Мне докладывают обо всех приезжих! — торжествующе воздел палец Ломбадзе. — Вы знаменитый сыщик. Прибыли из Москвы. Не знаю, какое расследование привело вас в мой город, но вы должны немедленно бросить все дела!

— И не подумаю. Я член к-комиссии по наследию Чехова и приехал в Ялту по приглашению сестры покойного. Через месяц исполняется десять лет со дня кончины Антона Павловича, я участвую в подготовительных мероприятиях.

Это была истинная правда — в почтенную комиссию Эраста Петровича пригласили после одного небольшого расследования, в ходе которого он помог найти пропавшую рукопись писателя.

Однако генерал сердито фыркнул.

— Так я вам и поверил! Послушайте, меня не интересует, на кого вы сейчас работаете! Здесь дело колоссальной важности! Жизнь государя в опасности! До рассвета всего два часа. Говорят же вам: Одиссей не явился к условленному месту. Теперь он бродит где-то вокруг Ливадийского дворца, и в руках у него «манлихер» с оптическим прицелом! Это катастрофа!

В голову Фандорину одновременно пришли две совершенно несвязанные мысли (была у его мозга такая странная особенность). Во-первых, он вдруг понял, почему «Вишневый сад» комедия. Это пьеса, написанная чахоточным больным, который предчувствует, что его грустная жизнь закончится фарсом. Скоро он умрет на чужбине, и его привезут назад в вагоне-холодильнике с надписью «устрицы». Типично чеховский прием комедийного снижения трагической ситуации.

А во-вторых, в заполошном бреде градоначальника забрезжил смысл.

— Одиссей — это террорист? — остановил Фандорин бестолковое многословие его превосходительства.

— Очень опасный! Четырнадцать лет в розыске! Невероятной изворотливости! Отсюда и кличка!

— Афина — это ваш агент-провокатор?

— Что за терминология! Достойнейшая дама, которая сотрудничает с нами из патриотизма. Она член большевистской партии. Когда Одиссей явился к ней, назвал пароль и объяснил, что хочет умертвить венценосца… — Генерал захлебнулся от переполнявших его чувств. — …Афина, разумеется, сообщила в Охранное.

— Почему вы немедленно его не арестовали? Правильно ли я понял, что вы сами снабдили его с-снайперской винтовкой?

Ломбадзе вытер платком багровый лоб.

— Одиссей поручил Афине добыть для него оружие и обеспечить проход в Особую зону, — промямлил он. — Я подумал, что будет эффектней, если мы возьмем злодея на месте предполагаемого цареубийства с оружием в руках. Тогда он не отделается каторгой, а пойдет на виселицу…

«Ну а ты получишь награду за спасение государя», мысленно завершил Фандорин несложную логическую цепочку.

— Надеюсь, винтовка неисправна?

Градоначальник запыхтел.

— Одиссей чрезвычайно въедливый тип. Никому не доверяет. Если бы он обнаружил, что сточен боек или, допустим…

— Ясно. Прицел, очевидно, тоже в идеальном состоянии? П-превосходно. И ваша дура Афина провела Одиссея прямиком на территорию царского имения?

— Нет-нет! Территория, расположенная непосредственно вокруг резиденции, находится в ведении чинов дворцовой полиции. Афина провела злоумышленника только через внешнее оцепление Особой зоны — мои люди охраняют периметр Царской тропы.

Эраст Петрович знал, что так называется терренкур, проложенный по приморским горам от Ливадийского дворца до Гаспры. По этой живописной аллее, если верить «Придворной хронике», царь совершает ежедневные променады в одиночестве либо в интимном кругу. Посторонним на Тропу хода нет.

— Но терренкур, если я не ошибаюсь, длиной в шесть верст. Сверху сплошные утесы. Там можно устроить з-засаду в ста разных местах!

— В том-то и беда. Афина указала Одиссею тропинку и велела идти по ней. Наверху уединенная площадка, где мерзавцу было бы очень удобно расположиться — местность просматривается как на ладони. Если б мы взяли там террориста с винтовкой, никакой адвокат, хоть сам Керенский, не спас бы его от эшафота. Конечно, я не собирался рисковать жизнью его величества. Мерзавца схватили бы еще затемно. Утром его величество проснулся бы, а дело уже сделано…

«Тапочки доставлены», подумал Фандорин.

— Благодаря вам Одиссей получил оружие и теперь бродит непонятно где среди гор и кустарников на территории в несколько тысяч десятин. Ну и пусть себе б-бродит, — пожал плечами Фандорин. — Доложите государю. Обойдется денек без Царской тропы. Пока дворцовая полиция и ваши люди не прочешут всю зону.

Его превосходительство вскочил со стула.

— А если убийца сумел прокрасться в дворцовый парк? Или засел где-нибудь снаружи — на холме, на дереве? Он ведь может выстрелить и через окно! У него оптический прицел! Вы не знаете, что это за человек. В Баку он застрелил четырех агентов, пытавшихся его задержать. Это дьявол! — Генерал понурился. — Кроме того, если государь узнает подробности… — Он всхлипнул. — Тридцать лет беспорочной службы… Позор, отставка…

Последнее соображение Фандорина не тронуло, но от первого отмахнуться было невозможно.

— Досье Одиссея при вас?

Ломбадзе поспешно вынул из портфеля пухлую папку.

— Ради Всевышнего, скорее! Государь просыпается в семь. Первое, что делает, распахивает окна…

Настоящее имя у Одиссея было непримечательное: Иван Иванович Иванцов. Буква «ц», всунувшаяся в абсолютно бесцветное прозвание ближе к концу, придавала фамилии легкую насмешинку, издевательское прицыкивание. Впрочем, как этого субъекта звали на заре жизни, не имело значения. Дальше следовал длинный перечень фальшивых имен и подпольных кличек. Имена Фандорин пропустил, клички прочел очень внимательно. По тому, какие прозвища человек себе выбирает, можно кое-что понять о его характере. Судя по этому параметру, преступник был любителем пернатых — клички были сплошь птичьи («Одиссеем» его окрестила Охранка).