Жизнь коротка - Желязны Роджер Джозеф - Страница 58

Миллер подошел к бару, открыл бутылку и, едва не подавившись, сделал несколько жадных глотков. Потом швырнул бутылку в камин, и она взорвалась фонтаном осколков и брызг.

— Что ты имеешь в виду? — потребовала жена. — Почему это ничего не имеет значения?

— Я имею в виду следующее. Мы можем позволить себе делать все, что душа пожелает: хоть ругаться перед баптистской церковью, хоть бегать нагишом по Голливуду. А если вдруг встретится коп, можно смело плюнуть ему в глаза.

— О чем ты говоришь, Гарри?

— О том, что знаю, только и всего, — сказал он, открывая новую бутылку. — У нас осталось… еще пять минут. Потом — ТРАХ! Завершение. Конец.

Миллер заметил в глазах жены внезапный испуг. Сильвия медленно попятилась.

— О, не беспокойся, — хихикнул он. — Я не собираюсь стрелять или бросаться на тебя с кухонным ножом. Я вообще ничего не собираюсь делать. Просто буду сидеть и ждать.

— Чего ждать?!

— Того, что грядет. Сегодня. Я только обсудил с Гербом Вильямсом сюжет и сидел у себя за столом. И тут до меня дошло. Можно сказать, озарило. Насчет конца. Я вдруг понял: весь мир полетит к черту. И мне известен час.

— Но, Гарри, это немыслимо. — Сильвия чуть прищурилась, пристально изучая его спокойное лицо. — Возможно, ты задремал, и тебе привиделось, или какая-то галлюцинация…

— Нет, — отрезал Миллер. — Это конец, и никаких «но». Можешь не сомневаться. Я сказал себе: «Гарри, старина, рыпаться бесполезно, смирись. Почему бы не пойти к Берни Фишеру и не выложить все, что ты о нем думаешь?» Так я и сделал.

— То есть ты потерял работу, — сдавленным от ярости голосом проговорила Сильвия, — оказался в черных списках каждой студии города, оскорбил самую влиятельную журналистку Голливуда, угробил все свое будущее, наше будущее — лишь из-за какого-то предчувствия?!

— Это не предчувствие, Сильвия. Уверенность. И… — Он взглянул вверх. — Это придет с неба. Через минуту. Через шестьдесят коротких секунд.

Миллер опустился на огромную мягкую тахту и указал на место рядом с собой.

— Устраивайся поудобнее.

Сильвия не шелохнулась. Она молча смотрела на мужа сверху вниз.

Потом…

За стенами современного белого дома, за окружающими холмами родился и стал нарастать звук. Тысячи сирен противовоздушной обороны по всей округе сплетали свои Металлические голоса в единый пронзительный крик, раздирающий барабанные перепонки.

— Видишь, — сказал Миллер. — Я был прав.

Абсолютно спокойно он ждал конца света.

Но конец света не наступил.

Сирены затихли. Возобновился привычный городской шум. Залаяла собака. Натужно взвыл берущий подъем грузовик.

Сильвия Миллер начала смеяться — громко, истерично, уставив палец на застывшего мужа.

— О, Гарри, ты несчастный дурак! Это всего лишь учения, обычные ежемесячные учения!

Миллер уронил голову на грудь и несколько раз судорожно вздохнул.

— Я… я, наверное, прочитал в газете, — ошеломленно пробормотал он. — Должно быть, отложилось в подсознании…

— Звони! — приказала жена. — Звони Берни Фишеру, и мистеру Миттенхольтцеру, и Милдред Бентли. Извинись и объясни, что на тебя нашло временное помешательство, что утром ты идешь к врачу, что ничего подобного ты о них не думаешь!

— Что ж, — тихо проговорил Миллер. — Может быть, это и получится. Может быть, если я позвоню…

— Конечно!

— Но я не буду. — Миллер встал, посмотрел на разъяренную жену, на осколки бутылки у стены, на голубую поверхность бассейна за окном и быстро направился к выходу.

— Куда ты, Гарри?

— Кто знает? — Он сверкнул широкой счастливой улыбкой. — Может быть, на Багамы. Или во Францию, в Испанию, в Индию… Главное, Сильвия, это вовсе не конец. Для Гаррисона Клейтона Миллера это только начало!

И он сел за руль своей светло-кремовой машины со свежей вмятиной на бампере и уехал, вызывающе и радостно давя на клаксон.

Джеймс Типтри

ЧТО НАМ ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ?

Каммерлинг — хороший земной юноша, и его родители сделали ему приятный сюрприз: подарили к традиционному Году Странствий звездолет «Голконда-990». Но Каммерлинг в отличие от своих ровесников не только отправился в путешествие в одиночку, но решил посетить самые отдаленные районы Вселенной, где с гостиницами хуже некуда, а то и вовсе нет гостиниц. Так он оказался первым землянином — или по крайней мере первым за долгое, долгое время, — опустившимся на планете Годольфус-4.

Как только открылся люк, уши Каммерлинга заложило от неистовых криков, воплей и бряцания, исходящих из огромного облака пыли, в котором изредка что-то сверкало. Когда пыль немного осела, Каммерлинг понял, что является свидетелем некоего дикарского празднества.

На равнине перед ним стремительно сближались две колоссальные массы аборигенов. С одной стороны фаланга за фалангой шли какие-то типы, облаченные в кожаные кирасы и ножные латы, с обсидиановыми копьями, украшенными развевающимися волосами и еще чем-то, что Каммерлинг принял за сушеные орехи. С другой стороны на рептилиях неслись галопом всадники в блестящих кольчугах, с визгом размахивающие тяжелыми шипастыми шарами. За ними виднелись ряды лучников с огненными стрелами; всю ораву подпирали цимбалисты, барабанщики, трубачи и знаменосцы, изнемогающие под штандартами с реалистическими изображениями освежеванных тел.

Две орды столкнулись в первозданной ярости, и равнина превратилась в водоворот ударов, уколов, отсечений, расчленений и других явно недружеских действий.

— Вот так да, — ахнул Каммерлинг. — Неужели это самая настоящая, взаправдашняя война?

Его присутствие заметили несколько ближайших воинов. Они остановились, выпучив глаза, и были немедленно зарезаны. Из гущи схватки вылетела голова и, истекая кровью и кошмарно ухмыляясь, подкатилась к ногам Каммерлинга.

Не задумываясь, он включил воудер — электронный аппарат, транслирующий человеческую речь, — и гаркнул:

— ПРЕКРАТИТЕ!

— Ох, — с раскаянием прошептал Каммерлинг, когда по всему полю пошел треск — стал лопаться обсидиан, и многие упали наземь, зажимая уши. Юноша уменьшил громкость и, припоминая свои конспекты по пантропологии, стал внимательно изучать войска, высматривая главных.

Скоро его внимание привлекла группа знаменосцев на холме. Среди них, на высоком желтом драконе с клыками, разукрашенными каменьями, восседал закованный в броню гигант. Эта колоритная личность что-то ревела и угрожала Каммерлингу кулаком.

На аналогичной возвышенности напротив Каммерлинг заметил цветастый шатер. Заплывший жиром розовощекий годольфусец возлежал на золотых носилках в окружении стайки обнаженных младенцев и томно покусывал с ножика какое-то лакомство, наблюдая за Каммерлингом. Потом он вытер ножик, воткнув его в одного из младенцев помясистее, и щелкнул пальцами, сверкнув нанизанными перстнями.

Все эти проявления варварства ранили душу Каммерлинга, хорошего земного юноши. Не обращая внимания на огненные стрелы и прочие снаряды, летящие в его направлении (их отражало невидимое походное силовое поле), он настроил воудер на обращение непосредственно к двум вождям.

— Приветствую вас! Я — Каммерлинг. Не подошли бы вы ко мне поближе, чтобы обменяться мнениями по ряду вопросов? Если, конечно, вы не слишком заняты…

Каммерлинг с удовольствием увидел, что после некоторого колебания вожди и их свиты стали приближаться, а бушующая поблизости толпа — отступать. К сожалению, делегации остановились на расстоянии, пожалуй, чересчур большом для полезной встречи. Поэтому Каммерлинг шагнул вперед и обратился доброжелательно:

— Послушайте, друзья. То, что вы делаете, это… ну, не поймите меня неправильно, но это нехорошо. А главное — бессмысленно. Я никак не хочу оскорбить ваше культурное своеобразие, но так как рано или поздно вся эта военная шумиха закончится, что доказывают научные изыскания, то почему не остановиться сейчас?

Увидев, что вожди смотрят на него непонимающими глазами, он добавил: