Солдат империи, или История о том, почему США не напали на СССР - Мацкевич Вадим Викторович - Страница 3

Мы с Женей ездили по выставкам, и однажды, в 1934 году, нас пригласили в Ростовский театр на комсомольскую конференцию, продемонстрировать в холле театра броневик в действии. Надо сказать, что на этой конференции царила атмосфера неописуемого энтузиазма. Комсомольцы очень дружно пели: «Живем мы весело сегодня, а завтра будет веселей…» Я запомнил эту и еще другие песни. Они звучали прекрасно.

Там я познакомился с секретарем Ростовского обкома комсомола Костей Ерофицким. Он был очень интересным человеком, замечательным оратором, у нас в области его любили. Ко мне подошел и спросил:

— А что еще ты хотел бы сделать? Есть для тебя что-нибудь интересней этого чудесного броневика?

У нас шел тогда фантастический фильм «Гибель сенсации, или Робот инженера Риппля». Невероятно талантливый фильм, он произвел на меня такое впечатление, что я решил сделать робота. Я Косте об этом и рассказал. В то время роботов не было не только у нас, но и во всем мире. В это время к нам подошла Клавдия Вилор[1] — директор нашей областной Станции юных техников — и пригрозила выгнать меня со станции, если я не откажусь от этой идеи:

— Роботы нужны буржуям, чтобы выгонять рабочих с заводов. А нам они не нужны!

Но Костя вступился за меня и поинтересовался, что мне нужно для работы. Я, стесняясь, ответил:

— Десять метров белой жести и шариковые подшипники, двенадцать штук…

Жесть ведь и теперь нигде не достанешь, а в ту пору об этом и мечтать было нельзя. Шариковые подшипники (шведские, красивые!) я видел магазине сельхозтехники, но они для меня были совершенно недоступны.

Буквально через неделю в Новочеркасск на «эмке» приехал Костя Ерофицкий и привез большой фанерный ящик: в нем было 20 метров белой жести, гораздо больше, чем мне было нужно, и шведские шариковые подшипники. Это был чудесный подарок.

Он потом еще раз приезжал к нам в Новочеркасск, привез мне краски и какие-то детали.

В начале 1936 года робот был готов. Помогал мне весь класс: все, кто имел какие-то способности, принимали участие в работе. Например, эмблему на груди робота в виде красивого рыцарского щита придумал Жора Мельников, он нарисовал ее под впечатлением произведений Александра Дюма.

Одним словом, робот получился. В газете «Известия» появилась статья о том, что из Азово-Черноморья на Всемирную парижскую выставку отправляется робот, сделанный пионером Вадимом Мацкевичем. Тут же приехал Костя Ерофицкий и помог мне привезти робота в Ростов на областную станцию. При поддержке руководителей станции я кое-что еще доделал. Костя Ерофицкий тут же организовал съемку киножурнала о роботе. Заметки и фотографии появились во многих газетах и журналах — «Огонек», «Радио», «Знание — сила». ТАСС распространил фотографию моего робота, снятого перед отправкой в Париж.

Благодаря роботу я в ту пору познакомился с начальником НКВД города Новочеркасска Борисом Ивановичем Томасовым, сыгравшим в дальнейшем значительную роль в судьбе всей моей семьи. Знакомство это состоялось при довольно курьезных обстоятельствах. В 1937 году, когда в прессе появился сенсационный материал о том, что в Новочеркасске пионер сконструировал робота, в город пришло письмо с таким адресом: «г. Новочеркасск, пионеру Мацкевичу, сделавшему робота». В нем какой-то товарищ из Киева написал: «Ты, совсем еще мальчик, сделал первого робота в Советском Союзе. Изобретение нужно грамотно оформить. Если ты пришлешь чертежи, я оформлю на тебя авторское свидетельство. Ты получишь вознаграждение, 20 процентов от которого передашь мне».

Письмо передали директору Дворца пионеров. Придя туда вечером, я услышал шум в кабинете директора. Меня схватил за руку журналист газеты «Знамя Коммуны» и с криком: «Чертежи нашего робота хотят похитить враги народа!» — потащил в НКВД. Естественно, мой приятель Женька Головченко увязался с нами.

Начальник НКВД Томасов прочитал письмо и решил никаких следствий и расследований не проводить. Он подробно расспросил меня про робота и вдруг спросил:

— А что ты получил за этого робота?

Не дав мне и рта открыть, Женька с обидой выпалил:

— Да обещали из Москвы велосипед, а прислали только деньги на него — двести пятьдесят рублей! Попробуй купи его тут!

В ту пору велосипед было купить труднее, чем в самые тяжелые годы автомашину в Москве. Томасов засмеялся, но обещал помочь. И в течение полутора месяцев я каждую неделю приходил к Борису Ивановичу в огромный кабинет. Он разговаривал со мной, а затем звонил в магазин «Динамо» («Динамо» был спортивным клубом НКВД):

— Не поступили ли велосипеды?

Так прошел месяц, мы почти дружили, и Томасов даже познакомил меня со своей дочкой. И вот наконец из магазина сообщили, что привезли велосипеды. Борис Иванович на бланке начальника НКВД написал в магазин, чтобы мне за наличные выдали один.

Так мы с Женькой получили велосипед «Москва» — тяжелый, массивный, черный с золотыми полосками.

Глава 2.

Испытания и потери

Наступил 1938 год. Однажды вечером я что-то мастерил в своей комнате, а к отцу пришел его друг Велихов, профессор политэкономии ДПИ. Похожий на Тимирязева, с такой бородкой, он всегда ходил с палочкой, раскачиваясь, как маятник. На его замечательные лекции по политэкономии собирались студенты всех курсов.

Они с отцом сели играть в шахматы. Я услышал, как Велихов сказал отцу:

— Профессора Власова арестовали, профессор Тверцина арестован, профессора Белявского арестовали. Всех умных людей арестовали, а нас с вами они почему-то не трогают.

Отец тихо отозвался:

— А я, Николай Александрович, на всякий случай сложил кое-что в чемоданчик. Вон он стоит под вешалкой.

Следующую реплику Велихова я запомнил на всю жизнь:

— Виктор Львович, пожалуйста, скажите мне, что в этом чемоданчике? Я совершенно не представляю, что нужно брать с собой в тюрьму!

Я похолодел: они оба собрались в тюрьму!

На следующий день я сломя голову бросился в НКВД к Томасову, но меня к нему не пропустили. В течение нескольких дней мне не удавалось его увидеть. Наконец, в день выборов меня назначили дежурным с голубой повязкой бригадмильца около НКВД (я так попросил!). И когда Борис Иванович туда подошел, я подбежал к нему:

— Борис Иванович, вы моего папу не арестуете?

Он обнял меня, подвел к дому и, чтобы никто не слышал, сказал:

— Вадик, дорогой, как я могу тебе сказать что-либо про твоего папу, когда я сам не знаю, будет ли у моей дочери завтра отец!

Прошло некоторое время — месяц-два. Все, казалось, успокоилось, и вдруг я узнал, что Костя Ерофицкий, который мне так помогал, объявлен врагом народа и расстрелян. Я не мог с этим смириться: такого патриота, фанатически верного советской власти, и расстреляли. И я решил отомстить за Костю Ерофицкого. Я восстановил свой броневик, который был уже давно заброшен, зарядил его шестью мощными ракетами и на бортах написал золотыми буквами: «Костя Ерофицкий».

И с Женькой Головченко мы привезли броневик в Ростов. Добравшись до штаба Северо-Кавказского военного округа, который располагался напротив здания Ростовского НКВД, мы настроили систему радиоуправления. Сначала броневик безобидно дрейфовал перед зданием СКВО. Одна женщина стала уговаривать нас:

— Что вы делаете, ребята? Ведь Костю Ерофицкого объявили врагом народа, а вы написали его имя золотом, да еще около самого НКВД разъезжаете. Вам несдобровать!

Но послушный радиокоманде броневик уже перешел через дорогу, подъехал к НКВД и открыл по зданию огонь из пушки и шести ракет. Фейерверк был колоссальный! Правда, ни одного окна мы не выбили. Выскочили солдаты, прикладами и сапогами разбили броневик. Женьке удалось убежать, а меня схватили и отконвоировали в НКВД. Мной занимался следователь Фридман, который бил меня нещадно. С тех пор я не слышу на левое ухо. Следователь допытывался:

— Кто тебя этому научил, мерзавец! Я тебя пристрелю здесь же. Как ты до этого додумался?