Солдат империи, или История о том, почему США не напали на СССР - Мацкевич Вадим Викторович - Страница 15

— Все специалисты в один голос говорят, что твои придумки — чушь. Серьезные институты делают станции предупреждения. Это большие конструкции, весящие около ста килограммов. Дальность действия у них с трудом получается порядка шестисот — восьмисот метров. Специалисты борются за каждый метр. А он, видите ли, сделал спичечную коробку, которая имеет дальность восемь — десять километров! И его поддерживают сразу два Микояна. Пусть этот упрямец сделает десять станций, и пусть Микоян отправляет его в Корею с глаз долой! Только перед вылетом сделайте ему прививки сразу от всех корейских инфекций. Авось поумнеет!

Помнил маршал или нет, что не так давно он поддержал меня в сваре вокруг американских прицела и дальномера? Мне думалось, что помнил и, несмотря на грубые слова, поддерживает мою поездку в Корею.

— Кто для тебя высший авторитет в вопросах радиолокации?

— Адмирал Берг, товарищ маршал, — председатель Комитета радиолокации и начальник 108-го Института радиоэлектронной промышленности.

Жигарев приказал соединить его с адмиралом, а когда соединили, поинтересовался у Берга, может ли что-нибудь путное получиться из моей «взбалмошной затеи». Но, как говорится, каков вопрос, таков и ответ. Адмирал ответил, что позитивный результат маловероятен.

Берг попросил маршала передать трубку мне.

— Я беседовал с генералом Данилиным и высказал ему свое мнение: ваша станция будет срабатывать не только от «Сейбров», но и от излучений наземных и корабельных передатчиков, даже станций подводных лодок, находящихся в надводном положении. Разных станций у американцев видимо-невидимо, и у летчика будет трещать голова от их беспрерывных сигналов.

— Товарищ адмирал, наземных РЛС там действительно очень много. Но РЛС дальнего действия работают в десятисантиметровом диапазоне, а американские дальномеры AN/APQ-30 — в трехсантиметровом, то есть у них совершенно другой диапазон. Так что станция срабатывать от наземных радиолокаторов не будет. Мы в этом уже убедились во время испытаний.

— Но в Корее около двухсот бомбардировщиков Б-29, и на всех, как мне известно, установлены бомбоприцелы AN/APQ-15 как раз трехсантиметрового диапазона. И уж от них-то ваше устройство будет срабатывать!

— Истребители МИГ сражаются с «Сейбрами» только днем, а Б-29 — это ночные бомбардировщики. Поэтому прицелы AN/APQ-15 создавать помехи не будут.

— Ну если так — эти ночью, а те днем, то, в общем, помех вроде не должно быть. Но в целом я в эту затею не верю. Все равно что-нибудь будет мешать. Какие-то помехи проявятся. Это не решение задачи. Нужно делать активные станции.

— Активные станции сейчас весят сто килограммов, их дальность всего шестьсот метров, они ничего не решают.

— Но зато РЛС дает достоверные данные.

— Сто килограммов нельзя поместить на самолеты.

— Ну, это уже вопрос технологий. У меня нет времени вести с вами дискуссию дальше.

Таково было мнение, высказанное тогда адмиралом Бергом.

«Облет» станции продолжался в течение трех недель. На башне нашего здания был установлен американский радиодальномер AN/APG-30 — тот самый, который было приказано копировать. Я облучал пролетающий МИГ, на котором была установлена станция предупреждения, и он, пролетая над башней, помахивал крыльями, когда сигналы обнаружения пропадали. Всякий раз это происходило на дальности 8—10 километров. Дистанция была очень и очень приличной. В общем, все получалось как будто неплохо, если не считать мелких неувязок.

До вылета в Корею оставалось три дня, когда один из летчиков заявил, что сегодня сигналы были еле слышны, их забивали сигналы радиосвязи. В тот день была хорошая летная погода, в воздухе было много самолетов, и интенсивная радиосвязь, видимо, забивала предупреждающие сигналы станции, которые едва прослушивались.

Как потом выяснилось, дело было в том, что станция обнаружения питалась от бортовой сети с напряжением 26 вольт. При такой величине анодного напряжения на лампах сигналы могли быть не больше 15—20 вольт. В то же время сигналы радиосвязных станций на телефонах летчиков, в которых питающее анодное напряжение достигало 250 вольт, доходили до 60—80 вольт. Естественно, такие сильные сигналы заглушали сигналы нашей станции.

Сообщения о плохой слышимости сигналов обнаружения поступили еще от нескольких вернувшихся с полетов летчиков. Все они ушли обедать. А я, не зная причин интенсивных помех, остался в кабине самолета один на один со своими невеселыми размышлениями.

Выход мне тогда виделся только в одном: в станцию обнаружения нужно вмонтировать усилитель. Но вылет в Корею — через три дня. О каких конструктивных изменениях в станции могла в этой обстановке быть речь?!

С ненавистью я смотрел на виновника всех бед — блок радиоприемника, который выдавал эти самые мощные радиосигналы, подавляющие сигналы предупреждения. И вдруг меня осенило! А если этого врага сделать другом? И подать предупреждающие сигналы станции в 15—20 вольт не на телефоны летчика, а на вход усилителя приемника?! Пусть он усилит их с 15—20 вольт до любого напряжения — хоть до 100 вольт!

На приемнике установлена пломба, которую можно снимать только в специализированных мастерских. Я нарушил все инструкции — снял пломбу, нашел вход усилителя низкой частоты приемника и куском провода подключил выход станции (15—20 вольт) к усилителю низкой частоты. И к великой своей радости, услышал в шлемофоне очень сильные предупреждающие сигналы!

Тем временем обед закончился. Летчик, который первым сообщил о появлении помех, вызвался повторить полет после подключения станции к приемнику. Он взлетел, и, как только попал в зону облучения, с самолетом стало твориться что-то невообразимое. Его бросало из стороны в сторону, а по радиоканалу раздавалась брань пилота:

— Что вы сделали? Сигналы такой громкости, что я чуть не врезался в землю. Сигналы забивают всю радиосвязь!

Но выход из положения как будто был найден. Нужно было только на пульте управления станцией установить регулятор громкости, чтобы каждый летчик сам устанавливал ее величину.

Через три дня мы полетели в Корею. Провожали меня не без злорадства:

— Это, наверное, твоя последняя глупость! Сюда ты, похоже, уже не вернешься…

Несмотря на проведенные облеты, окружающие по-прежнему не принимали мою станцию всерьез.

Перед отправкой меня пригласил Микоян, чтобы дать кое-какие советы. В беседе участвовал первый заместитель Микояна Брунов, который руководил всеми делами, связанными с размещением станции на самолетах МИГ-15.

Говорили о размещении на МИГ-15 моей станции. Брунов принес модель самолета из прозрачного плексигласа, внутри которой находились черные кубики.

Микоян объяснял:

— Кубики — это различная аппаратура. Видишь, как ею забит весь самолет? А они хотели на МИГ-15 огромный «Позитрон» впихнуть!

Артем Иванович показал на черный кубик в хвосте машины:

— Для твоей станции есть место только вот здесь — единственный кубик, который в действительности не существует. Мы как знали, что ты придумаешь станцию защиты, и оставили для нее место. Помни, что размещение аппаратуры связано с безопасностью полетов, а эта область полностью наша. Здесь самодеятельность совершенно недопустима, и ты, пожалуйста, не фантазируй. Мы изготовили десять комплектов деталей для размещения станции, они будут упакованы и прилетят в Андунь вместе с тобой. Тебе ни о чем беспокоиться не придется.

Я спросил, нельзя ли воспользоваться четырьмя проводами ракетниц, которые стоят в хвосте и вряд ли используются на современных реактивных истребителях. Из общения с летчиками я знал, что ими давно никто не пользуется.

Микоян подскочил:

— Брунов, а ведь он прав! Эти ракеты ставятся с 1925 года, а сейчас они никому не нужны! И не придется в боевых условиях разбирать самолет на два — три дня! Брунов, сделайте дополнение к инструкции по размещению БЕЗ расстыковки самолета!

На прощание Артем Иванович пошутил:

— А может, нам снять с МИГа все оборудование и поставить «Позитрон»? Враз победим американцев — они, как увидят эту метлу, поумирают со смеху!