Нашествие Даньчжинов - Маципуло Эдуард - Страница 51

В зарослях горного бамбука неожиданно выросли ажурные конструкции из металла, и мы вышли на просеку, утыканную острыми ростками, будто под водой были спрятаны сотни «досок для йогов» с заточенными сверху гвоздями. Несколько обглоданных и выскобленных скелетов, похожих на человеческие, детские, были подняты растущими бамбуковыми деревцами к небу.

Билли дернулся, всхлипнул, намереваясь убежать.

– Стоять! – прохрипел Ман Умпф.

Он внимательно осмотрел местность в бинокль, потом пошел, волоча ноги, к ближайшей мачте. Несколько огромных птиц, вспугнутых им, тяжело и как бы нехотя поднялось в дождливое небо. Мы разглядели несколько полурасклеванных обезьяньих тушек. Совсем свежие жертвы…

На бамбуках висели обезьяньи скелеты. Я понял, что зверьков убила какая-то защита, окружающая владения монстра. Значит, мы пришли на место?

Я затравленно оглянулся. А где солдаты и полицейские? Чхина не дошла до города?!

Что делал монстр возле мачты, не было видно. Послышался его крик «марш, марш!» – и мы гурьбой побежали по его следам. А потом опять шли и шли, не видя ничего вокруг, что бы говорило о цивилизации. Наоборот, пейзаж становился все первозданней и враждебней. От неба осталась свинцовая полоска далеко вверху, зажатая между темно-бурыми зубчатыми обкладками. Правда, дно ущелья было почти сухим, что наводило на мысли о дренажной системе… И вот неожиданно открылась большая терраса из металла и бамбука, остроумно вписанная в горный пейзаж.

– Внемли воплю моему, – запел Билли «голосом из могилы». – Прими мольбу из уст нелживых…

Окончательно стало ясно: с Чхиной что-то случилось – не смогла помочь, поэтому нужно выкручиваться самим. Самому. На Билли и вдову глупо надеяться. И я заторопился вслед за монстром, который уже поднимался по металлическим ступеням крутой лестницы. Вот он пошел через террасу, гулко топая по металлу. В каменной стене перед ним со скрежетом раздвинулись створки дверей… В отчаянном прыжке я успел придержать их рукой, потом протиснулся в щель между ними. Ман Умпф продолжал топать в темноте, и вдруг все стихло. Вспыхнул нежно-оранжевым светом большой экран в сплошной скале. Был он непривычной многоугольной формы, и тут же – низкий стол-пульт, усеянный сигнализаторами, кнопками, рычажками. Монстр стоял, навалившись руками на пульт. Я присел на корточки, переводя дыхание. Нужно было собраться с силами для последнего рывка. Теперь-то никто не помешает – я прикончу его!

По экрану застрочили причудливые знаки и непонятные письмена. Монстр вдруг выпрямился и… запел! Незнакомый резкий язык, незнакомая довольно примитивная мелодия в маршеобразном темпе… Он благополучно допел строфу и включил яркий свет.

Передо мной уже было совсем другое существо: крепко сбитое, энергичное, из него выхлестывали флюиды радости. Как же быстро он подзарядился! С моими-то силами бросаться на него? И все же я прыгнул…

Он отмахнулся от меня, как от мухи. Пролетев через все пространство пещеры, я ударился головой и спиной о скальную стену…

Гул далекого взрыва пробился сквозь шум реки. Страшный человек и Чжанг прислушались. Они сидели на мокрых камнях у самой воды, над ними нависли скалы и стены чхубанга.

– Что это было? – робко спросил Чжанг. – Скажите, о лучший друг всех монахов…

Виверра, звякнув цепочкой, ощерилась на могучем плече. Монах почему-то ей не нравился.

– Все хорошо, – успокоил Страшный и легонько похлопал по костлявой спине товарища. – Я убрал воду. Слушайся меня. Скоро пойдешь.

Чжанг уставился на бушующую реку. «Как убрал? Ведь течет, брызгает! И разве можно убрать воду из реки?»

И снова душа заныла о содеянном. Но правильному раскаянию сильно мешало тело: оно живо помнило и жаркие ласки чухчи, и вкус жирной пищи, и греховное питье. Раздвоение было мучительным! Можно было свихнуться от страданий! И Чжанг, закатив глаза под узкий лоб, запел чудодейственную молитву:

Приползу к истокам на коленях, Буду грязью у праведных ног…

Горячие струйки потекли по его впалым щекам, оставляя светлые забавные полоски. Страшный поглядывал на него и хмыкал, но не мешал страдать. Злой дух на его плече тоже хмыкал и пялился на монаха.

Но вот рев реки стал светлее тоном.

– Открой глаза! – приказал Страшный. – Смотри!

Чжанг поспешно вытер слезы и обомлел: река стремительно сжималась, усмиряя фонтаны брызг, обнажая крутые валуны и берега. Вот она совсем уже как скромная речушка засушливых времен. Стали видны «тайные дыры» – два глубоких зрачка в растрескавшемся граните.

Теперь из монаха можно было веревки вить, потому что муки раздвоения кончились. Страшный человек, посмеиваясь, повесил на него пустые кожаные мешки и подтолкнул коленом:

– Быстро! Туда! Доброго тебе урожая!

Чжанг побежал через иссякающий грязный поток, запачкав подол новенькой тоги с золотистой каймой – совсем как у Верховного Хранителя Подвалов! В страхе втянув голову в плечи, замешкался перед каменной норой.

– Ничего не бойся! – ударил в спину могучий голос Страшного друга. – Слушай мое мнение!

Удивительно: простые слова, а страх прогоняют и силы дают. Чжанг уверенно полез вверх по колодцу, пробитому в скале грешниками далеких времен. Включать фонарик не потребовалось – через оба тоннеля в колодец вливалось достаточно много света, чтобы разглядеть, что под руками и что вверху. У монахов, по-видимому, не хватило сил задвинуть на место осколок плиты, и над головой Чжанга отчетливо была видна широкая щель, заполненная тьмой.

И вот бывший мученик уже в Подвалах. Почти бесшумно он поднялся к стеллажам, нашел ключи, висевшие все на том же ржавом гвоздике. «Идеальный даньчжин» сидел в глубокой медитации перед чадящим светильником. Даже блохи были бессильны вернуть его в мир презренной духкхи, а Чжанг, уронивший на пол ключи, тем более. Второй монах лежал в груде тряпья, и дыхание его было шумным, болезненным. Звон ключей заставил его приподнять голову.

– Ты дух? – мужественно спросил он.

– Пойдем со мной, – сказал Чжанг, успокоившись. – Поможешь.

И хотя товарищ по подвальной мудрости (самый усидчивый и старательный из тех людей, что достигают совершенства «силой» седалища) был серьезно болен, все же вылез из своего логова, добрался до сокровищницы и помог Чжангу набить мешки старинными монетами, украшениями, посудой, одеждой.

– Ты очень похож на Чжанга, – сказал он, утомившись. – Был такой монах…

Потом Чжанг с трудом тащил по каменному полу один мешок за другим и сталкивал их в колодец. Не все мешки выдержали испытание острыми выступами скалы и ударом о дно. Услышав звон рассыпавшегося золота, Чжанг произнес с самообладанием:

– Мешки, как и люди: одни бывают угодны богам, другие неугодны. Вот ты, Курунг, как плохой мешок, скоро умрешь, а ведь еще молодой. Вы не познали силу богов. А я еще сегодня буду совершенным восьмой ступени. Хочешь, я и тебя сделаю совершенным? Но для этого ты должен пойти со мной.

Чжанг, в сущности, был добрым человеком. Расчувствовавшись, он решил и Саранга, «идеального даньчжина», осчастливить совершенством.

Они вернулись к стеллажам, сели возле Саранга и принялись ждать, когда он выйдет из священной прострации.

А Страшный человек в это время поглядывал на часы, теряя выдержку. Неизвестно было, сколько времени дно Ярамы будет обнаженным. Вода может расправиться с Большим Оползнем и через минуту, и через месяц, и через несколько лет. А если хлынет, то тут уж не спастись – выскоблит долину Ярамы от всего живого. Он был доволен собой. Наверное, самая большая удача, хитроумнейшая операция в его жизни – «работа с чокнутым монахом».

Мощь мистических сил, оберегающих сокровища чхубанга, обрушится на чокнутого, а смелому и хитроумному «хозяину безопасности» достанется все даром.

Он услышал чье-то негромкое пение и спрятался за грузную лохматую корягу, истекающую водяной кровью. Это Чхина торопливо шла по дну реки, то и дело перепрыгивая с камня на камень, и напевала магическую песенку даньчжинской старины, укрепляющую шаг и прогоняющую злых духов: