Тросовый талреп - Льювеллин Сэм - Страница 61

Боль за правым ухом утихла, и я смог перевернуться на спину. Потом я напряг все силы и принял сидячее положение. Мое сердце билось слишком сильно, и я шептал невнятные слова. Я не мог пробиться через стальную дверь с голыми руками. Зачем же они связали меня? Ответ был один: что-то должно произойти сейчас, немедленно. «Погиб! — стучало в моих ушах. — Погиб! Погиб!»

Я извернулся всем телом, пытаясь переместить связанные руки к карману брюк. Шнур стягивал запястье намертво. Скоро мои пальцы онемеют, и тогда — конец. Моя правая рука все-таки забралась в карман и вцепилась в зажигалку. Маневренность в пальцах у меня была не больше, чем в фунте свиных сосисок. Я крутанул колесико зажигалки и поиграл огоньком на тыльной стороне левой ладони. Появился запах паленых волос. И острая боль. Потом эта боль стала привычной, а запах изменился. Теперь горел пластик. Горел териленовый шнур. Дымок вился в воздухе, попадал в тягу вентилятора и исчезал. «Подожди, Паувэлс, — думал я, — подожди. А то ведь в противном случае ты проделаешь все снова, и у меня уже не будет никакой зажигалки...»

Огонь разгорался. Я не мог и не хотел ни о чем больше думать. Терилен горел и плавился. И был плотно прижат к тыльной стороне моей ладони, и намеревался прожечь ее насквозь.

Это было уже свыше моих сил. Я сунул руки под матрас и стиснул зубы, чтобы не закричать. На какое-то мгновение мне показалось, что вот-вот загорится и матрас. Но огонь ослабевал и последняя струйка дыма умчалась в вентилятор. Я лежал на койке, с меня градом катился пот и левая рука горела от боли.

И я попытался разорвать путы. Но они не поддавались.

На какой-то момент это показалось мне концом. Я лежал со слезящимися глазами и смотрел в лицо надвигающейся гибели.

Должно быть, прошло минут двадцать, прежде чем снова открылась дверь. На этот раз вместе с Паувэлсом был какой-то незнакомый мне мужчина. Они взяли меня под руки и вывели из каюты. Потом они меня тащили длинным коридором и наконец выволокли наверх, на палубу. Было темно и холодно, дул пронзительный ветер. Я вдохнул всей грудью запах влаги и соли — когда-то эти запахи ассоциировались у меня с отдыхом. Какие-то вспышки света привлекли мое внимание. Вспыхивало на самом горизонте. Белое мерцание, а потом яркий блеск луча, проносящегося над черными волнами. Я узнал и пульсацию, и охват этого луча. На горизонте был маяк Хайскэйр.

Между тем на фоне мрачного неба двигалось еще что-то. Вблизи, над моей головой. Какое-то неясное сооружение, похожее на виселицу. Обыкновенная подъемная стрела. А впереди вдруг раздался треск и рев. Это разматывалась якорная цепь.

— Пошли-пошли, — подтолкнул меня и спину Паувэлс. — Для вас уже все готово.

Они стащили меня вниз по железному сходному трапу и втолкнули в какую-то дверь. Там были палубы из стали, размером с площадку для бейсбола, а воздух был горячим, с густым запахом дизельного масла. Мои глаза цеплялись за находившиеся там предметы, жадно фиксируя все. Пару резиновых сапог у входа в трюм, фотографию Диего Марадоны, прилепленную возле вешалки с непромокаемыми костюмами.

Потом мы оказались в трюме, набитом грузом, и они проволокли меня по какому-то проходу к середине. Над головой послышалось какое-то скрежетание. Трюм наполнился ветром, и в черноте крыши появилась неясная щель. Открывали люки.

Жесткие пальцы схватили меня за плечо, приказывая остановиться. Впереди вспыхнул луч фонаря. Он скользнул по жестокому лицу Энцо Смита и уперся в выпуклый, заржавленный борт одного из контейнеров. А дверь соседнего контейнера уже стояла открытой. За ней была серая стена необработанного бетона, с помощью которого они удерживали бочки на месте. Судя по этой стене, они заполняли контейнер через отверстие в крыше, а потом его заваривали. В бетоне были видны пузырьки и трещинки. И оставалась довольно большая щель. Как раз для того, чтобы засунуть в контейнер еще одну бочку.

Или какого-нибудь человека.

Я понял, что они со мной сделают.

Глава 29

Кто-то кричал. Отвратительный, протяжный вопль отскакивал от металлических стен трюма и отдавался эхом. Что-то тяжелое врезалось в мою голову, в то же место над правым ухом. Крик прекратился. Кричавшим был я. Меня схватили и затолкнули в эту бетонную нору. И двери, двойные двери из тяжелой стали, захлопнулись с громом, подобным удару судьбы. Защелкнулась задвижка. Они долго забивали ее кувалдой, словно загоняли гвозди в большой стальной гроб.

Двери не закрывались. Осталась приличного размера трещина. Я прижался к ней лицом и начал говорить им, что сделаю для них все, если они меня выпустят. То, что я мог сделать, если бы они меня выпустили, было как раз тем, чего они и хотели. Я выкрикивал свои обещания во все горло, потому что мотор подъемной стрелы все громче завывал наверху на палубе.

Они смеялись. Во всяком случае, смеялся стоявший ближе всех Энцо Смит. Потом он отвернулся, и они с Паувэлсом отошли в сторонку. Паувэлс закурил сигару. Я перестал вопить. Мои обещании ни к чему не привели. Вместо этого я сосредоточился на своих запястьях, в особенности на тыльной стороне левой кисти.

Я ощущал там расплавленный и расплющенный терилен. А края бетона были твердыми и острыми. Я прижался к бетону и принялся тереть о край тыльную сторону ладони.

И что-то там поддавалось.

Пот облепил меня ледяной простыней. Я попытался разорвать путы. Но ничего не получалось.

Залязгало на крыше контейнера. Крюки крана. Пол подо мной дрогнул, а потом успокоился. Я извивался до тех пор, пока не смог нащупать и вытащить зажигалку. И снова огонь на тыльной стороне ладони, зловоние паленой плоти, горящий пластик. Я кричал. На этот раз я себя не останавливал. Они привыкли к тому, что я кричу. Так что крик помог.

Еще рывок.

Путы лопнули. Теперь я мог поднести горящую ладонь к пятнышку света. Сплошной ожог, и на нем лепешка расплавленного терилена. Я ударил правой рукой по пятнышку света. Оно сдвинулось. Боли я теперь совсем не чувствовал. У меня просто не хватило времени на какие-либо ощущения. Завывание подъемной стрелы поднималось все выше. И бетон под моими коленями поднимался, и я поднимался вместе с ним.

Я вцепился в край двери. В эту щель я мог просунуть пальцы, но не костяшки. Засов представлял собой прямую полосу металла, идущую поперек этой щели. Мои пальцы вцепились в него. Что-то прямое вдруг пересекло эту брешь, медленно уходя вниз. Вероятно, затвор крышки люка. «Нужен молот, — подумал я. — Какой-нибудь молот». Потому что там, внизу, — нора. Глубокая славная нора. Мне доводилось бывать в маленьких стальных ящиках и раньше. В стальных ящиках с проводами, которые соединяют тебя с поверхностью. Я знал, на что это похоже, когда огромная толща холодной воды поджидает момента, чтобы тараном прорваться внутрь и разбросать маленькую человекообразную каплю горячей плоти по стальным стенам. Я в точности знал, на что это все похоже.

Мне был необходим молот. И у меня нашелся молот.

Сознание этого пришло ко мне так неожиданно, что я разразился громким, безумным гоготом. И мои пальцы, неповоротливые, как бананы, потянулись за стальной трубой, которую я вытащил из шкафа и спрятал на себе.

Завывание подъемной стрелы прекратилось. Контейнер качнулся следом за креном судна. «Ага; — подумал я. — Маленькая хитрость». Я слышал, как шипит мое дыхание, входя и выходя между зубами. «Страх, — подумал я. — Страх делает животных изобретательными. И страх спасает животных от смерти».

Подъемная стрела снова принялась завывать, этаким разболтанным, беспокойным воем. Двигатель притормаживал. Под моими ногами бетон опускался к воде. Впихнув трубу в щель, я начал колотить по засову. Это был старый засов, изогнутый и искромсанный за годы грубого обращения. Каждая царапина на нем, каждое пятнышко ржавчины выступали отчетливыми деталями в моем сознании. «Ну, давай же, ты, ублюдок! — орал я мысленно. — Давай!» И снова бил по засову, вкладывая полный вес плеча против этой стальной полосы. Полоса изгибалась.