Прилив - Льювеллин Сэм - Страница 28

В конце дороги, перешедшей в проселочную, фары «ситроена» выхватили из темноты несколько яхт, укрывающихся в заливе возле обшитых досками лачуг торговцев устрицами и неогражденных емкостей для хранения цемента. Кристоф поставил машину на замощенную камнями площадку и погасил фары.

Мои глаза приноровились к темноте. На юге пылал красный костер Ла-Рошели, а со стороны моря игриво подмигивал остров Ре. За валунами стенки набережной хозяйничал прилив, и шуршащие черные слои воды покрывали решетки для мидий и устричные садки на отмелях пологого берега. В воздухе стоял запах гниющих водорослей и разлагающихся моллюсков.

Первым двинулся к эллингу вдоль стенки набережной Кристоф; его силуэт вырисовывался на фоне красного зарева Ла-Рошели. Он был худощав, прихрамывал: рыбаки смолоду зарабатывают артрит. На полпути к эллингу Кристоф поднял палку и постучал по бочке.

Послышался щелчок, словно открыли засов, и я проследовал за прихрамывающей фигурой в темный дверной проем.

Мне пришлось нагнуться, чтобы не задеть косяк низкой двери. Кто-то закрыл ее за мной, я ощутил запах смолы и на секунду погрузился в такую непроглядную тьму, что перед глазами поплыли красные круги.

Чиркнула зажигалка. Пламя медленно разгоралось, едва касаясь фитиля парафиновой лампы, и желтый свет озарил цементный пол, сети, аккуратно развешенные на веревочных стропах, и груду оранжевых буев в углу. Возле стола, сооруженного из старой двери, положенной на козлы, сидел в шезлонге темноволосый человек.

Я вдруг почувствовал, что сдерживаю дыхание. Затем облегченно вздохнул.

— Тибо! — сказал я.

Тибо был одет в старую голубую куртку, джинсы и морские ботинки. И похоже, не брился дня два. Он пожал мне руку на французский манер. Когда-то его рукопожатие было крепким, сердечным. Сейчас же приветствие было формальным, а ладонь — холодной и влажной на ощупь.

Наверное, из-за освещения его черная щетина казалась местами подернутой сединой, а кожа на лице еще плотнее обтянула скулы. Знаменитая веселая белозубая улыбка стала теперь угрюмой и растерянной, словно Тибо был застигнут врасплох.

— Мик, мне следовало бы знать, что ты разыщешь меня. Присядь.

Я сел на плетеную ловушку для ловли омаров, и в моей памяти всплыли золоченые диваны и воздушные потолки Мано-де-Косе.

— Тибо, что, черт побери, происходит? — очень тихо спросил я.

Он взял в руки бутылку и наполнил три стакана. Один из них протянул мне, другой — Кристофу. Судя по запаху, мне сегодня предстояло перебрать коньяка.

Тибо сел. Лицо его стало грустным, улыбка напоминала печаль циркового клоуна.

— Рад, что не порвал со своими корнями, — сказал он. — С рыбаками моего детства.

— Я не затем проделал такой путь туда, где ты прячешься словно крыса, чтобы выслушивать всякие глупости, — рассвирепел я.

Тибо отшатнулся словно от удара. Лицо его посерело. Это было к лучшему.

— Что ты здесь делаешь?

— Скрываюсь, — сказал он, скривившись.

— От кого?

— Я многим должен. И тебе тоже.

— Но нашей дружбе десять лет.

— А я вовсе не от тебя скрываюсь.

Тибо смотрел мне прямо в глаза.

— Тогда от кого?

— Да есть тут некоторые.

— От банкиров не скроешься.

— А, — протянул он. — Тебе ведь приходится с ними встречаться.

Да, от банкиров не скроешься.

Я вспомнил Жан-Клода, раскачивающегося под балконом на воротничке своей куртки.

— Значит, ты скрываешься от Артура?

От неожиданности Тибо опрокинул стакан.

— Кто такой Артур?

— Тот, кто заставил тебя потерять голову от страха.

Тибо понурился и промолчал.

— Что проку скрываться?

Тибо рассмеялся. Никогда прежде мне не доводилось слышать от него такого нарочитого смеха. Он поразил меня.

— Да чтоб остаться в живых до тех пор, пока появятся деньги.

— А, деньги! Да, ты знаешь, какие неприятности произошли с твоей новой яхтой?

— Неприятности? Какие же?

— Кингстон отвалился, — сообщил я. — Оттого, что кто-то сломал его, а потом склеил и поставил на место. Тебе ничего об этом не известно?

— Ничего не понимаю.

Я подробно объяснил ему, что случилось.

— Вот мне и полезли в голову всякие мысли о вероломстве. К примеру, что это ты сломал кингстон, чтобы получить страховку.

Тибо откинулся на спинку стула, глотнул коньяку и закрыл глаза.

— Я скрываюсь, а мои старые друзья неожиданно приходят к мысли, что из-за денег я способен пустить яхту на дно, не пощадив их жизней.

Воцарилась тишина. Фитиль лампы тихонько потрескивал, разбрызгивая масло.

— Что ж, поделом мне, — продолжил он. — Только это неправда.

— Так в чем же правда?

Тибо вновь открыл глаза.

— Ты не захочешь этого знать, — сказал он. — Я предсказываю тебе это.

— Тибо, и это ты мне говоришь?! — вновь рассердился я: он увиливал от прямого разговора. И, что еще хуже, Тибо нарушал святой закон дружбы. Я протянул ему документ, предназначенный для страховой компании.

— Подпиши.

Тибо прочитал.

— Нет.

— Почему «нет»?

— Потому что, если ты предъявишь исковое заявление страховому агенту, он поймет, что ты повидал меня, и начнет задавать вопросы, причем вовсе не по-хорошему.

— Значит, Артур — страховой агент?

— Верно.

— Артур Креспи.

Тибо пристально посмотрел на меня.

— Откуда ты знаешь?

— Так в чем проблема с этим Креспи?

— Он подонок.

— А Бьянка?

— Бьянка — хороший друг. Одна из нас. Но она — по собственной инициативе.

— Что ты имеешь в виду?

— Я давно знаю Бьянку. Она хочет казаться взбалмошной, но на самом деле ее поступки мотивированны, хотя я все еще не знаю чем.

Тибо взял со стола блокнот, шариковой ручкой что-то написал в нем и передал Кристофу, который тоже что-то торопливо там нацарапал.

— Вот, — сказал Тибо. — Возьми это вместо страховки, пока все не наладится.

Я взглянул на листок. Там говорилось, что Тибо Леду передает Майклу Сэвиджу все права на владение яхтой «Аркансьель». Документ был подписан, датирован и засвидетельствован.

— Так что, если у тебя большие затруднения, можешь продать яхту, сполна получить долг, а то, что останется, передашь мне.

Я не знал, что сказать: это был шикарный жест.

— Ты обращался в полицию? — наконец выдавил я.

Тибо улыбнулся. Это было подобие его прежней улыбки, но с примесью грусти.

— Я бы с удовольствием обратился в полицию, — сказал он. — Только слишком поздно.

— Ты о чем?

Но Тибо уже не слушал меня.

— Тихо! — прошептал он.

Было слышно, как море плещется о берег. Где-то вдалеке свистнул травник. А совсем близко, словно кот, тихо урчал автомобильный двигатель.

Тибо вскочил, движения его были быстры. Лампа погасла. Порыв соленого бриза ударил в эллинг.

— Господин Тибо! — прошептал Кристоф.

Ответа не последовало.

Перед дверью лачуги под галькой заскрипели шаги. Шли двое. Я сунул подписанный Тибо документ в карман, подошел к двери и распахнул ее. На фоне неба неясно вырисовывались два темных силуэта. В вечернем воздухе плыл аромат лосьона «После бритья». Один из незнакомцев включил карманный электрический фонарик. Луч его сверкнул мне в лицо.

— Се n'est pas lui, — произнес голос. Что означало: «Это не он».

Неожиданно я ощутил такую же тревогу за Тибо, какую испытывал, наверное, он сам.

— Где он? — спросил кто-то. Голос звучал спокойно, жестко.

— Что?! — по-английски переспросил я.

— Это тот самый, из ресторана, — пояснил голос своему напарнику. — Что вы здесь делаете?

От открытой позади меня двери донесся тихий скрип весла в уключине. Незнакомцы шумно дышали и не услышали его.

— Что? — вновь по-английски спросил я. — Да кто вы, черт побери, такие?!

— Не зарывайся, — сказал голос. Кто-то сильно толкнул меня в плечо. Споткнувшись, я отлетел от дверного проема.

Вдали, за стенкой набережной, запускали подвесной лодочный мотор.