Кровавый апельсин - Льювеллин Сэм - Страница 39

— Победы тебе в дальнейших гонках! — пожелал он.

— Почему ты сейчас заговорил об этом?

— Я хочу внести в список твою яхту. Ты же знаешь, как я отношусь к гонкам на многокорпусных судах.

Я знал. Он считал их слишком быстрыми, слишком опасными и слишком небрежно построенными. И девять против одного — он был прав.

— Выиграешь еще пару гонок на ней, а потом я могу ее продать для тебя.

— И за сколько?

— Ты будешь плакать, когда узнаешь, — пообещал Чарли.

— Назови сумму, — попросил я. Он назвал. — Уже готов продать, — ответил я. — Почему бы и нет?

Когда я положил трубку, Гарри все еще был тут. Я знал по собственному опыту, что подслушать телефонный разговор из моего кабинета не составляет особого труда. Улыбка на его лице исчезла, и уголки пухлых губ опустились. Это было неудивительно, потому что Чарльз назвал сумму, за которую легко можно было выкупить долю Гарри и кое-что даже осталось бы. При условии, если я выиграю гонку.

— Есть еще что-нибудь, что мы должны обсудить? — спросил я.

— О, — ответил он задумчиво, будто я прервал нескончаемый поток его мыслей. — Нет. Ничего. — И он вышел.

Во время ленча я начал просматривать почту. Агнес прислала номер журнала «Пари Уик-энд». На обложке красовалась фотография яхты «Секретное оружие», вылетающей на парусах из Шербура.

Мы все стояли на ветру, ухмыляясь и показывая свои зубы, как разозлившиеся обезьяны. На корме было еще несколько французов и Джон Доусон — великолепная впечатляющая картина!

Статья в самом журнале оказалась даже лучше, чем я предполагал. В ней говорилось о том, что французские гонщики на яхтах с несколькими корпусами должны быть начеку, так как в англичанах все еще жив дух Дюнкерка. Поэтому такие гонщики, как Джеймс Диксон и Чарли Эгаттер, не пожалеют своих сил, чтобы добиться победы. А что, требовательно ставился вопрос в статье, что бы произошло, если бы мы получили достаточное количество денег от спонсоров? Мы могли бы стать серьезными соперниками всем участвующим в гонках многокорпусных яхт...

И все в том же духе. Напечатали и мою фотографию, на которой я был похож на боксера-тяжеловеса после трудного боя. Была и фотография Чарли, обессиленного и не слишком радостного. Менее престижной для нас мне показалась фотография на развороте, где огромная яхта Джона выглядела как насекомое со сломанными лапками, с замершими между небом и землей обвисшими парусами. Я долго смотрел на эту фотографию. Бедный Джон, подумал я. Бедный Эд. Потом я выбросил журнал в мусорную корзину.

Зазвонил телефон.

— Это Морт Салки, компания «Оранж Карз», — представился человек на другом конце провода. — Джимми, рад слышать тебя. — Голос казался пронзительным, но одновременно немного приглушенным. — Мы встречались в яхт-клубе Пултни.

— Да, — ответил я, — помню. — Я и в самом деле помнил его бледное лицо с копной черных волос и казавшимися громадными глазами за стеклами очков величиной с оконную форточку.

— Слушай, — продолжал Салки. — Ужасная статья в «Пари Уик-энд». Вы действительно участвовали в гонках без поддержки спонсора?

— Какое-то время, — ответил я.

— Ну ладно, — отозвался Салки, — какое-то время. Послушай, Джимми, мы с Сайлемом утром прочитали эту статью. И очень сожалеем, что ты не мог присутствовать на приеме в Шербуре. Я слышал, у тебя были там неприятности. Хочу тебе сказать, что мы собираемся серьезно развернуться в Европе. Как президент-управляющий компании «Оранж Карз» заявляю, что испытываю волнение, желая помочь самым перспективным в британском спорте. Знаешь, мы считаем, то, что случилось с Джоном Доусоном, ужасно. И вот к какому решению пришли: мы оставляем прежнюю сумму и надеемся, что ты согласишься продолжить дело Джона. Договорились?

— Вы что, предлагаете мне свою спонсорскую поддержку? — спросил я.

— Так, верно, — ответил Салки. Он нервно засмеялся и заговорил снова, сбиваясь на местный жаргон: — Так что приезжай через пару дней, и мы все это оформим. Оговорим средства, которые пойдут на яхту. Очень неплохая сумма, поверь мне. Мы ничего не делаем наполовину. — Он помолчал, будто втягивая в себя носом воздух. — Еще одна вещь: наша помощь значительна настолько, что можно вполне обойтись без брокеров. Давай забудем о Терри Таннере. Ты не возражаешь?

— Эта мысль мне по сердцу, — ответил я.

— Ну вот и чудесно. Хорошо. Отлично. Очень приятно говорить с тобой. Надеюсь увидеть тебя в ближайшую пару дней. Ха-ха, до свидания.

— До свидания, — попрощался я и тут только заметил, что говорил все это улыбаясь. Все складывалось как нельзя лучше, особенно в последние пять минут.

Телефон зазвонил снова, и я сразу же схватил трубку.

— А! — произнес высокий радостный голос, как будто обладатель его никогда не видел меня в образе ехидны или отчаявшегося и желающего вскрыть вены. — Герой Шербура!

— Что тебе надо? — спросил я.

— Отличные новости, — ответил Терри Таннер. — Я получил спонсора. Компания «Оранж Карз».

— Да, они уже звонили, — сообщил я. — Мы договорились работать без посредников.

— О... — протянул Таннер, и оживление в его голосе исчезло. — Так значит, вы договорились? Это в самом деле так? Действительно? — Затем он произнес: — Ведь кое-кто уже пытался действовать в одиночку.

— Думаю, что действовать одному — скорее правило, чем исключение.

— Времена изменились, — констатировал Таннер. — Мир стал очень сложным.

— Ничего сложного в управлении яхтой, — ответил я.

— Джон Доусон считает иначе, — напоследок произнес Таннер, и нас разъединили.

Я сидел и смотрел на телефонную трубку, как идиот. Эйфория улетучилась. Я видел цыганские глаза и мертвенно-бледную кожу Рэнди, кинжал в ножнах, висящий на ремне.

Я снял телефонную трубку и набрал номер справочной в Сихэме.

— Я бы хотел узнать адрес кого-нибудь из родственников Алана Бартона, того парня, который недавно утонул.

Судя по голосу, в справочной сидел молодой и неопытный человек. Он дал мне адрес. Через полчаса я уже был на пути к Бристолю, где жили родители Алана.

Глава 24

Монкастер-роуд была расположена в Северном Бристоле и оказалась длинной безликой улицей с тесно прижавшимися друг к другу домами. Серебряный «воксхолл» был припаркован к дому 111. Перед ним у калитки цвело несколько кустиков календулы, а огромная развесистая вишня раскинула свои ветви в саду перед домом. Из окна доносился звук телевизора. Когда я позвонил в колокольчик, он, потрезвонив, резко замолк, и за дверью послышались быстрые шаги.

— Входите, — пригласил мистер Бартон, настороженно вытягивая лысую голову и оглядывая улицу. Это был крепкий толстяк с беспокойным взглядом: по неписаным законам, заведенным обитателями Монкастер-роуд, было слишком позднее время для приема гостей.

Я вошел. Миссис Бартон уже приготовила чай, заранее разложив все на подносе. Там лежали маленькие бисквиты, а стеганый чехол на чайнике был расшит тамбурным швом, должно быть, ее руками. На каминной доске, уставленной латунными горшками и сковородками, стояла фотография Алана, очень довольного, в школьном галстуке и блейзере.

— Мне бы хотелось задать несколько вопросов об Алане, — заговорил я.

— Ну конечно, — просияла миссис Бартон. У нее были такие же озабоченные карие глаза, как и у ее сына. А муж промолчал, раскуривая трубку, только опасливо взглянул на нее.

— Мне интересно, как он начал заниматься парусным спортом, — продолжил я. — Ведь он этим занимался не очень серьезно, правда?

— Нет, конечно нет, — согласилась миссис Бартон.

— У него была такая хорошая работа, — добавил мистер Бартон. — И однажды он пришел домой и сказал, что бросает ее.

— А что это была за работа? — спросил я.

— Он работал в доках, при тамошнем музее. Был слесарем-ремонтником. Паровые двигатели, старые автомобили — он был помешан на технике. Ну, мы думали, это лучше, чем быть механиком в гараже, в конце концов. — Мистер Бартон выдохнул дым.