Затерянный мир Кинтана-Роо - Пессель Мишель - Страница 21

Когда были извлечены свежие (сверхсвежие), а за ними еще не сформировавшиеся яйца, сеньор Месос наполнил шесть литровых бутылок желтовато-розовым черепашьим жиром. Мясо черепахи нарезали полосками и вывесили сушиться на солнце. Панцирь и череп достались птицам. Панцирь черепахи кавамо не представляет ценности в отличие от панцирей мелководных черепах, которые редко встречаются в Кинтана-Роо, но у Кампече, в Мексиканском заливе, водятся во множестве.

Вонючий оранжевый жир черепахи высоко ценится на Юкатане. Индейцы считают его хорошим средством против простуды и многих других болезней.

Около одиннадцати часов, когда солнце уже припекало как следует, мы с сеньором Месосом отправились искать постройки майя, о которых он мне говорил. Сначала несколько миль мы шли по берегу, потом сеньор Месос свернул в джунгли и стал пробивать себе путь мачете. Идти было трудно. Скоро мои ноги сплошь покрылись синяками и ссадинами. Я с трудом продирался сквозь густые заросли, стараясь не отставать ни на шаг от сеньора Месоса, и со страхом думал о змеях. Без сапог я чувствовал себя совершенно беззащитным, утешали меня только голые, как и мои, ноги сеньора Месоса и мысль о драгоценном флаконе антивиперина. Первый раз я шел через джунгли в стороне от проторенных дорог и все время восхищался ловкостью сеньора Месоса. Удивительно, как он ориентируется в этом бесконечном, однообразном зеленом лабиринте? Временами сеньор Месос останавливался, оглядывал все вокруг, словно искал чего-то, а потом, сломав ветку или сделав зарубку на стволе дерева, уверенно шел дальше.

Через час я совершенно выбился из сил, пот лил с меня градом, все тело чесалось от комариных укусов. К счастью, сеньор Месос остановился и приказал мне подождать, пока он осмотрит места поблизости.

— Айа (там)! — воскликнул он через минуту и показал куда-то в сторону.

Ничего, кроме джунглей, я там не увидел, но, когда подошел поближе, сумел различить сероватые очертания стены. Это была стена маленького, совершенно заросшего храма, оплетенного со всех сторон лианами и корнями деревьев. Рядом были остатки строения поменьше, представлявшего теперь лишь груду камней.

Храм сохранился еще довольно хорошо, хотя на его верхушке росло дерево. По моей просьбе сеньор Месос принялся расчищать руины от кустов и лиан. В одном месте из-под листвы вдруг показалось улыбающееся каменное лицо, высеченное на выступающем фризе, который опоясывал всю верхнюю часть здания. Я не мог сдержать своего восторга и стал торопить сеньора Месоса. Когда весь храм был очищен, я обошел его вокруг. На фризе с другой стороны я увидел еще одно каменное украшение, похожее на дракона. На месте глаза у него было большое отверстие в виде кольца. Внутри весь храм был завален камнями, на стенах, на кусках сохранившейся кое-где штукатурки я не увидел никаких следов росписи. Дверной проем был такой же, как в храме Йочака, — скошенные боковые стороны и каменная притолока, отодвинутая в глубь стены. Углубления над входом представляют характерную черту архитектуры майя на побережье. В Чичен-Ице тоже встречаются такие притолоки. К сожалению, пора было уходить, так как сеньор Месос, вовсе не разделявший моих восторгов, уже торопился домой. Я тщательно обследовал все вокруг и сделал снимки, решив вернуться сюда еще раз. У меня не было сомнений, что поблизости должны быть другие сооружения, хотя сеньор Месос и отрицал это.

Обратный путь к берегу занял у нас совсем немного времени, и я понял, что до храма и соседних с ним развалин было всего лишь несколько миль. Правда, туда мы шли очень долго, но ведь нам приходилось с трудом прорубать себе дорогу. Если бы на обратном пути я потерял сеньора Месоса из виду, я наверняка бы заблудился, потому что все его зарубки и отметки были доступны только опытному глазу. Устал я, конечно, смертельно, но был очень доволен нашим походом. В Пуа мы вернулись до заката солнца, так что я успел еще искупаться в море. Самюэля с братом до сих пор дома не было, и это начинало меня беспокоить.

Вечером я попробовал мясо черепахи, очень вкусное, хотя немного жирноватое, и опять поел черепашьих яиц. Отправляясь спать в свою хижину, я прихватил с собой масляную лампу, чтобы можно было взглянуть на карту. Руины, которые мы видели в тот день, на карте обозначены не были, и я с гордостью поставил третью точку. На побережье это место называлось Пуэрто-Чиле. Я использовал название для всех трех построек — одной на берегу и двух в глубине джунглей.

Возможно, все развалины, обнаруженные мной вблизи Пуа, были остатками тех городов, о которых рассказывал капеллан Грихальвы, а может быть, мои находки составляли часть загадочных владений древнего правителя области Шамансаны, вождя индейцев майя, которому продали в рабство двух несчастных испанцев, спасшихся после кораблекрушения в 1511 году. Это были первые испанцы на Юкатане.

Их корабль, идущий из Панамы, погиб на мелях около Ямайки, а двадцать оставшихся в живых матросов на маленькой лодке добрались до Косумеля, куда их отнесло сильными течениями Карибского моря (в наше время то же самое случилось с тремя французскими бандитами с Чертова острова). На Косумеле все испанцы были перебиты, кроме двоих — Херонимо Агиляра и Гонсало, известного впоследствии как Гонсало Герреро. Их продали властителю Шамансаны, жившему где-то на побережье Кинтана-Роо. Восемь лет они были рабами у майя, еще до того как другие испанцы вообще узнали о существовании Юкатана.

Агиляр держался своей веры и очень страдал из-за этого. А Герреро усвоил обычаи страны, подпилил себе зубы, проколол уши и имел много женщин. Когда в 1519 году, через восемь лет после кораблекрушения, Кортес высадился на Косумеле, вождь майя разрешил Агиляру поехать туда и остаться с Кортесом, а Герреро, вполне довольный своей новой жизнью, ехать отказался. Он предпочел остаться на побережье Кинтана-Роо, где впоследствии организовал упорное сопротивление испанским завоевателям и погиб в 1537 году, ведя в бой солдат майя.

Агиляр, владевший языком майя, очень пригодился Кортесу. Однако о жизни обоих испанцев на побережье почти ничего не известно. Что же касается области Шамансаны, то мне очень бы хотелось открыть в конце концов ее действительное местоположение. Вполне возможно, что Герреро жил в Пуа, и, разумеется, он бывал в тех поселениях, развалины которых я теперь обнаружил.

На моей карте где-то между Пуа и Тулумом маленьким треугольничком были отмечены руины Ак, что на языке майя значит «черепаха». И вот я решил, если «Лидия» к завтрашнему утру не вернется; пойти взглянуть на эти развалины. Нет никаких сомнений, что видели их лишь немногие иностранцы.

В десять утра «Лидии» еще не было. Тогда я спросил у сеньоры Месос, где находится Ак. Она ответила, что это кокаль в восьми милях к югу от Пуа и что там на берегу есть дом карлика. Ее удивило мое намерение отправиться в такую даль из-за какой-то маленькой постройки.

— Дороги туда нет, — сказала она. — Надо идти у самого берега по камням и скалам.

Я все же решил пойти в Ак. Делать мне было все равно нечего, а вчерашняя удача укрепляла мое намерение. От сеньора Месоса я узнал, что хозяин Ака живет на Косумеле, а за кокалем смотрит молодой сольтеро (холостяк), по имени Мигель. Он наверняка сможет показать мне, где еще есть развалины.

Целых три часа шел я вдоль пустынного берега. Лишь кое-где по пути мне встречались пеликаны, тройками кружившиеся над водой в поисках рыбы. Через два часа я решил, что заблудился. Уже несколько раз открытые пляжи сменялись труднопроходимыми участками, и просто не верилось, что я еще не одолел восьми милей. Только через час, совершенно измученный, я вышел наконец к широкому заливу, по берегам которого тянулись ряды привычных теперь для моего глаза кокосовых пальм. Вероятно, это и был Ак. Я вошел в рощу и окинул ее взглядом, стараясь найти там хижину, где жил Мигель. Долго искать не пришлось. Как раз на середине залива в море выступала большая плоская скала, отделенная от берега узким проливчиком, — как бы островок. Там стоял миниатюрный храм, а за ним на песке — хижина.