Затерянный мир Кинтана-Роо - Пессель Мишель - Страница 11

К Чичен-Ице вела совершенно прямая дорога, проложенная совсем недавно. Раньше здесь были только пешеходные тропинки, так как майя до сих пор пренебрегают колесным транспортом. За исключением колясок Мериды, вы тут никогда не увидите лошади с повозкой, хотя лошадей и мулов в этом районе немало.

По колкому известняку Юкатана трудно ходить босиком, поэтому древние майя устраивали особые пешеходные дороги, несколько возвышавшиеся над землей. Многие из них сохранились до сих пор. Такая дорога соединяет, например, Ушмаль и Кабах. Говорят, что остатки сак-бе (дорог майя) можно отыскать в лесных зарослях по всему Юкатану.

В Чичен-Ицу автобус пришел в пять часов дня. Около развалин я увидел роскошный отель «Майя-Ленд», который великолепно обслуживал тысячи туристов, ежегодно приезжавших в знаменитый город. Благодаря доктору Альберто Русу я мог остановиться в Кампаменто, это было более подходящее место для моего гамака. Однако сначала я все же отправился в отель, чтобы в последний раз пообедать в нормальной обстановке.

Весь вечер я бродил вокруг гигантских развалин. Чичен-Ица — самый крупный город древних майя на Юкатане, он занимает несколько тысяч акров. Город начал строиться около небольшого сенота, откуда воду можно было доставать без особого труда, Но потом переместился на запад, к огромному круглому сеноту с водой на глубине шестьдесят пять футов. Отвесные стенки сенота производили очень внушительное впечатление. Это был знаменитый жертвенный колодец. Майя, боявшиеся засухи, в засушливое время оказывали особые почести Чакам — богам дождя, обитавшим, как думали жители Чичен-Ицы, на дне этого колодца. Верховные жрецы приносили здесь человеческие жертвы. По свидетельству первых испанских завоевателей, они красили тело жертвы в голубой цвет, увешивали ее драгоценными украшениями из золота и нефрита, торжественно вели к священному колодцу и на рассвете сбрасывали в воду. Чаще всего это были девушки. Если же в жертву приносили молодых мужчин, то, прежде чем бросить их в сенот, им вырезали сердце особым ритуальным ножом из кремня. Заглянув в темные глубины священного колодца, я невольно вздрогнул от ужаса.

Диего де Ланда, знавший об этих жертвоприношениях, писал: «Если на Юкатане есть золото, то его надо искать в священном колодце Чичен-Ицы». Как ни странно, жаждавшие золота испанцы не обратили внимания на эти слова. И только через три столетия, в 1907 году, американец Эдвард Томпсон решил обследовать священный колодец с помощью драги — дело по тем временам совсем нелегкое. Настоящих дорог к развалинам тогда не было, доставлять громоздкое оборудование оказалось очень сложно. Однако все усилия Томпсона были с лихвой вознаграждены. Вместе с костями мужчин и женщин он достал из колодца множество ценных предметов, украшавших некогда жертвы Чаков.

Все эти вещи, вытащенные со дна колодца, известны теперь как сокровища Чичен-Ицы. Там оказалось немало круглых пластинок (нагрудных украшений) из чеканного золота, иногда размером с блюдце, тысячи фигурных подвесок из нефрита и жертвенный кремневый нож с золотой рукояткой. Кроме того, из колодца извлекли целые груды бус, керамических черепков и куски копала — благовония, без которого не обходилась ни одна церемония майя. После Томпсона почему-то никто больше не пробовал исследовать колодец. Однако всего лишь через год после моей экспедиции его проверили еще раз и вытащили со дна новые сокровища[14].

К ночи я вернулся в Кампаменто и при свете мерцающей свечки стал возиться с гамаком под оглушительный вопль тысяч лягушек внутри и вокруг дома. Забравшись в гамак, я уже не смел шевельнуться. Ночь была для меня нелегкой. Из гамака я, правда, не вывалился, но и уснуть не мог. Все долгие ночные часы я лежал без сна под тонкой противомоскитной сеткой и тихонько покачивался в гамаке. Мысли мои перенеслись к далеким временам древних майя, когда вот такое же кваканье лягушек нарушало тишину ночи, сменившей длинный знойный день кровавых жертв у священного колодца. Потом я вспомнил молодого немца, убитого вблизи сенота, и даже привскочил в гамаке, представив вдруг, что уже завтра я буду в Кинтана-Роо и, может быть, тоже во власти безжалостного проводника.

За час до рассвета я вылез из гамака, думая о нем в ту минуту не очень лестно, вышел на улицу и забрался на вершину самой высокой пирамиды Кукулькан. Отсюда можно было увидеть первые лучи восходящего солнца, осветившего верхушки деревьев в бесконечном лесном океане. Я знал, что на востоке расстилаются джунгли Кинтана-Роо и лежит тот неизвестный берег, который мне предстояло вскоре увидеть. Внизу, у основания пирамиды, находился Храм Воинов, к югу от него — необычная для архитектуры майя круглая башня обсерватории, а кругом над деревьями возвышались огромные постройки Чичен-Ицы. Майялуум, земля майя, лежала у моих ног, и я представил, как в эти храмы входят индейцы майя, разговаривая на своем странном языке, а себя самого я вообразил верховным жрецом.

Солнце медленно вышло из-за горизонта, и вдруг верховный жрец опрометью сбежал по крутым каменным ступеням пирамиды — в эту минуту хлынул сильный тропический ливень, который земля впитывала с явным наслаждением. Я стоял и слушал, как барабанит дождь по железной крыше Кампаменто. Мне было грустно. Казалось, что этот дождь послан как проклятие ужасных Чаков, живущих на дне колодца.

Будь я образованным майя, мне бы не пришли на ум такие мысли, потому что дождь, начавшийся на другой день после моего приезда в Чичен-Ицу, вполне согласовался с календарем майя. Не старым календарем, а современным, где применялись методы предсказания погоды древних майя. Календарь печатался в замечательном ежегоднике Юкатана «Альманак эспиносо»[15].

Я помчался к домику сторожа, чтобы посетовать на погоду, но не успел раскрыть рта, как его жена с восторгом воскликнула:

— «Эспиносо» опять не ошибся!

Проклятый «Эспиносо», ведь у меня даже не было с собой плаща! Я вышел и сквозь струи дождя в последний раз оглядел развалины, в особенности высокую пирамиду, удивительным образом построенную поверх другой пирамиды. Внутри у нее есть тайный ход, ведущий в маленькую комнату. Там возвышается трон с изображением красного пятнистого ягуара.

Вскоре подошел автобус, и я уехал в Вальядолид, где рассчитывал приобрести какую-нибудь обувь.

Как только автобус остановился на площади Вальядолида, ко мне с хохотом и криками подбежала целая орава мальчишек, а потом к ним присоединились и взрослые мужчины. Очевидно, причиной такого шумного веселья была моя борода. И в самом деле, короткая щетина, отросшая на моей физиономии за несколько дней, придавала мне довольно смешной и нелепый вид. Однако меня вовсе не радовало все это оживление. Наоборот, я был напуган и опасался, как бы у меня не стащили вещи. Бегая по городу в поисках обуви, я таскал за собой весь свой багаж. Но, как я уже говорил, ноги мои, вполне нормального для европейца размера, для майя были просто чудовищными, и вскоре не только моя борода, но и мои злосчастные конечности стали объектом всеобщих насмешек.

Смех этот просто вымел меня из Вальядолида. По крайней мере мне так казалось, и потом я еще очень долго вспоминал об этом случае с неприятным чувством.

К Пуэрто-Хуаресу вела довольно узкая грунтовая дорога. С каждой остановкой пассажиров в автобусе оставалось все меньше, джунгли становились все выше, а селения попадались реже и реже. Это были уже маленькие деревушки без церквей, всего лишь горстка убогих, обветшалых хижин майя на расчищенных у дороги полянках, наполовину вновь отвоеванных джунглями. Здесь мне впервые пришлось узнать, что солнце может так же угнетать человека, как и дождь. Это был настоящий тропический лес, мокрый от утреннего ливня и прогретый полуденным солнцем. Даже под деревьями нельзя было найти прохлады, а все вокруг казалось сплошной гниющей массой листвы, пальм и лиан.

Теперь в автобусе мы оставались только вдвоем с шофером и целый час катили без остановок. Дорога бесконечной лентой тянулась между двумя стенами густой зелени.