Двенадцать подвигов Рабин Гута - Лютый Алексей - Страница 51

К тому времени, когда суета, связанная с торжественной доставкой омоновца к месту празднества, улеглась, из своего жилища выбрался Хирон и торжественно прошествовал на главную площадь. Старый гигант успел принарядиться к торжеству, нацепив на шею толстенную золотую цепь и взяв в руки не менее массивную булаву. Его сопровождали Гомер и четверо молодых кентавров, двое из которых шествовали рядом со старейшиной, неся в руках массивные копья, а остальные члены свиты волокли на спине бурдюки с вином. Зрелище последних и послужило главным успокоительным средством разбушевавшегося Ивана. Плотоядно облизнувшись, омоновец наконец позволил усадить себя на одно из почетных мест.

Вскоре всем ментам представился шанс убедиться в том, что во все времена и в любых вселенных одна попойка мало отличается от другой. Парнокопытные монстры пили точно так же, как и люди. За одним исключением – у них не было стульев. Ментам бы тоже пришлось поглощать пищу и алкоголь стоя, но гостеприимные кентавры предложили им свои спины в качестве сидений. Этим воспользовались все, за исключением Попова. Андрюша, так и не сумевший перебороть свое отвращение ко всем созданиям, имеющим копыта, предпочел сидеть прямо на столе, лишь бы не залезать на спину кентавру. Впрочем, он ничего от этого не прогадал, поскольку благодаря такой позиции оказался ближе всех и к выпивке, и к закуске, соответственно.

Пир продолжался довольно долго. Было все, как положено: торжественные тосты и приветственные речи вначале, бестолковая болтовня и споры в середине и падение пьяных особей под стол в конце. Правда, на удивление Жомова, кентавры оказались более стойкими к выпивке, чем эллины, но с ментами им было не тягаться. К тому моменту, когда над поселением появились первые звезды, на ногах держалось не более пяти парнокопытных мутантов, все доблестные милиционеры, соответственно, а также непьющие Горыныч и Немертея.

Жомов разочарованно потряс последний, почти пустой, бурдюк с вином и осмотрелся по сторонам, выискивая, кого бы послать за выпивкой. Единственным, кто попался ему на глаза, был Геракл, выбравшийся из пещеры и сонно потягивающийся прямо перед входом. Ваня помахал ему рукой и свистнул так, что один из пьяных кентавров подскочил с земли и бросился бежать, видимо, приняв свист омоновца за сигнал тревоги. Правда, умчался он недалеко – встретился лбом с ближайшей стеной и, поцеловав ее, успокоился до утра. Жомов не обратил на этот забег никакого внимания.

– Геракл, захвати там, в кладовой у Хирона, пару бурдюков с вином и тащи их сюда, – зычно приказал Жомов, и сын Зевса тут же скрылся в пещере, торопясь исполнить просьбу.

– Вот сейчас и проверим, что ты за дохтур, – заплетающимся языком проговорил Рабинович Хирону, глядя одновременно и на него, и на приближающегося Геракла. – Ну-ка, чувак, скажи мне, кто твой родитель?!

– Он, – ответил полубог и ткнул пальцем в сторону Жомова. – А вы разве не знаете?

– Не по-онял! – заревел Сеня и, отстегивая дубинку от пояса, повернулся к Хирону. – Что за ерунда?

– Подождите секунду, – взмолился тот. – Геракл еще толком не проснулся. Сейчас он выпьет с нами, и все будет хорошо.

– Ну-ну, – буркнул Рабинович и, кивнув в сторону принесенных бурдюков, потребовал от сына Зевса:

– Пей.

Тот вопросительно посмотрел на Жомова, ожидая подтверждения. Ваня кивнул головой, разрешая, и Геракл тут же приложился к бурдюку, едва не осушив его наполовину. Удивленный омоновец едва успел вырвать емкость с алкоголем из рук полубога и потряс ее около уха, пытаясь определить, сколько же там осталось. Разочарованно вздохнув, он хотел заорать на Геракла, но тут с сыном Зевса вдруг стали твориться странные вещи.

Сначала Геракл бешено затряс головой, губами издавая при этом звук работающего миксера. Затем он закружился на одном месте, словно контуженый бегемот на соревнованиях по фигурному катанию. Все присутствующие застыли, удивленно глядя на метаморфозы, происходящие с Гераклом, а тот, прекратив крутиться, подпрыгнул в воздух на три метра, испустив при этом клич подстреленного в пятую точку индейца апача. Едва опустившись на землю, сын Зевса схватил копье одного из телохранителей Хирона и наперевес с ним бросился к своему учителю.

Полупьяный Хирон совершенно неожиданно для всех проявил чудеса ловкости и успел отскочить в сторону. Геракл с разбега налетел на стол и всей своей массой опрокинул его на землю. Копье при этом обломилось, оставив в руках взбесившегося сына Зевса лишь тяжелое древко. Однако препятствием это не стало. Геракл, перехватив дубину поудобнее, принялся налево и направо дубасить кентавров, вповалку лежавших рядом с опрокинутым столом.

– Остановите его! – завопил Хирон и тут же едва сумел увернуться от удара тяжелым древком.

– Правильно. Мочи их, братан, – радостно поддержал ученика Жомов и влепил дубинкой по маковке ближайшего кентавра. Тот хрюкнул и по-пластунски пополз куда-то в темноту.

– Ты-то хоть не лезь, – осадил его Рабинович. – Сами отравили Геракла, пусть теперь сами и разбираются, – но тут же изменил свое мнение, поскольку Немертея истеричным криком потребовала прекратить побоище. – Ладно, Ваня. Давай тормознем этого маньяка с дубьем.

Впрочем, сделать это оказалось не так просто. Геракл, совершенно ошалевший то ли от зелья Хирона, то ли от выпитого после него вина, оказался просто неудержим. Он легко уворачивался от пьяных ментов, успевая попутно потчевать дубинкой попадавшихся под руку кентавров. Те, совершенно не понимая, что происходит, решили, что на поселение напала огромная банда аресовцев, и бежали кто куда мог.

Несчастный Хирон, видя, как любимый ученик гоняет по площади любимых подчиненных, заламывал руки и истошно вопил, не пытаясь при этом вмешаться в побоище. Рабинович и Жомов, кроя его матом, гонялись за Гераклом. Ленивый Андрюша восседал на столе, изредка корректируя траектории возможного перехвата взбесившегося полубога. А когда ему надоела вся эта суета, просто сложил ладони рупором и рявкнул, направив всю силу своей звуковой волны в сторону озверевшего Геракла:

– Лежать, урод!

Большего и не требовалось. Сын Зевса оказался сбит с ног мощнейшими поповскими децибелами и покатился по земле. Сеня одним прыжком настиг его и попытался утихомирить, заломив руки за спину. Правда, сделать это оказалось не так уж просто. У выпившего Геракла невесть откуда отыскались излишки сил, и он непременно сбросил бы с себя Рабиновича, если бы не подоспел Ваня. Вдвоем им удалось нейтрализовать взбесившегося сына Зевса и нацепить на него наручники. Геракл мгновенно успокоился и неожиданно для всех заплакал.

– Вот, всегда так, – недовольно буркнул Жомов, поднимаясь с земли. – Буянят, как идиоты, а стоит их арестовать, сразу реветь начинают. Тьфу! – и повернулся к Хирону, который продолжал завывать, заламывая себе руки. – Ты чего скулишь, баран мериногий? Чего ты в вино подсыпал? ЛСД?

– Ох, беда на мою седую голову! – продолжал вопить тот, не обращая ни на кого внимания. – Ох, не нужно мне было брать подарка Диониса! Ох, что же теперича будет?

– Заткнись! – рявкнул на него Рабинович, и Хирон послушался. – При чем тут Дионис этот гребаный?

Вместо кентавра Сене почему-то ответил Гомер. До этого спокойно, в виде трупа, валявшийся чуть в стороне от эпицентра событий, он вдруг поднял голову и совершенно трезвым голосом изрек:

– Бойтесь, менты, коммерсантов, дары приносящих, ибо нечисты их помыслы вечно. Если паленой водярой они не отравят, то прокурору ведь тут же доложат о том, что берете вы взятки частенько.

– Ты еще поговори, оракул пьяный, – рявкнул на него Рабинович, и послушный поэт тут же уронил голову обратно в пыль, а Сеня повернулся к Хирону. – Я тебя, кажется, спросил, чего это ты во все дыры Диониса пихаешь?

– Я бы его пихнул во все дыры, – горестно вздохнул старый кентавр, но продолжать фразу не стал, обреченно махнув рукой.

Хирон еще раз вздохнул и попытался объяснить ментам, что же пару минут назад произошло с Гераклом. Оказывается, за несколько дней до исчезновения Зевса двое кентавров – Силем, лучший друг Хирона, и Мелина – играли свадьбу, и был на этом пиршестве Дионис. Он-то и преподнес в подарок молодым вина собственного изготовления. Однако подарок передал не Силему, а Хирону, чтобы тот разделил его в соответствии с обычаями племени кентавров, а тот пожадничал. Только унюхав, какой у Дионисова вина чудесный аромат, он решил его спрятать, так сказать, для личного пользования. Так бы и хлестал его Хирон по маленькой рюмочке в день, не отыщи вино Геракл.