Двенадцать подвигов Рабин Гута - Лютый Алексей - Страница 45

Двухметровые мутанты такой наглости с моей стороны, естественно, не ожидали. По сравнению с ними я был, словно кот рядом с сенбернаром, но зато та-акой наглый!.. В общем, кентавры ошалели, а я прошел сквозь их строй, как нож сквозь масло. Покусанные за бока и бабки человеколошади шарахнулись от меня в разные стороны, явно ожидая появления следом за мной нового, более многочисленного отряда ненавистных им коварных людишек. Они переключили свое внимание на опушку леса, а мне больше ничего и не требовалось!

Пропустив меня к колеснице, кентавры вынуждены были сбиться в две плотные группы, и теперь Горыныч без опасения подпалить остатки волос на лысой макушке Попова мог пройтись на бреющем полете прямо над головами этих генетических ошибок природы. Что он и сделал.

Конечно, приготовлением на ужин жареной конины Ахтармерз заниматься не собирался. Именно поэтому он включил свои сероводородные горелки не на полную мощность, и результатом его атаки была лишь полная потеря волосяного покрова у половины парнокопытных агрессоров да дикий ужас, заблестевший в их глазах.

Горыныч плавно развернулся в воздухе, собираясь произвести термическую стрижку и бритье у оставшейся части мутировавших лошадей, но этого не потребовалось. Увидев, что кентавры прекратили атаку на колесницу, Ваня с моим Сеней дали новый залп по бандитам. Этот подлый поступок окончательно переполнил чашу терпения бесчинствующей таможенной службы. Забыв о пошлинах, которые кентавры собирались с нас брать, эти уроды с дикими воплями кинулись в лес, стремясь укрыться от праведного гнева сотрудников российской милиции. Я, естественно, поспешил кентаврам помочь и своими укусами их филейных частей заметно прибавил мутантам скорости. После этой моей нехитрой манипуляции кентавры ломанулись прочь так, что через пару минут даже их криков в окрестностях слышно не было.

– Так, мужики, теперь путь свободен, – усмехнулся Попов так, словно это он в одиночку расправился с бандой оголтелых парнокопытных расистов. – Предлагаю перекусить в честь успешного завершения операции, а уже затем попробовать разобраться с этим проклятым входом.

Услышав такое, я едва собственным языком не подавился. О каком отдыхе и обеде может идти речь, когда даже слепому котенку ясно, что ущелье нам нужно проскакивать как можно быстрее?! Ну, вы сами посудите! Горыныч говорил, что на удержание входа в ПМП требуется затратить массу энергии, из чего следует, что удерживать эти проклятые врата долго никто не может. Получается, что время нашего появления в лощине было строго рассчитано, и эти парнокопытные хмыри оказались на дороге совсем не случайно. Вот и выходит, что в нашей ситуации есть только два выхода: либо мчаться через ущелье сломя голову, либо сидеть и ждать, пока наш неведомый враг придумает еще какую-нибудь пакость… К счастью, это понял не я один.

– Не хочу вас обидеть, но боюсь, что такой поступок был бы крайне неразумен, – едва услышав предложение Попова, нараспев проговорила Немертея. – Мне кажется, нам следует побыстрее уехать из этого места и пройти это страшное ущелье.

– В натуре, Андрюха, сколько можно жрать? – поддержал ее Жомов. – Пока ты брюхо будешь набивать, эта зеленая малявка одна за нас впрягаться будет?

– А у тебя никак родительский инстинкт проснулся? – ехидно поинтересовался Попов и тут же осекся, поймав на себе гневные взгляды трех пар глаз – Немертеи, Жомова и Рабиновича.

– Кому тошно, а попу в мошно, – это уже мой Сеня. – У Андрюхи не мозги, а с гвоздями пироги!

– А может быть, действительно сначала поедим? – вступился за сэнсэя Гомер. – Мало ли что нас может ждать впереди?

– Ты еще поговори мне, абориген нечесаный, – оборвал его Рабинович. – С Сократом дискутировать будешь, а сейчас заткнись. Все, трогаемся! Мурзик, рядом.

Ну, естественно! Без этого его светлость обойтись не может. Нужно же показать всем, кто в доме хозяин. Ну и на ком, кроме как на мне, это делать? Вот и получается, что я для Сени только демонстрационный материал. А друга во мне он и не видит!..

В общем, облаял я хозяина, как умел, повернулся к колеснице спиной и, игнорируя оклики, устремился в ущелье, опережая наш маленький караван.

Скачка была просто бешеной. Мы с Жомовым немного оторвались от остальных, составив смешанный человеко-собако-конный авангард, и были готовы в случае появления врат на дороге тут же любыми способами остановить колесницу. Следом мчалась двухколесная античная повозка, где роль возницы исполнял Гомер, с дикими воплями нахлестывавший лошадей. Ну а замыкал пелетон мой Сеня, старательно уворачивавшийся от связок кустарника, которые выкидывали из колесницы Немертея с Андрюшей, стремившиеся уменьшить вес повозки. Геракл тем временем выполнял роль милицейской сирены. Он вцепился обоими клешнями в борт нашего гужевого транспорта и жутко визжал, изредка перемежая завывания выкриками типа: «Папочка, отпусти меня, я больше не буду в чашку Аполлона писать!»

В общем, зрелище было еще похлеще, чем культпоход пьяных десантников в парк Горького в день ВДВ. Грохот, вопли, пыль столбом и все прочие атрибуты. Разве что песен не было. Гомер попробовал один раз что-то провыть из избранного, но Сеня на полном скаку ему так по затылку заехал, что новоявленная поп-звезда едва не вылетела из колесницы прямо на спины лошадям. После этого Немертея так укоризненно посмотрела на Рабиновича, что тот, понурив голову, вновь пристроился в хвосте процессии и больше вперед не вырывался.

Впрочем, разбираться в тонкостях взаимоотношений между членами нашей экспедиции мне было некогда, поскольку больше приходилось смотреть на дорогу, чтобы, не дай бог, не вылететь на одном из крутых поворотов и не найти свой последний собачий приют где-нибудь на дне пропасти.

К счастью для Рабиновича (а что бы он один без меня делал?!), я был достаточно бдителен и сумел удержаться на трассе до того самого корявого деревца, возле которого во время нашей первой попытки прорыва и стояли врата в преисподнюю. Честно скажу, я немного струсил и, выскакивая из-за последнего поворота, слегка замедлил бег. Но, увидев перед собой совершенно чистое от всяких магических глюков пространство, не смог удержаться от радостного лая и вдвое ускорил бег. Проскочив то место, где прошлый раз висела шевелящаяся черная дыра, я остановился и посмотрел по сторонам, выискивая Мелию… Не поверите! Не найдя и признаков присутствия маленькой дриады, я почувствовал настоящее сожаление, но тут же отогнал его прочь. Вперед, Мурзик. Тебя ждут великие дела!

Я собрался броситься дальше, однако не тут-то было. Ваня Жомов, видимо, не желавший закончить свое путешествие в качестве начинки для стен параллельных вселенных, словно автолюбитель – жезл гаишника, воспринял мою короткую заминку как знак к немедленной остановке. Он так резко нажал на тормоза своего парнокопытного «харлея», что едва не вылетел из седла через руль. То есть через лошадиную голову с вытаращенными от удивления глазами.

Удержаться на спине кобылы Жомову удалось. Как и лошади – остановиться. Она застыла посреди узкой горной дороги и истошно завопила, покрывая неаккуратного жокея своим лошадиным матом. Ваня, словно Илья Муромец, поднес ладонь ко лбу, пытаясь высмотреть где-то вдали надуманную угрозу, и я невольно залюбовался им. Вот с кого памятник Петру Первому лепить нужно было. Прямо хоть кайло в зубы бери и статую из мрамора начинай выдалбливать! Вот только мои творческие настроения продолжались недолго.

Гомер, лихо правивший колесницей, по нашим дорогам не ездил и с сотрудниками ГИБДД не был знаком. Со мной на задержание ему ходить тоже не приходилось, поэтому в том, что огромная собака вдруг застыла посреди дороги, ничего предостерегающего он не увидел и, естественно, притормаживать колесницу не стал. А когда на дороге вместе со мной застыл и Жомов, тормозить античный катафалк было уже поздно. Единственное, что мог предпринять Гомер в сложившейся ситуации, это объехать статую Вани сбоку. Естественно, не с той стороны, где обочина дороги плавно переходила в бездонную пропасть. Ну, а с другой стороны стоял я!