Двенадцать подвигов Рабин Гута - Лютый Алексей - Страница 23

– Решено. Забираемся сюда, – вынес приговор Сеня. – Ваня, займитесь с Гомером дровами, а мы спрячем где-нибудь лошадей и поднимем наверх вещи.

Был бы на месте Жомова Андрюша Попов, он бы непременно начал брюзжать, выискивая себе занятие полегче. Но Ваня – парень детдомовский. Работы в жизни, до того как попал в милицию, он перепробовал много всякой-разной и не привык отлынивать. Молча кивнув, омоновец слегка подтолкнул вперед зазевавшегося греческого поэта и отправился вниз по склону в поисках сухого валежника. Рабинович поспешил следом, торопясь побыстрее разгрузить колесницу и спрятать где-нибудь в кустах лошадей, поскольку затащить этих кляч на горную кручу, да еще в темноте, совершенно не представлялось возможным.

Попов, естественно, начал ворчать по поводу того, что нормальные люди уже спят давно в теплых постелях и лишь он мотается бог знает где, да еще и вынужден по горам лазить с баулом на плече, будто горный вьючный козел. Сеня терпел его стоны ровно до тех пор, пока Андрюша не начал утробно-заунывным голосом акцентировать внимание пролетавших мимо сов и летучих мышей, указывая, кто именно вынуждает его вести столь тяжелый образ жизни.

– Попов, ты не горный козел, – оборвал стенания друга Рабинович. Андрюша настороженно застыл с мешком в руках. – Запомни раз и навсегда, что ты эксперт-криминалист нашего родного отдела внутренних дел, временно откомандированный на спасение вселенной. А это значит… – Попов разомлел, а Сеня вдруг рявкнул: – А это значит, что ты хуже горного козла! Ты хуже даже простого деревенского козла, и будешь сейчас совсем плох, если не заткнешь свою пасть и не займешься делом!

– Сам ты психованый, – выдохнул Андрей и, взвалив себе на спину сразу два мешка, потащил их в гору. – Тебя в гаишники переводить нужно.

Для нормального мента такое предложение, конечно, было неприкрытым оскорблением, но Сеня благоразумно решил сделать вид, что ничего не слышал. Он посчитал, что пока Попов хоть что-то делает, его лучше не тревожить, поскольку в противном случае ворчливый криминалист мог бы просто объявить сидячую забастовку. Плюнув вслед довольно ухмыляющемуся Попову, Рабинович приказал Гераклу спрятать где-нибудь лошадей и покормить их, а сам, подхватив с земли мешок с припасами, пошел наверх, к пещере.

Примерно через полчаса, когда над горами окончательно стемнело, перед входом в пещеру полыхал маленький, но жаркий костерок, на котором Попов разогревал жаркое. Мешки с припасами и вином были свалены в углу пещерки, а на ее полу практичный Жомов соорудил настил из веток, на котором путешественникам и предстояло провести ночь. Около огня собрались почти все члены героической экспедиции к вершинам Олимпа. Не хватало только Мурзика, да и Геракл еще не вернулся. Гомер сидел в сторонке, опасливо косясь на костерок.

– Слушайте, а вам не кажется, что этот огонь покажет разбойникам, где мы находимся, – кивнув в сторону леса, проговорил он.

– Это было бы хорошо, – хрустнув костяшками пальцев, счастливо оскалился Жомов. – Пусть придут. А то я сегодня что-то слабовато размялся.

– О, удивись же, Эллада, доблести Вани-героя, – восхищенно пробормотал себе под нос поэт. – В битву всегда он стремится, сон позабыв и усталость. Пусть же завидуют боги! Силой он равен титану…

– Слушай ты, урод, – обидевшись, перебил его Жомов. – Если ты еще раз меня с этим водонагревательным прибором сравнишь, я тебе ухо откушу!

– Лучше глаз выдави, – меланхолично посоветовал Рабинович.

Попов хмыкнул, а Гомер, опасливо посмотрев на российских милиционеров, отодвинулся от них подальше. За свою недолгую практику общения с ними античный поэт уже успел понять, что с ментами лучше не связываться, и благоразумно предпочел заткнуться. А Жомов, тут же забыв о его существовании, посмотрел по сторонам.

– И где мой курсант? – удивленно спросил он пустоту, а затем рявкнул во всю сержантскую глотку: – Геракл, строиться на вечернюю поверку!

Попов прыснул в кулак, представив, как простодушно доверившийся истязателю греческий полубог начинает рассчитываться на первый-второй. Сеня, кивнув головой в сторону омоновца, покрутил пальцем у виска, но Иван ничего этого не заметил. Он подождал пару секунд, напряженно вглядываясь в темноту. А когда собрался воззвать к чувству дисциплины своего подопечного еще раз, пригрозив тремя нарядами вне очереди, запыхавшийся Геракл взобрался на скалу и вытянулся перед своим сэнсэем в струнку. Жомов самодовольно улыбнулся и приготовился отчитать подопечного за излишнюю медлительность, но в этот момент где-то внизу, у леса, зашелся истошным лаем Мурзик. Рабинович вскочил, отстегивая от пояса дубинку.

– Что за ерунда? – удивленно поинтересовался он.

– Сейчас проверим, – процедил сквозь зубы Жомов и также приготовил свое орудие труда. То бишь кулаки и «демократизатор».

Иван с Сеней в сопровождении Геракла, обнажившего меч, сделали пару шагов к спуску с уступа, но дальше пройти не смогли – Мурзик вылетел им навстречу. Пес, увидев вооружившихся друзей, радостно гавкнул, а затем развернулся к спуску вниз и угрожающе зарычал. Жомов с Рабиновичем приняли боевые стойки, приготовившись отразить нападение неизвестного бандформирования, но вместо кучки разъяренных греческих моджахедов над краем уступа показалась сначала голова, а затем плечи совершенно невообразимого гиганта. Моргнув единственным глазом, почему-то размещенным прямо во лбу, уродец широко раскрыл пасть, из которой на друзей пахнуло ароматом общественного туалета.

– Вот, блин, что тут такое! – радостно провозвестил гигант. – У меня, е-мое, оказывается, гости. А я иду, вижу огонь и думаю, блин, опять плиту выключить забыл!

После этих слов гигант полностью вылез на уступ. Росту он оказался действительно не маленького, примерно два тридцать, но был отнюдь не так велик, как сначала показалось друзьям. Видимо, природа, делая проект этого странного создания, не учла острый дефицит сырья. Голова и торс уродца были огромны, соответствуя примерно пятиметровому великану, а вот все, что располагалось ниже, явно страдало дистрофией. В итоге у природы получился эдакий древнегреческий мутировавший рахит. Вдобавок ко всему, уродец оказался лыс, как колено. Жомов удивленно посмотрел на него.

– Из какого зоопарка эта облученная горилла сбежала? – поинтересовался он у Сени.

– Явно не из нашего, – фыркнул Рабинович и повернулся к Гераклу: – Это что за чучело такое?

– Циклоп, – обреченно вздохнул полубог. – Отойдите в сторонку. Я с ним сам разберусь.

– Может, тебе помочь? – Жомов недоверчиво посмотрел на мускулы своего подопечного.

– Не положено, – отрезал Геракл. – В мои обязанности входит борьба со всякими чудовищами, и я должен это делать один.

– Нет, мента из него не выйдет, – повернувшись к Сене, тяжело вздохнул омоновец.

А Геракл, больше не обращая внимания на своих спутников, засунул меч в ножны и принял стойку боевого самбо, паре приемов из которого успел обучить полубога Ваня. Сам сэнсэй вместе с Рабиновичем отошел чуть в сторонку, чтобы не мешать Гераклу совершать подвиг. Циклоп удивленно следил за ними.

– Мужики, вы совсем озверели, что ли? Меня домой не пускаете, – возмущенно проговорил он. – Это моя квартира, и я в ней живу. Если хотите, могу паспорт с пропиской показать…

В ответ на эти слова Жомов с Рабиновичем почти одновременно скептически кивнули головами, а Геракл начал прыгать перед уродцем, словно бешеная лягушка, размахивая и руками и ногами одновременно. Пару раз он почти достал циклопа ударом по подбородку, но уродец каждый раз уклонялся, чуть отступая назад. Полубог осознал тщетность своих усилий и, тяжело дыша, остановился.

– Нет, без меча ничего не получится, – горестно вздохнул он, обнажил оружие и меланхолично пригрозил циклопу: – Я сейчас отправлю тебя в преисподню, титанов выродок.

– Да-а, – покачал головой Жомов. – Ругаться его тоже придется научить.

– А вот этого не надо, – вкрадчиво посоветовал Рабинович.