Дорога в Рим - Кейн Бен - Страница 39

Юноша стиснул зубы. Митра! Пусть стражник смотрит на зверя с Петронием! Иначе конец!

На двадцатом шаге Ромул рискнул поднять взгляд: беспечный стражник, увлеченный действом, по-прежнему держал копье острием вниз. Приближения Ромула он не видел. Митра, помоги! — вновь взмолился юноша. На следующем шаге он пружинисто подпрыгнул, обеими руками вцепился в копейное древко и рванул его вниз. Стражник с удивленным воплем вылетел на арену вслед за копьем и, неловко приземлившись, воззрился на наконечник, уставленный ему прямо в грудь. Нащупать меч он даже не пытался.

— Сиди и не дергайся! — рыкнул на него Ромул и устремился на помощь Петронию.

Вслед ему летели злобные вопли стражников и восклицания зрителей. Копья и стрелы наверняка не замедлят посыпаться, но происходящее перед глазами было еще хуже: носорог успел ударить Петрония под ребра. Ветеран, пока удержавшийся на ногах, захромал и, прижимая ладонь к боку, другой рукой сжал стрелу — единственное и уже бесполезное оружие. Носорог несся за ним по пятам.

Ромул прикинул расстояние — шагов тридцать, не меньше. Если бросить копье, зверя даже не ранишь. А не бросить — Петронию не выжить.

Юноша, замедлив шаг, прицелился зверю в плечо, покрытое жесткой шкурой, и метнул копье — изо всех сил пущенное вперед и вверх, оно взвилось в воздух, и Ромул на миг встретился глазами с Петронием. Ветеран чуть заметно улыбнулся, во взгляде мелькнули и гордость за удавшуюся задумку Ромула, и восхищение его силой и мужеством, и братское уважение к товарищу по оружию.

Копье, стремительно снизившись, ударило зверя острием между лопаток — и, скользнув по толстой шкуре, отскочило прочь.

— Не-е-ет! — не сдержался Ромул.

Зверь ударил Петрония в спину, ветерана подняло в воздух, и окровавленный рог, пронзив тело насквозь, показался под грудиной. Петроний, насаженный на рог, как дикий вепрь на охотничье копье, отчаянно закричал и попытался освободиться, однако чудище, не опуская головы, с легкостью мотало его из стороны в сторону.

Взбудораженная толпа разом взвыла, откуда-то донеслись воинские команды.

На Ромула нахлынуло отчаяние, он на миг замер. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что его почему-то еще не убили.

Носорог, тряхнув головой, сбросил Петрония на землю и отступил на шаг, готовясь раздробить его в кровавое месиво, как вдруг заметил Ромула. Ударив в землю мощной ногой, монстр злобно взревел — и, не глядя больше на Петрония, нацелился на новую жертву.

Вот и все, — пронеслось в голове юноши. До копья, отскочившего далеко за спину зверя, теперь было не дотянуться, маневр оказался неудачным, смерти не избежать…

Несмотря на кровавую рану в животе, из которой торчали изорванные петли кишок, посеревший лицом Петроний нашел силы приподняться.

— Ты, рогатая тварь! — крикнул он окровавленным ртом. — Вернись!

Как и надеялся ветеран, носорог тут же забыл о Ромуле и, взревев, вновь обернулся к Петронию.

Юноша перевел дух. Даже умирая, Петроний старался выиграть для него время — таким подарком нельзя пренебречь. Пока носорог гвоздил тяжелой головой распластанное тело ветерана, Ромул схватил копье — охотничье, с длинным тяжелым древком и листовидным железным наконечником, пригодным для расправы со львом или кабаном. Неизвестно, правда, выдержит ли оно бой с нынешним монстром, убийцей Петрония. Что ветеран убит — Ромул не сомневался: носорог уже несколько раз обрушил тяжелую морду на искромсанное тело и единственный хриплый стон, раздавшийся после первого удара, давно смолк.

Что-то заставило Ромула взглянуть на ближайших зрителей — и он с удивлением обнаружил, что стоит прямо под главной ложей, в двадцати шагах от самого Юлия Цезаря, который с явным интересом наблюдал за действом. Стражи, толпящиеся вокруг правителя с оружием наготове, даже не делали попыток целить в Ромула — и юноша потрясенно понял, что ему позволено сражаться дальше. Переведя взгляд обратно на зверя, Ромул поморщился: с Петронием все кончено, тело превратилось в бесформенную груду кровавых лоскутов.

Животное не замечало Ромула, и он, не шевельнув ни единым мускулом, ждал, чем все кончится.

Громко фыркнув широкими ноздрями, носорог двинулся прочь.

Он и вправду плохо видит, потрясенно понял Ромул, перед которым вдруг забрезжила призрачная надежда. Может, удастся прикончить злобную тварь? Но куда целить? Шкура у зверя толще легионерской кольчуги, ударом в спину или даже в живот его не убьешь и даже сильно не ранишь — носорог все равно будет метаться, стараясь затоптать обидчика или поддеть его рогом. Бить в костистую голову тоже бесполезно, шея закрыта плотными мускулами. Если только попасть в сердце…

Носорог по-прежнему шагал прочь, и нетерпеливые зрители принялись забрасывать его чем попало, чтобы он обернулся к жертве. Зверь от этого только рассвирепел и быстрее затрусил к дальнему краю арены.

Ромул шагнул вперед. Затем еще. Каждый шаг давался все легче, однако путь лежал мимо растерзанного тела Петрония, и Ромул, не в силах удержаться, взглянул на друга. Окровавленного лица было не узнать, и юношу захлестнуло волной отвращения и ярости: лучший друг, преданный товарищ — и такая мучительная гибель! Неужели оставить его неотомщенным? Пощадить гнусное чудище? Ромул, остановившись, решительно перехватил копье обеими руками и отступил назад, к дощатому ограждению у края арены. В голове его зародился отчаянный план.

Публика, видя его отступление, вновь разразилась насмешками, которые тут же стихли, как только Ромул крикнул вслед твари:

— Вернись! Я здесь!

Носорог услышал призыв и, развернувшись удивительно легко для такой огромной туши, поднял голову и грозно заревел. При виде окровавленного переднего рога Ромула пробрал страх: скоро и его кровь смешается там с кровью Петрония… А может, и нет. На все воля богов. Конец — какой бы то ни было — уже приближался, и Ромула это только радовало.

Юноша наткнулся лопатками на теплую дощатую стену и остановился. Покрепче уперев ноги в землю, он не сводил глаз с носорога, который явно готовился напасть — рыл ногой песок, прижимал уши, фыркал. Наконец, качнув головой, зверь устремился вперед, на ходу набирая скорость.

Заскучавшая было публика разразилась радостным улюлюканьем: наконец-то этого идиота расплющат о стену — и тогда-то начнутся вожделенные гладиаторские бои!

Ромул, хоть и исполненный ужаса, стоял на месте. Бежать все равно некуда, а сейчас он хотя бы вооружен и способен защищаться — прежде чем попадет в Элизиум. Сердце неистово билось, в памяти мелькали те, кого Ромул любил: мать, Фабиола, Юба, Бренн, Тарквиний, верный Петроний. Из них он уверенно числил в живых одну лишь Фабиолу — пусть боги даруют ей благополучие и счастье. Уж встречи с сестрой ему точно не миновать, хотя бы и в Элизиуме.

Воспоминания придали ему сил, осталось лишь довершить задуманное — и он отбросил копье так, чтобы оно легло справа, наконечником к его ногам.

Среди зрителей послышались недоверчивые смешки, кто-то крикнул: «Что, раздумал биться?»

Земля уже гудела от носорожьего топота, надвигающаяся туша словно росла на глазах — и все существо Ромула вопило, что надо сбежать, спрятаться, отпрыгнуть в сторону. Сердце рвалось из груди, однако юноша не сходил с места: двинешься раньше срока — зверь успеет свернуть вслед, промедлишь — вдавит тебя в стену.

Весь мир сосредоточился для Ромула в одной линии — по которой несся на него разъяренный носорог. Мускулы от напряжения закаменели так, что Ромул не знал, сумеет ли прыгнуть, когда придет срок. Митра, дай мне смелости! — вновь воззвал он. В памяти мелькнула фигура Бренна, стоящего напротив боевого слона, затем последний жест Петрония, отвлекающего на себя носорога — и Ромул поморщился. Довольно. Сейчас непобедимый монстр в бронированной шкуре ударит в стену, и тогда все разрешится — так или иначе.

Выждав мгновение, когда зверь окажется от него в трех шагах, юноша прыгнул в сторону.

Тут же раздался оглушительный треск: зверь с размаху врезался в толстую деревянную стену, так что передняя часть головы вместе с рогом пробила доски и застряла в отверстии. В спину Ромулу, упавшему лицом на землю, полетели щепки, в рот набился песок с арены. Где-то сзади ревел взбесившийся носорог, пытаясь вытащить голову из ловушки, гулкий рык эхом отдавался от деревянной стены, расшатываемой мощным телом. Доски угрожающе скрипели, и Ромул понял, что медлить нельзя.