Дорога в Рим - Кейн Бен - Страница 34

Вспомнив о Ромуле, девушка виновато нахмурилась: в последнее время она почти забыла о брате. Все эти годы она неизменно отказывалась верить в его смерть — и черпала силы в собственной убежденности, увенчавшейся той чудесной встречей в Александрии. Однако с тех пор никаких вестей о Ромуле не было: из-за гражданской войны легионы Цезаря не сидели на месте, получить о них сведения становилось все труднее. Начальники и командиры, с которыми говорили посыльные Фабиолы, не спешили с помощью: добывать продовольствие и снаряжение, вербовать новых солдат взамен убитых, готовиться к новым кампаниям Цезаря — дела поважнее, чем искать какого-то легионера в многотысячном войске. К тому же Ромул — имя не из редких, как издевательски заметил один центурион.

Теперь, вернувшись к римской жизни, Фабиола понимала, что увидеть брата ей доведется не прежде, чем кончится война и легионы Цезаря вернутся домой. Да и то если Ромул выживет. А выжить на войне не так просто… Девушку вновь захлестнуло чувство вины, тут же перешедшее чуть ли не в обиду: она ведь делала что могла! Молилась за Ромула каждый день, отряжала посланцев во все легионы армии — что делать, если они никого не нашли? Неужели ей нельзя хоть немного пожить в свое удовольствие? Она ведь не дева-весталка, в конце концов!

— Госпожа! — прервал ее думы голос Доцилозы.

— Сколько раз говорить — не зови меня госпожой!

— Прости! Старая привычка.

Доцилоза, одетая в плащ с капюшоном, явно куда-то собралась.

— Идешь повидаться с Сабиной?

— Можно? — робко улыбнулась служанка.

— Конечно! Когда хочешь! — Фабиола только радовалась счастью Доцилозы, обретшей наконец любимую дочь. Впрочем, к радости всегда примешивалась и печаль: каково было бы самой Фабиоле встретить родную мать после стольких лет? Теперь уж никогда не узнаешь… — Будь осторожнее. Как бы не встретить Сцеволу.

Доцилоза накинула капюшон. Как и все обитатели Лупанария, она привыкла мгновенно растворяться в толпе.

— Не волнуйся. Если на улице опасно — Веттий меня не выпустит.

Фабиола кивнула. Горькие мысли о Ромуле и желание видеть Антония нахлынули с новой силой — она даже не заметила, как вновь помрачнела.

Доцилоза не двинулась с места.

— Что с тобой? Ты в последние дни сама не своя.

— Нет, ничего, — выдавив улыбку, пробормотала Фабиола. Зачем бы вдруг Доцилозе интересоваться ее делами?

Служанка подняла бровь.

— Думаешь, я поверю?

— Слишком много забот, — призналась Фабиола. — Сцевола никак не отстанет. Лупанарий не приносит нужного дохода. А сундук с деньгами у меня не бездонный.

— С этими-то заботами мы по мере сил справляемся, — невозмутимо заметила служанка. — Тебя еще что-то гнетет, по глазам видно.

Фабиола поспешно опустила ресницы, желая только одного — чтобы служанка поскорее исчезла. От Доцилозы не скроешься, а про задуманное убийство Цезаря с ней разговаривать пока рано. И постыдных тайн теперь две — удовольствие от встреч с Антонием и обида из-за Ромула… Ей вдруг стало нестерпимо тяжело, захотелось хоть кому-то открыться.

— Я… — начала было она, взглянув на Доцилозу.

— Расскажи, — кивнула та. — Я выслушаю.

Надо все объяснить, мелькнуло в уме Фабиолы. Все до мелочей, она поймет — как тогда с Каррами. Память о том дне, когда Брут появился с документом, освобождающим девушку от рабства, до сих пор не угасла: именно Доцилоза тогда ее выслушала, успокоила и отправила к любовнику на свидание, которое оказалось важнейшим в жизни.

— Не дают покоя мысли о Цезаре, — начала она. — И о Ромуле. И…

Ее голос прервался, и служанка продолжила:

— О Марке Антонии?

Девушка кивнула, не в силах вынести осуждающий тон Доцилозы.

Продолжить разговор им, однако, не пришлось: в дверях показался посетитель — крепкий, высокий, в простом плаще и тунике, перетянутой ремнем с солдатским гладиусом в ножнах. Бросив через плечо несколько слов Веттию, он повернулся к Фабиоле — и при виде решительных голубых глаз, длинного прямого носа и шапки курчавых каштановых волос у нее дрогнуло сердце. Марк Антоний.

— Не ожидала? — Он отвесил полупоклон, на Фабиолу повеяло запахом вина.

— Антоний! Сюда-то зачем? Ты пьян! — прошипела девушка, едва владея собой: Йовина, только что заглянувшая на кухню, может в любой миг выскочить в коридор и при виде Антония старая карга обо всем догадается!

Фабиола схватила любовника за локоть и подтолкнула к дверям — Антоний не пошевелился.

— Ну, может, и выпил капельку, что такого? — заявил он, улыбаясь во весь рот.

Фабиола взяла себя в руки. Она уже знала о его пьянстве: Антоний, беззаботный вояка, мало заботился о репутации и частенько хаживал на политические заседания под хмельком — однажды его даже вырвало на виду у всего сената. А теперь, подогретый вином и осмелевший, он явился в Лупанарии посреди бела дня.

— Ты один? — спросила Фабиола.

— Конечно! — оскорбленно заявил он. — Ни ликторов, ни охраны! Даже колесницу оставил дома! Гляди! — Он продемонстрировал свою простую тунику. — Все ради тебя!

Девушка, смягчившись из-за таких жертв, погладила его по щеке: начальник конницы невероятно гордился колесницей, знаменитой еще по войне бриттами, и к тому же не упускал случая похвастать военной формой.

— Кто-нибудь заметил, как ты входил?

— Я закрыл лицо! — объявил он, торжественно приподнимая край капюшона. — Меня видел только привратник.

— Хорошо, — ответила Фабиола, которую его доводы не очень-то успокоили.

Даже в одиночку, без обычной толпы сопровождающих, он оставался слишком заметной фигурой. С другой стороны, Сцевола с подручными, который не мог не заметить начальника конницы, теперь остережется лишний раз нападать на Лупанарий. И все же визит таил в себе опасность; Антонию нельзя оставаться дольше, чем обычному посетителю, и выйти он должен незаметно. Иначе Бруту могут донести, что в Лупанарий зачастил начальник конницы, его давний враг.

Антоний скользнул глазами по ложбинке на груди Фабиолы, и девушку словно окатило горячей волной.

— Я тебя хочу, — шепнул любовник. — Немедленно.

Фабиола, сгорая от нетерпения, взглянула на Доцилозу, и та, поняв намек, тут же объявила:

— Пойду отыщу Йовину, хотела у нее кое-что спросить.

— Слава богам, — облегченно вздохнула Фабиола.

Теперь старуха не высунется. Что ни делай, Доцилоза остается верной служанкой, можно будет рассказать ей про Цезаря. А когда-нибудь вернется и Ромул. От Фабиолы ничего не зависит… Дальше ее мысли смешались: Антоний припал к губам долгим поцелуем, и Фабиола не сразу нашла в себе силы выскользнуть из его рук.

— Не здесь! — осуждающе выдохнула она. — Увидят!

— Тем лучше, — хрипло прорычал Антоний. — Пусть видит хоть весь Рим!

Фабиола, поморщившись, утянула его в первую же пустую комнату. Одежды торопливо летели на пол, руки жадно шарили по телу, кожа Фабиолы покрылась мурашками — Антоний уже целовал ее шею, ведя пальцами вдоль спины вниз, к ягодицам. На миг его рука замерла — и тут же двинулась вперед, к влажному лону Фабиолы. Девушка раздвинула бедра, палец любовника скользнул внутрь, губы приникли к ее соскам. Фабиола, которую не насыщали одни прикосновения, со стоном оторвалась от Антония и, вскочив на постель, уперлась в нее руками и коленями.

— Ну? — обернулась она к любовнику.

Антоний, рыча, метнулся за ней и с размаху вонзил в нее напряженный член.

— Боги всемогущие, — простонал он, бешено работая бедрами. — Как ты хороша!

Фабиола, отведя назад руку, притянула его ближе — одержимые желанием, они двигались все быстрее, забыв обо всем на свете, кроме охватившего их наслаждения. Фабиола полностью отдалась страсти: служа в Лупанарии, она испытывала удовлетворение лишь изредка, с молодыми и особо внимательными клиентами, секс с Брутом был по-домашнему милым, и только Антоний умел вызвать экстаз, который теперь угрожал захлестнуть ее всю без остатка. Она еще сильнее прижалась к любовнику.