Французское общество времен Филиппа-Августа - Люшер Ашиль - Страница 63

Этот человек не приемлет перемирий, заключаемых баронами, и насмехается над теми, кто живет в мире. «Они как плохой металл, — говорит он, — из которого, как ни переплавляй и ни обрабатывай его, ничего не сделаешь; даже шпора не заставит их пуститься вскачь или рысью». И в другом месте: «Я сломал о них больше тысячи стрекал, так и не заставив ни одного пойти галопом или рысью; среди них нет никого, кого можно было бы не спеша постричь, побрить или подковать на четыре копыта». «Они исполнены отваги, — пишет также трубадур, — с наступлением зимы, но теряют свою храбрость весной, когда приходит время действовать». Чтобы угодить Бертрану, бойне следовало бы длиться вечно; едва она прекращается, как он меланхолически пишет: «Достоинство и честь мертвы. Есть королевства, но нет больше королей; есть графства, но нет больше графов; существуют мощные замки, но нет у них владельцев. Еще можно увидеть прекрасных дам и красивые одежды, и хорошо причесанных людей; но где храбрецы из песен? Ричард — это лев, но король Филипп кажется мне ягненком».

Ричард Львиное Сердце и впрямь был во вкусе трубадура, но делать из Филиппа Августа ягненка, потому что он любил лишь войну, приносящую плоды — это уж слишком. Думается, провинция, где жил наш автор — Лимузен и соседние с Перигором и Ангумуа края — были тем уголком Франции, где феодалы были всего неспокойнее, сражались с большим ожесточением, как между собой, так и против своего сюзерена. Вековечный бич войны свирепствовал там с особой силой, а значит, воистину трудно заслужить одобрение Бертрана де Берна. Тем не менее в его стихотворениях упоение резней выражено далеко не самым кровожадным образом. Авторы некоторых жест, современники Филиппа Августа, по крайней мере в последних редакциях таких поэм, как поэма о Лотарингцах или о Жираре Руссильонском, сумели его превзойти. Их герои доходят до крайней степени жестокости. В «Песни о Гарене Лотарингском» герцог Бегон, вырвав собственными руками внутренности поверженного врага, бросает их в лицо Гийому Монклену со следующими словами: «На, вассал, бери сердце своего друга — можешь посолить его и изжарить». Да и сам Гарен пред нами разрывает тело Гийома де Бланкафлора: «Он вынул у него сердце, легкие и печень. Эрно, его товарищ, хватает сердце, разрубает на четыре куска, и оба они разбрасывают на дороге эти еще трепещущие клочья плоти». После битвы благородных пленников сохраняют, чтобы получить за них выкуп; но поскольку с пленников низшей категории — лучников, арбалетчиков, войсковой прислуги — взять нечего, их убивают или калечат, чтобы сделать непригодными к службе. «Песнь о Жираре Руссильонском» не оставляет никаких сомнений на сей счет: «Жирар со своими устраивают резню; они сохранили живыми 280 человек, владельцев замков, которых поделили между собой». И ниже: «Бургундцы коварны и жестоки. У нас нет ни сержанта, ни арбалетчика, которых они не лишили бы руки или ноги». Поэт, по-видимому, не одобряет подобные жестокости; но в жизни от них никто не воздерживается, даже король: «Клянусь головой, — говорит Карл Мартелл, — меня, Фульк, не заботят ваши слова, и я смеюсь над вашими угрозами. Какого бы рыцаря я ни захватил, я предам его позору и отрежу нос и уши. Если это сержант или купец, он лишится руки или ноги». Из другого отрывка мы узнаем, что в королевский дворец приезжает тридцать сержантов, все — изуродованные: «У каждого была отрублена нога или рука или выколот глаз. В таком виде они предстали перед королем и сказали ему: „Сир, это на твоей службе мы были так искалечены“».

Известна степень ценности исторических сведений, содержащихся в жестах. Даже в описании войны и рассказах о сражениях поэт не мог удержаться от того, чтобы не вводить детали, взятые целиком из области своей фантазии, или не искажать правду безмерными преувеличениями. Когда, к примеру, войска короля или знатных баронов сходятся в грандиозных сражениях, всеобщей свалке, битвах, где огромное множество людей — Сотни тысяч — выстраиваются рядами и режут друг другу горло, то понимаешь, что воображение далеко увлекло поэта. Ведь в исторической действительности, как показывают войны Капетингов и Плантагенетов, войско, напротив, малочисленно, крупномасштабные сражения, а не стычки, исключительно редки. Окончательной развязки, как правило, избегают, не осмеливаясь одолеть противника единым ударом; его хотят уничтожить лишь по частям, так как много чаще знать берет или отдает выкуп, чем убивает друг друга. То же относится и к геркулесовой силе героев поэм, где рыцари одним ударом меча отсекают руки, ноги и головы, разрезают противника надвое, с удивительной легкостью разрубая шлем, голову и грудь; и когда мы видим, с какой невероятной силой сопротивляются такие раненые — пронзенные, искалеченные, с разрубленным черепом удерживающиеся в седле и продолжающие сражаться как ни в чем не бывало — очевидно, что фантазия автора достигает здесь наивысшего предела.

Но при всех преувеличениях подобного рода эти рассказы о войнах и сражениях содержат, надо признать, множество подробностей, заимствованных из реальной жизни. Поэту не нужно изо всех сил напрягать воображение — достаточно посмотреть на происходящее вокруг него. То, что говорится о жестокости воинов, об истреблении бесполезных пленников, полностью подтверждается историческими документами. Сообщения о вырезании крестьян и об ужасающих опустошениях, совершаемых на вражеской земле, — самая что ни на есть истинная правда. Ибо война в ту эпоху — это прежде всего разрушение и грабеж. Задача состоит в том, чтобы причинить как можно больше ущерба противнику, сжигая деревни и уничтожая крестьян, являющихся его собственностью и источником дохода. Авторы жест лишь выводят на сцену то, что на каждой странице упоминают хронисты. Именно горожанин, монах и крестьянин расплачиваются за издержки феодальных войн. «Песнь о Жираре Руссильонском» в этом аспекте весьма поучительна. Один из героев поэмы, говоря о противнике, восклицает: «Он может пойти на нас, как вероломный трус. Он вырубит наши виноградники и деревья, разрушит наши стены и садки, уничтожит наши водоемы». И в другом месте: «Он видит, как более сильный наступает на него, вырубает его виноградники, выкорчевывает деревья, разоряет землю, превращая ее в пустыню; он видит, как приступом захватывают его замки, разрушают стены, засыпают колодцы, захватывают в плен или убивают его людей».

И вот в чем состоит победа предводителя одной из сторон: «До самого Беоля он не оставил в живых ни одного доброго рыцаря, не пощадил ни церковной казны, ни раки, ни кадила, ни креста, ни священного сосуда; все, что он отбирает, он отдает своим соратникам. Он так свиреп, что поднимает руку на человека только затем, чтобы убить, повесить или искалечить».

В «Песни о Лотарингцах» мы обнаруживаем еще более детальное описание прохождения войска по вражеской стране.

Трогаются в путь. Гонцы и поджигатели становятся впереди; за ними следуют фуражиры, собирающие добычу и везущие ее длинными обозами. Начинается полное смятение. Крестьяне, едва возвратившись в деревню, с громкими криками обращаются вспять; пастухи собирают скот и гонят его к соседнему лесу в надежде спасти. Поджигатели окружают деревни, где уже побывали, разграбив их, фуражиры; потерявшие голову жители сгорают заживо или же уводятся со связанными руками, присоединенные к добыче. Гремит набатный колокол, страх, постепенно распространяясь, охватывает всех. Видны сверкающие повсюду шлемы, развевающиеся штандарты, скачущие по равнине рыцари. Тут отбирают деньги, там уводят быков, ослов и стада. Валит дым, вздымается пламя, крестьяне и пастухи, обезумев, разбегаются в разные стороны.

Там, где проходят рыцари, не остается ничего: